Телохранители для апостола - Шахов Максим Анатольевич - Страница 8

Андрея как ветром сдуло с места. Он подскочил, коротко и почти незаметно для окружающих ударил костяшками пальцев по бицепсу правой руки мужчины, которая цепко держала руку незнакомки. Рука дебошира моментально разомкнулась, а девушка отшатнулась, быстро глянув на Андрея.

Нет, таких уродов учить надо сразу и конкретно. Демичев с наслаждением схватил мужчину за отворот пиджака и коротко ударил прямым в бровь. Мужчина отлетел, свалив по пути пару кресел, и грохнулся прямо перед эстрадой. Музыка мгновенно прекратилась, а в зале послышался шум отодвигаемой мебели и гул голосов. К счастью, тело упало в проход между столами и ущерба ресторан не понес.

Выйдя из-за столов, Андрей потряс правой кистью, восстанавливая кровообращение, и встал так, что его ботинки почти уперлись в губы лежавшего человека.

– Слушай ты, – громко сказал Демичев. – Ты ничего в самолете не понял? Я тебе плохо объяснил? Ты, морда полууголовная! Ты жрешь водку, вот и жри ее. А к людям приставать со своими дурацкими выходками я тебе не позволю! Понял?

– Ты кто такой? – спросил пьяный, стараясь вытереть тыльной стороной ладони кровь с лица. – Да ты понял, кого ударил?

– Я тебя, урода, в землю втопчу, – пообещал Андрей. – Ты там каких-то недоносков нанял? С ними я разобрался, теперь твоя очередь…

Мужик вдруг, не вставая с пола, ухватил Андрея за одну ногу и попытался свалить его таким образом. Демичев брезгливо скривился, нагнулся и коротко ударил пьяного в ухо. Потом, отодрав его руки от своих брюк, взял его за воротник пиджака и дважды смачно ударил лицом об пол. При каждом ударе на полу оставалось кровавое пятно.

– Не позорь родину, – приговаривал Андрей, – не позорь!

Когда полицейские вошли в зал ресторана, там уже почти никого из посетителей не было. Андрей даже не заметил, когда и куда ушла прекрасная незнакомка. Почему-то на душе было гадко. Хотел в ее глазах подняться, заступиться, а тут нашло что-то. Получилась обычная пьяная драка. Двое русских, как всегда, подрались, и оба опозорили родину.

Пришлось признаться самому себе, что этот пьяный урод был только поводом подраться, он нанес оскорбление лично Андрею. И никакие девушки и патриотические чувства тут ни при чем. Расслабился майор, почувствовал себя не на работе, а туристом. Вот и получи.

В машину Демичев сел без всякого сопротивления. Было стыдно за себя, за то, что потерял контроль над собой, поддался эмоциям и устроил не менее безобразный дебош в ресторане, чем тот пьяница в самолете.

* * *

На одной из пыльных дорог Сирии неподалеку от границы с Ираком встретились две группы машин. Неприметные, серые от пыли внедорожники съехали с дороги в пустыню и остановились в полукилометре от шоссе, растянувшись в цепь друг против друга. Несколько человек выскочили из машин, открыли задние дверцы и принялись вытаскивать складные столики, кресла, ящики с напитками и коробки с фруктами. Двое мужчин неторопливо отделились и пошли навстречу друг другу. Оба среднего роста, средних лет, до черноты загорелые под южным солнцем или просто смуглые. Оба в дорогих летних костюмах и черных очках. По паре телохранителей с автоматами следовали настороженно следом.

– Рад приветствовать тебя, дорогой Абу Нидаль! – проговорил один чубастый мужчина с густыми усами.

– И я рад тебя приветствовать, Або, – ответил второй араб, красивый молодой мужчина с высоким, с залысинами, лбом. – Ты слишком насторожен. Чего ты боишься в Сирии, где тебя поддерживают, знают и любят? Волноваться должен я, спокойно я себя чувствую только в Багдаде.

Мужчины уселись в легкие плетеные кресла под установленным для них широким зонтиком и сняли темные очки.

– Хочу предупредить тебя, по старой дружбе, Абу Нидаль. Много слухов ходит по земле, многие превратно истолковывают твое изречение, что ты злой дух западных спецслужб. Я всегда тебе верил, я всегда считал тебя именно отцом борьбы [3] .

– Я никому не должен предоставлять отчета, Або, только Аллаху. Мои враги вольны говорить все, что им угодно. Моя борьба – это моя борьба.

