Жертва - Антоновская Анна Арнольдовна - Страница 10

Эти богатые одежды, расшитые золотом и украшенные камнями, это дорогое оружие из дамасской стали в мозаичных и золототканных ножнах, эти шелковые тюрбаны с развевающимися султанами прислал им шах Аббас за отвагу при взятии Багдада.

Они вспомнили свой первый пир в Метехском замке, на который пришли юными азнаурами в одеждах, подаренных царем Георгием за воинскую храбрость у Триалетских вершин. В те времена скромные азнаурские одежды казались им ослепительной роскошью.

Тогда они были неизвестными азнаурами, охваченными буйным желанием одерживать победы над врагами родной Картли.

Там, за далекими кряжами гор, оставлено близкое сердцу Носте, шумная Ностури, где они купались детьми, крутые улочки, где их поджидали красивые девушки, мост, где их кони оставляли твердые следы копыт, аспарези, где на веселых базарах они восхищали приезжих молодой удалью, вершины ностевских гор, где они оставили свою юность.

А сейчас над ними бирюзовый купол исфаханского неба, они знатные начальники, богато одаренные грозным шахом, их дома наполнены керманшахскими коврами и арабской мебелью, но у Матарса вместо левого глаза черная повязка, у Элизбара отсечено ухо, багровый шрам перерезал лоб Ростома, Даутбек уже угрюмо смотрит из-под нависших бровей, у жизнерадостного Дато появилась настороженность, а у Димитрия над крутым лбом свисает белая прядь.

Томительная тоска по родине сурово легла на лица ностевцев. И сознание, что там, в Картли, кони феодалов топчут земли, добытые кровью азнауров, и звон цепей рабов заглушил песни Грузии, наполняет сердца «барсов» бессильной яростью.

Вот почему сегодня, отправляясь в Давлет-ханэ на шахский пир, они с особенным нетерпением ждут Саакадзе, удостоенного утром беседы шаха.

Что скажет Георгий, друг и полководец? Скоро ли затрубят призывные рога? Скоро ли соскучившиеся кони повернут на картлийскую дорогу? Скоро ли грузинское солнце сгонит тоску с лиц ностевцев?

Папуна с любовью обвел взглядом взволнованные лица друзей. Скромная грузинская чоха, неизменно сопутствующая Папуна в изгнании, несмотря на упреки Саакадзе и на увещевания «барсов», резко выделялась среди блестящих персидских одеяний. Но проницательный шах Аббас, умеющий разгадывать людей, многое прощал Папуна, как прощал и Хорешани…

Десять базарных дней Папуна вместе с Ростомом пропадали на шахском майдане. Предлог был подходящий – прибыл караван тбилисских купцов с амкарскими изделиями. Конечно, грузинам тоже было интересно закупить любимые вещи из своей страны. Они целыми днями торговались, выбирали, взвешивали, спорили. Купленное грузили на осликов и отсылали с многочисленными слугами по домам «барсов». Потом в каве-ханэ запивали сделки черным кофе и шумно бросали игральные кости.

Папуна и Ростом не только громко торговались с тбилисцами, но и тихо шептались…

Несмотря на восемнадцатидневный караванный путь, разделяющий Тбилиси и Исфахан, эта прочная связь с амкарами давала возможность Саакадзе держать в своих руках нити интриг Метехи и княжеских замков.

Сегодня Папуна и Ростом свободны. Утром караван ушел обратно в Тбилиси. У азнауров распухли головы от торгового разговора, мелькания аршина и стука весов. Нелегкое дело десять дней грузить на себя, как на ишаков, батманы вестей из Тбилиси и разгружать их ночью в грузинской комнате Георгия.

Но Папуна на этот раз выиграл. Он, ссылаясь на усталость, наотрез отказался от вечернего шахского пира и решил, растянувшись на тахте, предаться излюбленным рассуждениям: почему человеку так много надо?

Папуна оглядел мрачных «барсов» и стал было рассказывать, как Иван Хохлов и Накрачеев беспокойными глазами следили за ссыпкой в мешки зерна для Астрахани, но, видя полное равнодушие «барсов» к этому событию, решил развеселить друзей испытанным средством.

– Э, «барсы», все же придется вам оказать дружескую услугу Ревазу.

Ростом равнодушно задымил кальяном:

– Похитить Астан из Картли?

– Почему Астан? Он мечтает похитить из Индии алмаз кровожадной богини Кали.

