Закон жизни - Уильямс Кэтти - Страница 11

– Я понимаю ваши слова как отказ от помощи. – Он встал, она попыталась подняться и пойти за ним, но он махнул рукой, мол, сидите. Потом она услышала, что он направился в кухню, и затем – позвякивание посуды. Он готовил чай.

Почему она так резко возражала? Он задал вполне оправданный вопрос. А она чуть не вцепилась ему в горло. И самое ужасное, Джессика знала почему. У нее не было никого. О, она прекрасно и довольно часто проводила время с десятками подруг и друзей. Но никто из них не придет, чтобы ухаживать за ней.

Ей двадцать восемь лет, она преуспела в карьере, у нее свой дом, и она может поехать в отпуск в любое место земного шара, куда захочется. Но в конце дня, когда она приходит домой, нет никого, с кем она могла бы провести вечер.

Эта мысль никогда раньше не приходила ей в голову. Единственная ценность, которой она дорожила, была карьера. Она измеряла свой успех скоростью, с какой ей удается подниматься по служебной лестнице. Наблюдая за замужними, устроенными в жизни подругами, – у некоторых уже родились дети – она не испытывала зависти. Лишь со смутным удивлением отмечала, как изменился их образ жизни. И всегда с облегчением возвращалась в штормовые воды собственной жизни.

– Нянька нужна не каждому. – Такими словами она встретила Бруно, появившегося из кухни с кружкой чая в руках.

Джессика сделала глоток, состроила гримасу и проследила, как он снова устроился на софе. Теперь она не могла вытянуть ноги.

– Я сама могу ухаживать за собой, – продолжала она. – Я не хочу, чтобы вы жалели меня.

– Я не говорил, что жалею вас.

– Вы не говорили. Вы просто считали так, не тратя лишних слов.

– Ладно. Если это сделает вас счастливее, я не испытываю к вам жалости.

Бруно снова повторяет свою мысль, с раздражением подумала Джессика. Он выразил свое отношение интонацией. Он всегда жалеет ее. И не из-за ее болезни. Он жалеет ее потому, что сравнивает с женщинами, которых знает. С женщинами, у которых полно нарядов от известных дизайнеров и которые развлекаются каждый вечер. С женщинами, чья жизнь всегда связана с мужчинами. У них не бывает пауз в любовных связях. В этом смысле он и смотрит на нее с жалостью.

– Ну и прекрасно, – проворчала она.

– Как вы едите?

– Зубами, как и все люди. – Его забота по непонятной причине снова столкнула ее в болото жалости к себе. Когда последний раз кто-то принес ей чашку чая? Этот вопрос чуть не вызвал слезы.

– Насколько я понимаю, простуда никак не повлияла на ваш змеиный язык. – Рот скривился в улыбке, а Джессика поспешно отвела глаза. Она обхватила ладонями кружку.

– Вы что-нибудь ели? – снова спросил он.

– Ради бога! Вы хотите проявить свои таланты в качестве домашнего шеф-повара? – Он просто пытался быть приятным. А она по какой-то причине находила это неприемлемым. Лучше бы он вернулся к той манере, в какой представился ей. Тогда он был грубый, самоуверенный, властный и не делал усилий, чтобы скрыть эти качества. С его остроумием, чувством юмора и, хуже всего, с его попытками быть заботливым – Джессика справиться не могла.

– Послушайте, – сказал он, вставая, – лучше бы я не утруждал себя и не заезжал к вам. Если вы предпочитаете лежать и упиваться своим несчастным положением, то мне не стоило беспокоить вас. – Он потянулся за пиджаком.

Джессика громко втянула воздух.

– Я… – Она разглядывала собственные пальцы. – Я… я… Простите, если я показалась вам грубой.

– Вы не казались, вы были грубой.

– Прошу прощения, – покраснела Джессика. Но этого оказалось мало. Он по-прежнему держал в руке пиджак. А она вдруг поняла, что не хочет, чтобы он уходил. Ей не хотелось, чтобы у него осталось впечатление о ней как о женщине вздорной, с плохими манерами, неприветливой. Женщине, у которой нет даже общепринятой вежливости для того, чтобы выразить благодарность человеку, по доброте навестившему ее. Эта мысль не понравилась ей. Его доброта больше похожа на благотворительность.

