Песнь слона - Лонгиер Барри Брукс - Страница 9

Паки осторожно взял ее на руки и прижал к себе.

– Вот увидишь, нам будет хорошо вместе.

Глава 5

Конкурс на лучшее название планеты, судя по всему, выиграл покойный директор цирка Джон О'Хара. Задыхаясь в объятом пламенем «Барабу», он дал ей имя Момус, в честь древнего божества смеха. Так и назвали планету – Момус.

Постепенно имена получили и другие вещи. Третий шаттл, в котором перевозили животных, приземлился рядом с большим озером, которое назвали Столовым. Вода, стекавшая с окружавших его гор, попадала в гигантскую впадину, которую назвали Великой топью. Озеро занимало часть этой впадины. Из юго-восточной части озера по каменистому руслу, пенясь, вытекал поток, который назвали Разлапистым Ручьем.

Металлические панели, снятые с шаттла, превратились в лопасти водяного колеса. Они были странной формы и чем-то напоминали огромные башмаки клоунов, на несколько размеров больше обычных. Отсюда и название – Разлапистый Ручей.

Водяное колесо приводило в движение металлическую арматуру, снятую с шаттла. На ней укрепили абразивные лопасти, которые пришлось позаимствовать со сверлильной установки технического отсека. Эти лопасти были способны искромсать все, что угодно, – даже невообразимо твердую обшивку шаттла. Ведь, чтобы прокладывать дороги, требуются инструменты. А для них, в свою очередь, необходим металл. И чтобы получить металл, пришлось пустить в расход третий шаттл.

Предполагалось, что дорога протянется от трех шаттлов, приземлившихся севернее третьего, через горы, мимо Столового озера к четырем машинам, совершившим посадку на берегу моря. Самым северным из шаттлов командовал Майк Айкона, завхоз. За самый южный ответственность нес Тарзак, бригадир. Дороги еще не было, но она уже получила название – дорога Тарзак-Айкона.

Старший пилот третьего шаттла Комета Хана Санаги сидела на вершине холма, наблюдая, как ее корабль исчезает буквально у нее на глазах. Она перевела взгляд вниз, прислушиваясь к визгу и лязгу корундовых ножей, кромсающих грузовые блоки на клинья, ножи, полозья. Теперь артисты занялись изготовлением лопат, топоров, совков. Слоны могли бы тащить за собой что-то вроде перевернутого экскаваторного ковша, двигаясь через горы по ущелью на север. Ручей, вытекавший из северной части Столового озера, водопадом срывался с высоты вниз, затем бежал, извиваясь, по каменистому дну ущелья. Отвесные стены ущелья позволяли проложить дорогу лишь по его верху – извилистую и неровную. По словам разведчиков, им предстоял немалый труд, чтобы через горы пробраться к долине, которую пассажиры трех других шаттлов назвали Изумрудной.

К юго-востоку, в направлении Тарзака, если верить разведчикам, тянулись густые заросли – придется прорубать путь, перекидывать мосты через реки и, может быть, даже осушать болота. Разлапистый Ручей тек до самого Тарзака, но судоходным был разве что в отдельных местах. А где-то посередине между шаттлом Мийры и шаттлом Тарзака вообще срывался водопадом с высокого утеса. Здесь предстояло постараться.

Комета вновь перевела взгляд на корабль. Прошло восемь лет с того момента, как она ушла с орбитального дока компании «Арнхайм и Бун». Третий шаттл стал ее родным домом, смыслом всей ее жизни. Комета поморщилась, увидев, как с ее любимого корабля слетел очередной лист огнеупорной обшивки. Она старалась не обращать внимания на ликующие возгласы тех, кто сейчас с таким усердием «раздевал» ее любимца. Первые пилы уже вовсю работали – валили деревья, распиливали их на доски, которые затем грузили на повозки, запряженные першеронами.

Колесники третьего шаттла поработали на славу. Повозки катились на деревянных колесах с металлическими ободами. Разумеется, металл пришлось позаимствовать все с того же шаттла.

Комета поднялась с травы, отвернулась от своего шаттла, переведя взгляд на гладь Столового озера, на зелень болота и буйные заросли на другой стороне. Поговаривали, что Вако-Вако взял коробку с яйцами и ушел с ними куда-то. Наутро оказалось, что заполненные водой следы ведут к озеру. Отряд, который отправили на поиски Вако, дошел по ним до густых непролазных зарослей, в которых они терялись.