Элизбар махнул рукой:

– На что ему еще алмаз?

Папуна притворно взволновался:

– Как на что? Тюрбан придавить к голове, а то все на ухо съезжает.

– Для его башки и в Исфахане полтора кирпича найдется, – обрадовался предлогу излить свой никогда не угасающий гнев Димитрий.

Папуна притворно вздохнул:

– Реваз не согласился, придется за алмазом в Индию прыгать.

– Уже раз прыгали, зачем там не напомнил? – удивился простодушный Гиви.

«Барсы» рассмеялись.

– Я напомнил, дорогой Гиви, только Реваз заупрямился, он тогда свои тридцать пять лет вином запивал… Э, друзья, напрасно жизнью недовольны, человек сам виноват в непоправимой глупости, за жадность наказан: когда бог распределял долготу жизни, то дал человеку только тридцать лет, ишаку сорок, а свинье шестьдесят. Человек не подумал и уговорил бога отнять для него у ишака двадцать лет, еще больше не подумал и стал надоедать богу, пока бог не отдал ему сорок лет свиньи, от которых умная свинья сама отказалась. И знайте, – пусть человек живет хоть сто лет, по-человечески он живет только тридцать, остальные двадцать, как ишак, и сорок, как свинья. У Реваза сейчас как раз ишачий возраст.

Георгий изумленно остановился, казалось, он переступил порог своего ностевского замка, – так безудержно хохотали «барсы».

Димитрий оборвал смех:

– Что сказал шах? Долго еще будем здесь поганить шашки?

Георгий небрежно бросил на тахту папаху.

– Шах-ин-шах будет ждать известий от Нугзара и Зураба. И еще… вместе с грамотой о милостивом расположении Нугзар передаст Луарсабу желание шаха женить Теймураза на Натии.

Димитрий вскочил:

– Натиа – двоюродная сестра Теймураза! Полторы обезьяны им на закуску! Что, этот перс шутит?

– Не перс, а великий шах Аббас, запомни это, Димитрий.

Димитрий нервно откинул со лба белую прядь.

– А разрешение церкви?!

– Церковь не разрешит, – хмуро бросил Даутбек.

Саакадзе рассмеялся: шах рассчитывает на быстрый отказ Луарсаба. В этом случае оскорбленный шах пойдет войной на картлийского царя.

Саакадзе не сказал «барсам», что мысль о сватовстве он сам подсказал шаху. Не сражаться же ему с турками еще пять лет за Иран.

«Барсы» угрюмо молчали. В углу сердито бурлил кальян Ростома.

Дато сел рядом с Саакадзе.

– Георгий, какими словами ответил Теймураз шаху?

– И словами и слезами молил не принуждать идти против закона церкви, – усмехнулся Саакадзе. – Шах напомнил царю о более снисходительном законе Магомета.

– Лишь бы церковь отказала, – взволновался Элизбар. Только надежда на скорое возвращение сдерживала его тоску и желание тайно перейти грузинскую границу и хоть на один час увидеть Носте.

Саакадзе подбадривал «барсов», обещая скорое возвращение на родину.

Даутбек с сомнением покачал головой: шах не доверял кизилбашам и, конечно, не доверяет и картлийским азнаурам.

Саакадзе улыбнулся: недоверие к кизилбашам и рождает надежду на скорый отъезд азнауров в Картли.

– Если шах Аббас не доверяет своей родовой знати, то будет ли доверять грузинским аристократам? Шах Аббас знает враждебное отношение Шадимана к Ирану. Знает тесную связь Шадимана с турецким везиром и тяготение к Стамбулу влиятельных князей, приверженцев князя Шадимана. Другие князья тяготеют к Русии и ведут переговоры с послами русийского царя. Но мы не стремились к Турции и не кланялись русийскому царю.

Правда, мы не тяготели и к Ирану, но это нам удалось скрыть от шаха. Шах Аббас, желая привести Кахети и Картли к вассальной зависимости, конечно, будет поддерживать азнауров, за которым пойдет народ. Другой силы у шаха в Картли нет. Мы бесконечными победами доказали преданность «льву Ирана», и кого спустить на непокорных картлийских князей, как не «диких барсов»? Знайте, друзья, истребив князей с помощью шаха, мы объединим Картли и Кахети под скипетром одного царя. Настанет время, возродится союз азнауров, тогда создадим единое войско и избавимся от ненужной опеки.