Жертва - Антоновская Анна Арнольдовна - Страница 23

Царь повернул к воротам, а за ним, как тень, – девять братьев Херхеулидзе. И как только конь Луарсаба застучал серебряными подковами по Сеид-Абадскому мосту, тут с криками: «Царь едет» – со всех сторон сбежалась толпа, теснясь на узкой уличке.

Увлекая за собой толпу, Керим напрасно стремился выскользнуть из ворот Тбилиси и проследить, в каком направлении последует царский выезд. Рослые стражники по приказу Баака оттеснили толпу, и ни один человек не смог прорваться за ворота Тбилиси.

Едва выехали на ганджинскую дорогу и повернули к крцанисским садам, Баака личной охраной окружил тесным кольцом Луарсаба, Шадимана и царскую свиту. Второе кольцо замкнул азнаур Гуния с тваладской сотней на черных конях, и третье кольцо замыкал азнаур Асламаз с тваладской сотней на белых конях. За этими тремя кольцами вооруженных дружинников следовали Баграт, Симон, светлейшие князья и молодые царевичи со своими свитами и дружинниками.

По обочинам дороги тянулись цепью царские дружинники, словно конвоируя светлевших и несветлейших князей.

Зыбкий розовый туман плыл над вершинами Соганлугских гор. Вдали на отлогах, точно волны, колыхалось желтое руно. Это перегонялась на сочные пастбища высот Ялгуджи царская баранта. И в настороженной утренней тишине глухо разносились окрики чабанов, озабоченные, гортанные: «О-да! Чар-за-цо-о!!». А над ущельем, прижавшись к каменным бокам Хатис-Телетских высот, одиноко белела дряхлая церковка.

На вершинах высились сливающиеся с серыми скалами остроконечные замки и древние монастыри. А внизу к подножию гор прижимались ветхими домиками царские и княжеские деревни: Мтелети, Кумиси, Хатис-Телети. Они притаенно молчали. Народ ушел на запашку. Только кое-где из прокопченных отверстий в плоских крышах тянулся медленный дымок. У дороги на покосившихся плетнях сушилось цветное тряпье, черный петух беспокойно метался по крыше буйволятника. Размахивая пучками полевых цветов, к дороге бежали оборванные дети с засохшей на ногах грязью. У низеньких дверей словно застыли старухи с прялками. Около опрокинутой арбы уныло лежало колесо, и на почерневшем шесте торчал белый оскалившийся череп.

Луарсабу показалось, что череп издали подмигивает ему.

Дорога круто поднялась на Шавнабада – «Черную бурку» – пик, густо заросший развесистыми деревьями.

Здесь остановились на первый привал. Пока разбивали шатры, прогуливали коней, оживленно приготовляли еду, Луарсаб, с наслаждением вдыхая свежий воздух, забрался на верхний уступ Шавнабада. За ним неотступно вскарабкались девять братьев Херхеулидзе.

Луарсаб расстегнул ворот, сбросил папаху и растянулся на ворохе багряных листьев. Сощурившись, он смотрел на прозрачную синеву. Колыхнулась ветка, и, блеснув розоватыми крыльями, красная птичка с тревожным криком пронеслась над головой Луарсаба. «Тэкле!» – подумал он и, невольно поднявшись, стал следить за улетающей птичкой. Ничем не нарушаемое торжественное безмолвие наполняло ущелье. Между горами в серебристом тумане лежали долины, словно разостланные пестрые ковры. И в отдаленной синеве Картли, опоясанные черными тучами, в суровом молчании застыли, нахлобучив белоснежные башлыки, снеговые исполины Кавказа.

Солнце подходило к зениту, когда затрубил призывный рог. Вскоре по лощине снова застучали копыта коней.

Где-то в третьем кольце дружинник затянул любимую песню тваладцев. И молодые голоса задорно подхватили веселый напев:

Раскатистый смех огласил лощину.

Среди шуток и песен не заметили, как подъехали к деревне Кода, владению Реваза Орбелиани. Царь вдруг нахмурился и, стегнув коня, проскакал мимо.

Уже мягкий туман спустился с гор, когда показалась Марабда, владение Шадимана. Усталые кони, почувствовав запах жилья, весело замотали головой, убыстряя рысь.

Шадиман в изысканных выражениях просил царя остановиться на ночлег в его замке. Но Баака решительно запротестовал, – разве князь не знает, что посещение царем княжеских замков невозможно без тройной просьбы, а Шадиман ни словом не обмолвился в Метехи о приглашении.

Не нарушая власти начальника охраны, Луарсаб первый поскакал вперед к марабдинским полям, где разбили шатры на короткий ночлег.

Едва забрезжила заря, как отдохнувшие кони с шумом стали переправляться через речку Алгети. Всадники, стоя на седлах, подбадривали коней криками и взмахами нагаек.

К вечеру отряды достигли Марнеули, конечного пункта Картлийского царства. Здесь, на покатой вершине Ломта – Львиная гора – были разбиты шатры.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

– Отодвинув пяльцы, Тэкле грустно погладила лиловый шелковый платок, предназначенный Луарсабу. Безотчетная печаль все больше охватывала ее. Непривычная тишина замка пугала своей настороженностью. Она велела петь прислужницам веселые песни.

Потом позвала старшего дружинника Датико и почему-то долго расспрашивала о его семье. Она ловила себя на мысли: «Невнимательно слушаю!» – и, заглаживая вину, подарила взволнованному Датико для его матери атласную шаль, затканную васильками. Потом расплела черные косы и не заметила, как Вардиси вновь их заплела. Она не дотронулась до принесенных яств и не прикоснулась к золотой чаше с белым вином. Не помогли уговоры Вардиси. Царица решила до утра не прикасаться к еде, дабы молитва ее была угоднее богу. Ее утомил даже короткий разговор с Кайхосро и молодым Газнели.

Она подходила к узкому окну и с надеждой смотрела вниз. Но конь Луарсаба не стучал копытами по метехскому мосту.