Комета окинула взглядом джунгли, пытаясь догадаться, что заставило Вако уйти туда и что он там нашел. Но мысли ее заглушил пронзительный лязг пилы, врезавшейся в неподдающийся металл.

Позади послышались шаги, но Комета не стала оборачиваться.

– Комета. – Голос принадлежал главному дрессировщику.

– Что тебе, Пони?

– Нам нужна помощь, чтобы расколоть на части карусель. Комета медленно покачала головой:– Только не я, Пони. Обратись к Голливуду, он ведь главный инженер. Он поможет тебе – разденет корабль так, что от того останутся одни лишь воспоминания.

Рыжий Пони какое-то время разглядывал ее спину.

– Чем больше людей, тем лучше.

– Только не я. – Комета обернулась и посмотрела ему в глаза. – Пони, целых восемь лет я добросовестно делала то, зачем пришла в цирк – возила ваш зверинец по космическим дорогам. Теперь я осталась без работы.

– Комета, мы тут все едем в телеге. Будем прокладывать дорогу…

Комета опять посмотрела в буйные заросли.

– Чего я только не насмотрелась за эти годы – и потасовки до крови, и порванный в клочья ураганом купол цирка, и даже тюремные стены. – Комета провела ребром ладони по горлу. – Все, с меня хватит, я сыта этим по горло, я устала наблюдать, как горстка упрямых идиотов делает вид, будто ничего не происходит. Если вам надо раскромсать шаттл на куски – валяйте, только поищите себе в помощники другую дурочку.

Главный дрессировщик собрался сочувственно погладить ее по плечу, но Комета отшатнулась и быстро зашагала в сторону озера. Рыжий Пони Мийра что-то крикнул ей вслед, но его слова заглушили лязг и скрежет пилы.

Комета бросилась бежать. Оказавшись у озера, она прибавила скорости. Она неслась все быстрей и быстрей, подгоняемая резким скрежетом металла о металл. Наконец ей стало тяжело дышать, бешеный стук сердца в груди и боль в ногах заслонили от нее весь остальной мир. Не сбавляя скорости, Комета устремилась к мелководью, которое вело к проходу в Змеиной горе и тянулось куда-то дальше. Она бежала, пока лучи заходящего солнца не омыли ей лицо; кровь бешено колотилась в висках, разрывая череп изнутри.

Почти весь технический персонал, отвечавший за состояние корабля и его десяти шаттлов, погиб – люди сгорели вместе с «Барабу» в верхних слоях атмосферы. Саботаж. Хитро продуманный и спланированный. Лучшего способа избавиться от космического цирка вряд ли можно было придумать. Тело Карла Арнхайма, бывшего владельца космической верфи, нашли в одном из уцелевших отсеков – обугленное как полено.

– Ну почему? – крикнула она, глядя на заходящее солнце.

Вскоре силы оставили ее, и Комета рухнула на песок. «Ну почему?» – всхлипывала она, прижимаясь горячей щекой к влажному, прохладному песку.

Когда Комета открыла глаза, было уже темно. Она села и посмотрела на небо, усыпанное мириадами звезд. Все кончено, ей больше не колесить по космическим дорогам; в ее жизни больше не будет цирка, не будет огней, рукоплесканий…

Превозмогая боль, Комета заставила себя подняться на ноги – все тело ныло, но это даже к лучшему. Безмятежная гладь озера отражала мерцающий свет звезд, и Комете показалось, будто она стоит на краю вселенной. Узкая темная полоса между звездами на небе и звездами в озере напоминала ей, что совсем рядом густые заросли. Комета обернулась в сторону третьего шаттла, но увидела лишь слабые отблески костров вокруг него. Она вновь повернулась к узкой темной полосе и бросилась бегом вдоль озера. До восхода солнца ей надо быть в самой чащобе.

На краю леса темные существа заметили, что к ним стремительно приближается неизвестное крошечное создание, и поспешили уползти в топкую грязь. События последних нескольких дней нарушили благостную умиротворенность места их обитания. Правда, какое им до этого дело – они с шипением удалились в теплую, прелую топь, их родной дом.