Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Заклятые пирамиды - Орлов Антон - Страница 5


5
Изменить размер шрифта:

Бугор и Труш остались в Хленаункосе. Как заметил Бугор, «у нас на рожах написано, что мы битые нелегалы, а вы парни молодые, за цивильных сойдете». Пока старшие товарищи за четверых шпатлевали рассохшийся пол на первом этаже хозяйского коттеджа, Рухлян и Сабен отправились поглядеть в натуре на пацана, которого предстояло ликвиднуть. Трехмерную видуху про него грымза уже показывала, но это по-любому не то что живое впечатление.

Эдвин Мангериани ошивался неподалеку от своего колледжа, на затененной пешеходной улочке с лестницей в несколько маршей и каменными шарами на парапетах. Похоже, кого-то поджидал. Показушно грациозный, чуть выше среднего роста, с умеренно накачанными бицепсами-трицепсами. Стройный, но не тощий. Загорелый, но не дочерна. Лицо перечеркнуто зеркальной полоской солнцезащитных очков. Длинные волосы вразнобой выкрашены, как у бесстыжей девки – все оттенки пурпурного цвета.

Сабену, который топтался у подножия лестницы под часовым табло, подумалось, что, отмочи он такой же номер со своей шевелюрой, его старая бабка, оставшаяся на Беоре, тоже захотела бы его убить. Чтоб неповадно было позорить честь рода.

Эдвин был в черной сетчатой футболке и брюках из серебристой термоотражающей ткани. На плече спортивная сумка в тон одежде. Он устроился на парапете рядом с гранитным шаром и напоминал персонажа аниме. Сабену еще пришло в голову, что он нарочно старается быть похожим на крутого мультяшного красавчика.

Рухлян то поднимался, то спускался по лестнице и вовсю притворялся, будто снимает на камеру достопримечательные старинные дома с поблекшими мозаиками на фасадах. Он выглядел увлеченным и придурковатым – нипочем не скажешь, что это не турист, а гастарбай.

Дети, хлынувшие по лестнице вопящей толпой, чуть не сбили его с ног. Уроки в школе закончились.

Когда этот калейдоскопический ураган промчался мимо, Эдвин встал и окликнул:

– Мар, привет!

Девочка лет одиннадцати-двенадцати, из тех, кто спускался позади всех, остановилась.

– Эд, это ты? У тебя же были другие волосы…

– Так и думал, что не узнаешь. Позавчера перекрасил.

– Я тебя почему-то не вижу, – ее голос прозвучал растерянно.

– Значит, получилось. Я закрылся. Вычитал об этом и решил попробовать.

И Сабен, и Рухлян поняли, что ни черта не понимают. Эдвин и Мар болтали на интерлинге, ни одного незнакомого слова, но общий смысл ставил соглядатаев в тупик. Это как же девчонка «не видит» собеседника, если она не слепая и в упор на него смотрит? Или, может, у них игра такая? У подростков иногда бывают довольно странные игры.

– Куда собираешься?

– Просто хочу погулять, а то меня скоро опять в больницу положат.

– Составлю компанию, не возражаешь? Должен же у тебя быть хоть один живой провожатый…

Это, видимо, тоже было частью какой-то непонятной игры.

– Не говори так! – сердито произнесла Мар.

– Прошу прощения, – Эдвин отвесил легкий театральный поклон в сторону, словно на самом деле их там стояло не двое, а трое.

– Вот дождешься, что он даст тебе по шее.

– Вряд ли. Он мне навешает, если я попробую сделать тебе что-нибудь плохое, а такого никогда не будет. Куда пойдем?

Тоненькая Мар едва доставала Эдвину до плеча. Ее вьющиеся темно-рыжие волосы были заплетены и уложены венком вокруг головы, открывая шею-стебелек. Сабен сразу понял, что Мар, в отличие от юного поганца Мангериани, хорошая девочка – десять против одного, что прилежно учится, не дерзит старшим и не позорит семью своим поведением. Скверно, что за ней никто не присматривает. В большом городе на кого только ни нарвешься – здесь и местные самого разного пошиба, и туристы со всех концов Галактики, и нелегалы… Наверняка у нее есть с собой автоспутник, который в случае чего просигналит, но все равно зря ее отпускают одну. Да еще этот крашеный паршивец в компанию набился.

Изобразив «случайную встречу двух приятелей», Рухлян и Сабен потянулись за ними, прислушиваясь к разговору.

