Заклятые пирамиды - Орлов Антон - Страница 2

Участники церемонии колотили в бубны, гремели трещотками, пугая окрестных птиц, и выкрикивали:

– Шуппи-Труппи, уходи, у нас нет плохих детей!

Подростки и дети тоже старались вовсю:

– Пошел отсюда, Шуппи-Труппи, мы хорошие, мы послушные!

Некоторые из них под шумок вопили:

– Все вы дураки! Я хочу женщину! Какашки из нужника!

Они думали, что их голосов не разобрать в общем гвалте, а если кто-нибудь и разберет – нипочем не догадается, кто это крикнул, поэтому наказания не боялись.

Вряд ли при таком исполнении обряда удастся избавиться от Шуппи-Труппи, печально хмыкнула про себя Зинта. У них с Улгером детей не было. Два-три года назад это ее расстраивало, а теперь, наоборот, радовало. В свои двадцать пять она чувствовала себя старухой.

Шуппи-Труппи завелся в начале осени, когда у школяров началась учеба. Он был похож на косматую обезьяну с раскосыми мутно-желтыми глазами на сморщенном темном личике. Те, кто видел его вблизи и остался жив, рассказывали, что зрачки у него плавают в этой тусклой желтизне, словно горошины черного перца в масле, шерсть серо-бурая, свалявшаяся колтунами, на всех шести конечностях длинные когтистые пальцы, а во рту острые клыки.

Насчет клыков и когтей Зинта и сама знала: ей приходилось лечить оставленные ими раны. Скверные раны и заживают медленно, даже если испросить целительной силы у Тавше.

Шуппи-Труппи нападал на непослушных детей, выскакивая из темных углов. Апна была не единственным городом, пострадавшим от этой беды, и Палата Попечителей Молоны заверяла доброжителей, что в скором времени проблема будет решена, однако пока все продолжалось по-прежнему, а детей и молодежь, не достигшую совершеннолетия, призывали позабыть о шалостях, проявлять почтительность к старшим и похвально себя вести – это наилучшая защита от демона.

Процессия ползла, словно пестрая гремучая змея, мимо лавок с аккуратными вывесками и ремесленных мастерских. Весенний ветер трепал длинные бумажные бороды плывущих над головами расписных хорм.

Улица вывела на берег неширокой речки, которая тащила в подарок Бегоне плавучий мусор и творожистые облака, но, сколько ни старалась, не могла сорвать с места отражения рыжих кирпичных домов с башенками, стоявших на той стороне, и деревянного моста на мощных сваях.

На покрытом жухлой прошлогодней травой пустыре чучело Шуппи-Труппи сожгли, пепел сбросили в воду. Когда участники ритуала сняли маски, Зинта узнала среди них нескольких городских амулетчиков – это вселяло надежду, что совершенное действо все же имеет некоторую силу и на ближайшую восьмицу Апна может забыть о Шуппи-Труппи. А потом опять начнется то же самое.

Как только обряд завершился, она по тропинке вдоль берега направилась к мосту. Ее тянуло в восточную часть города, где были книжные лавки и до сих пор сохранились старинные дома, похожие на затейливые антикварные шкатулки.

Когда-то они с Улгером подолгу там гуляли. В то время Зинта чувствовала себя красивой, желанной и загадочной. Вернее, это Улгер видел ее такой, и она, глядя на себя его глазами, словно попадала в зачарованный сон, в котором ее жизнь становилась манящей и насыщенной – не сравнить с той, что наяву. Длилось это около года, потом постепенно сошло на нет. Всему под луной приходит конец, утешала себя Зинта, и она вовсе не исключение, но кто бы знал, как ей не хочется возвращаться домой… Однако деваться некуда. Мама умерла десять лет назад, отец вновь женился, у них с мачехой двое детей – только рассорившейся с мужем взрослой дочери там не хватало!

Ноги принесли ее в Имбирный переулок, где продавались книги и сладости. Желтоватый кирпич, витрины под жестяными козырьками. Прихотливо начертанные буквы на вывесках напоминали мифологических животных.

Как того требовал закон, в витрине лавки дозволенных сладостей над леденцовыми горками и замками из пастилы висел плакат, бичующий носителей порока:

Запретного шоколада Зинта ни разу в жизни не пробовала и пробовать не собиралась. Гадость, наверное.

