Пробуждение барса - Антоновская Анна Арнольдовна - Страница 26

Но кривые пыльные улицы с наскоро заколоченными лавками, покинутыми домами, с валявшимся мусором, нечистотами, разбитым скарбом лишены были пышности. Оборванные толпы бежали за войсками. На плоских крышах женщины раздирали на себе одежду, страшные проклятия сыпались на голову магометан, старухи молили пресвятую богородицу защитить город от нашествия страшного врага.

— Эх, Георгий, посмотри, сколько золота на этих чертях, всех нищих можно одеть, — говорил Папуна, ехавший рядом с Саакадзе в задних рядах царской дружины.

— Не время вздыхать, дорогой Папуна, думай лучше о своей шашке… Я твоему брату Арчилу многим обязан. Если бы не он, разве князь Херхеулидзе устроил бы меня в личную дружину царя?

— Устроил! У Херхеулидзе взгляд ястреба и осторожность оленя… За воина Саакадзе цари драться должны…

— Посоветуй им, — засмеялся Георгий, — а то…

гремела песня.

Са… кар… тве… ло… ве… ло… Са… кар… тве… ло… ве… ло… — звонили колокола.

— На кого так пристально смотришь? — спросил Папуна.

— На Луарсаба… Красивый мальчик, но какими руками Картли держать будет?

— Не беспокойся, не своими, князья не любят отягощать царские руки. Им бы только про…

За стенами Тбилиси княжеские дружины с криками приветствия вскинули пики. Георгий X обнял Луарсаба. Тяжелые городские ворота с шумом захлопнулись. Царь оглянулся, вздрогнул и поскакал вперед.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Не только в царском Метехи, но и в княжеских замках изумлялись той легкости, с какой знатный князь Шадиман из рода надменных Бараташвили неожиданно превратился в тихого воспитателя царевича Луарсаба. Пробовал подозрительный начальник охраны Метехского замка напомнить, что змеи никогда без причины не заползают в расщелины. Но тщеславный царь стал вдруг примерять новый перстень-печатку и пропустил мимо ушей намек верного Баака Херхеулидзе.

Старый Мухран-батони, знающий до тонкости родословную не одних своих собак, но и всех владетелей Верхней, Средней и Нижней Картли, просвещал друзей:

— Тут, сиятельные, кроется большая хитрость. Если вспомним родословную князей Сабаратиано, то не избежим удивления, став свидетелями странного превращения. Прихоть!.. Да, сиятельные, будем считать подобное прихотью Шадимана Бараташвили, иначе… опасно не задумываться над таким загадочным поступком.

И старый Мухран-батони, не скупясь на подробности, обрисовал не в радужном свете возвышение владетелей Барата с момента их переселения в XV веке из Западной Грузии в Кведа-Картли. Старый князь даже припомнил, что Барата ведут свое начало от феодального рода Барата-Качибадэе, что главенствующий был знатным вельможей при царе Александре и возвеличил свое знамя, создав сатавадо — владение Бараташвили, мощное и воинственное. Потомки величали главенствующего «великим Барата» и, отбросив фамилию Качибадзе, как назойливое украшение, утвердились в фамилии Бараташвили. При «великом Барата» фамильные владения простирались по ущельям Алгетскому, Крамскому и Машаверскому. Но сын его Давид скромно прибавил к наследственным владениям город и крепость Самшвилде. То, что сообщил Мухран-батони, было весьма кстати. Запивая полезную беседу старинным мухранским, князья весело восклицали: «Это вино времен Давида-Барата!»

— Да, сиятельные, следует многому поучиться у властного владетеля, ибо при нем Сабаратиано, как солнце — зенита, достигло своего могущества.

Князь Липарит предложил поднять чашу за наследников Давида — Барата, ибо не успел он еще как следует остыть в фамильной усыпальнице, как подняли они драку и, кажется, хорошо растрясли единое владение, на радость завистникам ослабив свое оранжевое знамя с изображением золотого меча и обвившейся вокруг него змеи.