– Пойдем в кафе-мороженое, которое за магазином сувениров?

– Тебе же нельзя.

– А мы сделаем вид, что можно, и ты закажешь мне мороженое, а потом мне будто бы самой расхочется его есть, и я отдам свою порцию тебе, ладно? Пусть хоть понарошку побудет так, словно я такая же, как все.

– Только ничего там не пробуй, чтобы плохо не стало.

– Да я ведь уже не маленькая, – Мар вздохнула. – Иногда хочется хотя бы поиграть в то, что мне тоже все можно, понимаешь?

– Еще как, – отозвался Эдвин. – Мне вот иногда хочется поиграть в то, что кое-кто из окружающих нормально ко мне относится. Твой отец, например. Что я ему сделал?

– Не знаю. Разве папа тебе что-то сказал?

– Не сказал. Но он никогда мне не улыбается, как другим. И смотрит так, как будто я бомба, которая каждую секунду может рвануть. Словно он на работе, а я преступник, которого надо обезвредить. Такое впечатление, что он все время ждет от меня непонятно чего. Можешь представить, каково это – жить, когда на тебя так смотрят?

– Я не знаю, в чем дело. Он не объясняет.

– А ты разве спрашивала?

– Да, – помолчав, призналась Мар.

– Ясно, от тебя же ничего не утаишь. Даже странно, что он до сих пор не запретил тебе со мной общаться.

– Он же знает, что ты мне ничего плохого не сделаешь и что в школе ты проучил тех, которые вначале меня дразнили.

– Ага, и все равно смотрит почти как на врага. На вербальный язык такой взгляд можно перевести «ты-жив-до-тех-пор-пока-ничего-не-выкинул». Что он против меня имеет?

– Я не в курсе, честно, – отозвалась девочка. – Давай о чем-нибудь другом…

Кафе окружали искусственные сугробы. Вдоль тротуара были посажены ракуны – здешние пальмы с длинными перистыми листьями, зелеными или серебристо-сизыми, их тени падали на сверкающий на солнце «снег», неотличимый от настоящего.

Гастарбаи, косящие под туристов, тоже зашли в кафе. Тут подавали мороженое в литых шоколадных вазочках, кофе глясе и фруктовые коктейли в фужерах с соломинками. А пива не было: забегаловка оказалась позорно безалкогольная.

– Ты ешь и пей, – попросила Мар своего приятеля. – А мне будто бы тоже все можно, только не хочется.

Они уселись в углу маленького зала. Сквозь льдисто-голубое окно, перетекающее со стены на потолок, на их столик падали блики фальшиво морозного сияния.

– Вот поправишься, и тогда мы с тобой настоящий набег сюда устроим.

– Эд, я никогда не поправлюсь, – в ее голосе даже грусти не было, только понимание того, что ничего не изменишь. – Мне об этом не говорили, сама догадалась. Все лечение – для того, чтобы я жила дальше, а по-настоящему вылечить не могут.

Рухлян потягивал через пластмассовую, в блестках, трубочку холодный апельсиновый напиток и поглядывал то на Эдвина и Мар, то на Сабена, который сидел с такой миной, словно или живот у него прихватило, или пять минут назад его известили о скоропостижной кончине всей любимой родни, оставшейся на Беоре.

– Не могут сейчас – это еще не значит, что никогда не смогут.

– Эта отрава, которая во мне засела, ведет себя как живое существо, как вирус. Врачи в больнице говорили, что это прямо какая-то мистика и ничего не понять, хоть к шаманам обращайся.

– Что ж, я бы обратился… Постой, зачем тебе-то с твоим отцом идти к каким-то левым шаманам?

– Вот именно. Никто не может разобраться, что происходит. Ты ешь мороженое и пей эту штуку. Наверное, она вкусная. А мне сегодня что-то не хочется… Возьми себе мою порцию, ладно?

– Мар, я рано или поздно найду противоядие – такое, чтобы подействовало раз и навсегда. Спорим, найду? И тогда ты выздоровеешь, а твой отец перестанет смотреть на меня, как на обкуренного гастарбая, который ввалился с топором в супермаркет.

Рухлян, все это расслышавший, затаил в душе обиду: почему если гастарбай – так сразу обкуренный? Сам-то, щенок позорный, выкрасил патлы, как последняя шлюха, и чем занимается по вечерам в «цветочных кварталах», даже вслух сказать стыдно, а туда же, о людях судит… Погоди, гаденыш, скоро посчитаемся.