В витрине лавки напротив были разложены разные полезные книги: «Современная коллективная магия и древние маги-одиночки: сравнительный анализ», «Популярная энциклопедия амулетов», «Как не стать поедателем шоколада», «Как противостоять исчадиям Хиалы», «Магия коллективного разума. Альманах Молонской Коллегии Магов. Выпуск 247», «Десять признаков того, что близкий вам человек стал поедателем шоколада», «Как себя вести, если вы встретили демона?», «Мои семь «нет» индивидуализму», «Карманный справочник юного амулетчика».

Зинту больше интересовали бесполезные книги, которые в витрину не выкладывали. Она любила читать или всякие странные фантазии, откровенную небывальщину, или дневники путешественников, побывавших в других мирах, куда можно попасть через Врата Перехода.

Поговаривали, что Палата Попечителей собирается запретить такого рода путевые заметки, как смущающие умы молонских доброжителей. Жаль, если так и сделают, тогда Зинта останется без любимого чтения. Вряд ли она станет покупать запретную литературу из-под полы. Она никогда не совершала ничего противозаконного, даже в детстве была примерной девочкой: Шуппи-Труппи, объявись он в те времена, за квартал бы ее обходил.

У нее было с собой немного денег, в самый раз хватит на новую книгу. Лишь бы Улгер не рассердился… Но ему ведь тоже нравится что-нибудь почитать – время от времени, на трезвую голову.

Сердился он по-тихому: не кричал, не ругался, просто молча страдал, показывая, как ему плохо из-за Зинты.

Остановившись перед дверью лавки, она в раздумье нахмурилась: что же все-таки сделать – купить книгу или отдать эти деньги Улгеру на портвейн?

Тавше Милосердная, до чего же ей не хотелось идти домой!

Как бы наш мир

– Грымза-то наша – рецидивистка. Шесть отсидок. Если все ее срока сложить, получается, что два года отмотала, – рассказывал Рухлян.

Его накануне отрядили, как самого образованного, в общественный информ-павильон, чтобы нарыл в Сети все, что попадется, о семейке Мангериани.

– За что?

– За бытовуху. Пять судимостей за жестокое обращение с сыном, который отец этого Эдвина, а в шестой раз за то, что на прежнем месте отравила соседкину кошку, которая повадилась к ней на клумбу. Она недавно вышла на волю, продала домик, потому что соседи ей бойкот объявили, и переехала сюда, купила вот эту развалюху с садовыми трупиками. Страшная баба.

– Как управимся с ее заказом, ничего у ней ни пить, ни есть, – выпустив клуб дыма, проронил Труш, который говорил редко, но веско. – А то она и нас оприходует, как ту кошку.

– Угу, дело, – поддержал его Бугор. – Чего еще накопал?

Аванс за внука они уже получили, теперь на попятную не пойдешь. Да никто и не собирался отказываться от остальной мазухи. Пацаном больше, пацаном меньше, а они выбьются в люди.

Рухлян принялся рассказывать, время от времени прерываясь и с наслаждением отхлебывая шипучей банановой санды из банки.

Хозяйка и вправду натуральная гелионская графиня. Кроме сына Рауля у нее есть взрослая дочь Софья, умотавшая подальше от грымзы на Землю-Парк. Мать Эдвина Белинда, в девичестве носившая фамилию Марваль, прилетела с Рубикона и получила здешнее гражданство, выйдя замуж за Рауля Мангериани, больше о ней ничего не известно, и родственников вроде бы нет. Зато богатая. Младшие дети – двойняшки, мальчик и девочка. Эдвин хорошо учится и занимается в клубе рукопашного боя, где так же, как и в колледже, считается одним из лучших учеников. Несколько раз полицейские патрули задерживали его, как несовершеннолетнего, в вечернее время в «цветочных кварталах» – цветочки там те еще, по-местному «цветочными домами» называются бордели – и родителей штрафовали. Другого криминала за ним не числилось: то ли не совершал ничего противозаконного, то ли не попадался.

– Надо принять в соображение, что он обучен приемам, – снова выделил самое главное Труш. – Мы же по-простому привыкли кулаками махать. Пускай она оружие нам обеспечит, хорошо бы лучевое, тогда верняк его положим без шума.