Мухран-батони не любил, когда посягали на его бразды правления в беседах, и торопливо предложил осушить большие роги, дабы молодое вино огненной струей прошумело над владением Барата и там бы с еще большей силой разгорелась междоусобица.

Князья с нескрываемым удовольствием расправлялись с турьими рогами и, пока вытирали усы, узнали еще, что в конце XV века из единого феодального рода Бараташвили выделились две ветви: первая — семья Кавтара Бараташвили, владения которого были расположены в Алгетском ущелье; вторая — семья Шахкубата, ее владения простирались по ущельям рек Храми и Машавери.

— Вот, сиятельные, — торжественно объявил Мухран-батони, — к той второй линии принадлежит наш любезный Шадиман Бараташвили, виновник изумления и беспокойства княжеских замков.

Знатный князь Липарит не одобрял раздробления фамильных владений и теперь саркастически усмехнулся, заметив, что такие действия не стоит оценивать ни старым, ни новым вином, подкрепленным к тому же великолепными яствами, отягощающими сейчас стол благородного владетеля Мухран-батони. Да славится его розово-зеленое знамя, на котором белый орел парит над черной змеей!

— Да славится! — повторили князья, дружно вздымая роги, но не прекращая спора.

Многие уже забыли, что этот съезд у Мухран-батони был вызван необходимостью определить общую линию поведения князей, застигнутых врасплох столь неожиданным водворением Шадимана Бараташвили в резиденции династии Багратидов-Багратиони, и вот закипел новый разговор о минувших междоусобицах, о нынешних разногласиях, об обидах одних благородных и о возмущении других, о защитниках чести фамилий и бесчестных зачинщиках вражды.

Князь Цицишвили был согласен с Липаритом. Раскрасневшийся Джавахишвили, напротив, одобрял раздробление земель, ибо при расширении своей фамилии он, разумеется, использует любую возможность, дабы завладеть резервным замком, двумя-тремя лесами и даже монастырем.

Мухран-батони решительно заявил, что он не мыслит раздробления своей фамилии в угоду алчности, и пусть у него, во славу Христа, будут хоть пятьдесят внуков, он все равно желает видеть их всех за общей скатертью, каждый день посланной богом.

Иные втайне не очень одобряли такой избыток внуков, но вслух не преминули восхититься мудростью и крепостью фамильных обычаев главы блистательных владетелей Мухран-батони.

Исчерпав поток речей, вернулись к раскрытию загадочного поступка Шадимана. И опять Мухран-батони похвастал своими знаниями, объявив, что не всегда распад фамилии может обеднить князей. Дружелюбно взглянув на Липарита, но явно ему в пику, старый князь ударился в подробности: известно, что до раздела Барата имели три тысячи крепостных дворов и двести азнаурских семейств, а после раздела, — и откуда только понабрали, — за первой ветвью осталось две тысячи семьсот девяносто крестьянских дворов и сто двадцать азнаурских семейств, а за второй, — и откуда только выудили, — тысяча двести восемьдесят дворов крестьян и восемьдесят азнаурских семейств. Сейчас ходит слух: обе ветви сильно умножали количество дымов крепостных и уменьшили список наделов азнауров, предпочитая вечный источник богатств очагу вечного беспокойства.

— Картли не накроют, — добродушно изрек Эмирэджиби, — что у них там?! Одна Шавнабада, да и то из камня.

Счел нужным Мухран-батони предостеречь князей от легкомысленной недооценки сил Шадимана Бараташвили.

— Одна «Черная бурка» — пик, а сколько копий и клинков в Самшвилде, главной крепости Барата? Замки князей этого рода в Энагети, Тбиси, Бетания, Манакарте, Дарбасчала и Дманиси. В придачу к главным крепостям сатавадо отнесем грозные укрепления Дманиси, Агумаре, Квеши. Нелегко отличить крест от меча, когда думаешь о важнейших фамильных церквах и монастырях Сабаратиано. Питаретский и Гударехский монастыри всегда готовы к нападению, Дманисская и Кедская церкви — к обороне.

— Ва-ах! — изумился Эмирэджиби, будто сам не видел раньше то, о чем услышал сейчас.