– Я так привыкла к деятельности, что, когда приходится лежать, мне не по себе. Меня в офисе ждет гора бумаг. Я просто не могу позволить себе тратить время на болезнь.

– Офис не рухнет из-за того, что вы несколько дней полежите дома. – Он вздохнул, а она исподтишка наблюдала, как он снова бросил пиджак на кофейный столик и посмотрел на нее. – Вы ели? Просто «да» или «нет». Принимаю такой ответ.

– Чуть-чуть, – нехотя призналась Джессика.

– Пойду что-нибудь вам приготовлю. Прежде чем она сумела возразить, он исчез. Она легла на спину и закрыла глаза. Джессика не поменяла бы свой образ жизни на образ жизни замужних подруг. Конечно, не поменяла бы. Но на минуту мелькнула мысль, что в замужней жизни есть одно-два преимущества. Одно из них – муж, который может, когда необходимо, приготовить чай. Ни один из ее прежних любовников даже близко не подходил к роли, которую выполняет сейчас Бруно Карр. Кроме того, он умеет заставить ее улыбаться в самый неожиданный момент. И определенно не принадлежит к тому сорту мужчин, которых страшат соперники… Она представила человека думающего, заботливого, доброго, хорошо воспитанного, умеющего готовить. В конце концов, это может быть не так уж плохо…

– Просыпайтесь, Спящая Красавица. Время завтракать, – раздался над ней голос Бруно.

Джессика протерла глаза и села, спустив ноги, чтобы поудобнее устроить поднос, на котором он принес завтрак.

– Боюсь, ничего особенного.

При виде двух поджаренных хлебцев с яичницей-болтуньей у нее побежали слюнки. Гораздо лучше, чем любое блюдо, которое сумела бы приготовить она. А яичница-болтунья у нее никогда не получалась.

– Большое спасибо. – Она начала есть и, только откусив хлеб с яичницей, поняла, как проголодалась. Она не ела два с половиной дня. – Вкус восхитительный.

– Всегда кажется вкуснее, когда приготовит кто-то другой. – Он взгромоздился на кофейный столик и разглядывал ее.

– Вы часто готовите сами? – рассеянно спросила Джессика, с жадностью утоляя голод. Она даже забыла следить за тем, чтобы есть элегантно.

– По-моему, первый раз, – сухо ответил он. Она стрельнула в него удивленным взглядом.

– Тогда для вас было бы разумнее избегать женщин, которые схватили простуду, – кротко посоветовала она. – Иначе это превратится в привычку.

– Я заметил в вас одну черту. Вы очень умело развиваете критику в трусливой, иносказательной манере, свойственной вам. Но вы не любите доказывать свои замечания, правда? Вы никогда не отстаиваете того, что сказали.

– Имелась в виду не критика, – пробормотала она, пораженная его словами. А сказал он абсолютную правду. – Это было всего лишь наблюдение.

– У меня нет привычки готовить для женщин. Также нет привычки иметь женщин, которые готовят для меня.

– Надо ли мне чувствовать себя польщенной? спросила она, не подумав.

– Это ваше дело, как хотите. Но насколько я понимаю, это означает, что вы не моя женщина.

Слова во всей своей жестокой простоте проникли в каждую пору. Она его служащая. И это все меняет.

Она для него ничего не значит. Она ли готовит для него ужин, он ли жарит для нее яичницу – не имеет значения. Между ними нет любовных отношений, и, следовательно, нет опасности.

– И я не потому пришел сюда. Я пришел, чтобы поздравить вас с победой в суде, а нашел вас больной и явно не способной ухаживать за собой.

– Я прекрасно способна ухаживать за собой! – с негодованием воскликнула Джессика.

– О чем вы мне и сказали. Поэтому у вас такой вид, будто вы неделю не ели?

– Я не подумала об этом… – фыркнула она. Его приход все больше походил на благотворительность, ненавистную ей.

– Я всего лишь приготовил вам еду. – Он пожал плечами и встал.

Неужели он думает, что она придает значение его визиту? Джессике стало стыдно. Он думает, что она влюблена в него, и поэтому не правильно истолковывает простые поступки, видя в них что-то полное глубокого смысла.

Да, конечно, он так подумал. Ее кинуло в жар, дрожь пробежала по коже. Ужасно неловкое положение.