– Вот это и отталкивает от тебя товарищей по борьбе под зеленым знаменем пророка.

– Что ты хочешь, Або?

– Я хотел предупредить тебя, Абу Нидаль, что ты не можешь поступить иначе. Призыв один для всех, кто посвятил себе борьбе с неверными, кто хочет единого исламского мира на планете, кто хочет…

– Значит, ты пришел ко мне как чужой эмиссар? Я всегда считал тебя, Або, соратником по борьбе, членом моей организации.

– Те, кто держит знамя пророка, верят тебе, Абу Нидаль, любят тебя, как брата. Ты должен пойти вместе с нами.

– Жаль, Або! – поднялся из кресла Абу Нидаль. – Жаль, что мы раскололись, жаль, что мы идем разными путями. Но у меня свои убеждения. Ты просил приехать, я приехал. Я услышал тебя.

– Что мне передать… хозяину?

– Вот как? Я полагал, что ты служишь только Аллаху! Что ж, передай, что у меня своя борьба.

Высоко подняв голову, как будто он всматривался в далекие облака, Абу Нидаль пошел к машине. Або, не вставая, смотрел ему в спину. И было непонятно, что выражают его глаза. Спустя несколько минут, когда Абу Нидаль уехал, Або, наконец, вытащил аппарат спутниковой связи и сказал только одну короткую фразу:

– Он отказался…

Столик, кресла и полосатый большой пляжный зонт так и остались посреди сирийской пустыни. Машины разделились. И только черный пыльный внедорожник Або мчался по шоссе в сторону старинного города Дейр-эз-Зор на берегу мутного Евфрата. Проехав соляные копи, машина остановилась возле небольшого кемпинга у остатков старых казарм, которые напоминали о французской оккупации в двадцатых годах прошлого века.

Выйдя из машины, Або снял пиджак и бросил его в кабину. Небрежно содрал с лица приклеенные усы и вытер губу платком. Взбежав по ступеням под большой навес, где под потолком вяло крутились лопасти большого вентилятора, он опустился в кресло и ослабил узел галстука. Смуглый юноша в фартуке принял заказ и убежал за стойку. Або откинулся на спинку кресла и стал смотреть на воду древней реки.

На столе уже дымился кофе, а Або все смотрел куда-то вдаль. Из состояния глубокой задумчивости его вывел звук мотора подъехавшего автомобиля. Открылась дверь, и на землю спустился грузный человек в темных очках и национальном арабском одеянии: длинный белый дишдаш, на голове большой платок с рисунком в ромбик – кюйфия.

– Закхей! – Або вскочил на ноги, и они обнялись с сирийцем. – Рад тебя видеть.

– Ты выглядишь усталым, – покачал головой сириец, – но я знаю, что Аллах отблагодарит тебя за твои труды. Придет день, и мы сокрушим христианский мир, мир неверных с их ложной религией.

– Он придет очень скоро, уважаемый Закхей. Ты принес мне долгожданную весть?

– Да, мы с тобой, дорогой друг. Руководство «Партии Аллаха» [4] приняло решение участвовать в подготовке этой акции. Это мудро – одним ударом обезглавить все христианские конфессии, а заодно подать урок мусульманам, которые предают священные заветы пророка Мухаммеда. Есть сведения о том, когда состоится эта конференция в Ватикане?

– Пока нет, идет подготовка, консультации. Возможно, что они что-то почувствовали, а может, это элементарные меры предосторожности. По крайней мере, папская жандармерия в Ватикане переведена на усиленный режим службы.

– Это плохо! Если подключатся спецслужбы ведущих мировых держав, то все наши планы нарушатся. И будут большие потери!

– Но не напрасные жертвы! – горячо воскликнул Або. – Это наша борьба, наше служение Аллаху, строительство нового мира. Ни одна борьба не обходится без жертв, но это священная война, и все погибшие на ней…

– Да-да, конечно, – с улыбкой перебил собеседника сириец. – Мы не остановимся ни перед чем.

* * *

Спектакль в Венской опере сегодня закончился позже обычного. После окончания зрители долго не отпускали Герхарда Шеперда, молодого оперного тенора. Сегодня был его дебют, и сегодня же молодому вокалисту исполнялось тридцать лет. Под требовательные овации зрителей артисту пришлось исполнить еще несколько арий из известных оперных произведений.