Кадын - владычица гор - Никольская-Эксели Анна Олеговна - Страница 22

— Скрепим уговор, и делу конец! — Кадын согласно кивнула и в небо ясное взор уставила. — Сорока с кедровкой не поделили чего-то, ссорятся!

Только людоед головы вверх задрал, чтобы на птичью драку поглазеть, крутанула Кадын поднос берестяной — половинки лепёшки местами сменились.

Смело взяла она в руку ту, что Дельбегеню полагалась — всю до последней крошки съела!

Возликовал людоед коварный, аж кисточка на шапке дыбом встала.

— Шею сильнее вытяни, скудоумная! — закричал он, точно в бубен застучал. — В последний раз на Алтай посмотри, бестолковая! На солнце, на луну погляди, со звёздами попрощайся! У коровы длинный хвост, только шерсть на нём короткая! Разгромила ты войска мои наголову, да сама теперь головы лишишься! — взревел так Дельбегень радостно и разом свою половину в рот отправил.

На солнце он поглядел, на луну посмотрел, шеей, как сова, повертел, все двенадцать глаз перекосились. За живот людоед схватился, согнулся, точно пополам сломали его, в три погибели, и наземь рухнул замертво. Проглотил он половину лепёшки отравленную, что для Кадын приготовил злонамеренно. Лопнула печёнка его чёрная, и душа людоеда вместе с дымом рассеялась по ветру. Поделом ему, каверзному!

А Кадын, после боя утомлённая, силушку вдруг ощутила богатырскую. Прилила кровь молодецкая в сердце, в голову, в руки-ноги уставшие, забурлила. Кости молодые окрепли, плечи согнутые распрямились. Заиграла удаль залихватская в теле девочки — то лепёшка ячменная, брату Бобыргану предназначенная, мощью да крепостью Кадын одарила.

Тут и сбылось пророчество старого Телдекпей-кама: одолела Кадын Дельбегеня проклятого! И в силе, и в ловкости, и в смекалке лучше его стократ оказалась.

Вынула Кадын из опоясья людоедова меч раздвоенный, намотала косицу его на свою окрепшую, будто из железа отлитую руку и отрубила Дельбегеню голову плешивую. Ту самую, что в шапке мерлушковой с белой серебряной кистью да с валуном в глотке застрявшим, — в заплечный мешок её положила. Тело людоеда чёрной горой вздулось, кровь синяя озером ядовитым разлилась.

Иноходец мухортый с шестью ушами к озеру тому подошёл, голову наклонил, пить стал. Сбруя на нём золотом украшена, грива в косы заплетена, до бабок опускается, хвост на Млечный Путь похож. Уши у иноходца лепесткам цветов подобны, глаза прозрачны, будто майским мёдом налиты.

Накинула Кадын на иноходца аркан в шесть сажен длиною. Взвился свирепый, как барс, конь, на дыбы встал. На передние колени грохнулся, на четыре копыта поднялся и так задними ногами взбрыкнул, что день стал чёрным, как ночь. Хотел лягнуть девочку, но копыто о булаву железную разбил. Хотел укусить, но зубы о небесно-голубой томрок обломал. И помчался конь, поскакал по шестидесяти шести утёсам, но не выпустила Кадын аркана из рук. Храпел иноходец, хрипел иноходец, устал, взмок. Взяла его под уздцы принцесса, Очы-Дьерена милого оседлала, Ворчуна на луку посадила, арчимак с головой Дельбегеня к седлу приторочила и в обратный путь тронулась.

А над головой её тем временем кедровка бурая изловчилась и сороку чёрно-белую в самое темечко твёрдым клювом тюкнула. Камнем сорока на землю с небес упала и тотчас ведьмой Кучичей бездыханной обернулась.

Глава 16

Владычица гор

Кадын днём не дневала, ночью костра не разжигала, солнца не видела, луны не замечала — домой спешила.

Дни, будто стаи перелётных птиц, летели. Недели медленно, словно змеи, ползли. Весёлой переступью под Кадын добрый конь бежал: родной очаг широкими ноздрями чуял. А за конём тысяча белых овец, словно семинебесное облако, плыла. А за ней тысяча красных быков, точно багряный закат, шла. Тысяча чёрных сарлыков, будто грозовая туча, вышагивала. Тысяча одногорбых верблюдов длинным караваном тянулась.

Роняет берёза золотую листву, золотые иглы теряет лиственница. Дуют злые ветра, падают холодные дожди. Осень уходит, зима приходит.

Долго ли шли, коротко ли — нам не ведомо. Только кедровка бурая, что над головой Кадын всю дорогу кружится, поведать может. Да языка мы не понимаем её, двух светлых росинок не довелось нам испить.

Сколько времени на спине Очы-Дьерена Кадын сидела — не помнит. Как в родной край — затерянную землю — попала, не поняла. Вот увидела она в синем небе меж шестью святыми вершинами Табын-Богдо-Ола дым очагов укокских. Увидала в долине, как поднос, плоской остроконечные верха аилов отчих. Это стойбище хана Алтая до самого конца земли, до края неба раскинулось!

Посмотрел кругом Алтай — что за диво дивное? Долина будто снегом занесена: белых овец не сосчитать! На холмах красные стада, на горах несметные караваны и табуны всех шестидесяти мастей! Млечный Путь вдалеке мерцает — то иноходец мухортый с шестью ушами золотом сияет! А впереди на огненно-гнедом коне с белой звёздочкой во лбу дочь его Кадын любимая едет.

Рыбы из воды выглядывают, лягушки на берег выпрыгивают. Пугливые птицы из гнёзд слетаются, звери из нор выползают, деревья хвоей шевелить не смеют — на Кадын любуются. На сухостое почки живым соком наливаются, кожура трескается, каждый листок, каждый цветок осенний к принцессе повернулся. Тёплый дождь над Укоком пал, тёплый ветер повеял, солнце выше поднялось, семицветная радуга на плечи Кадын встала.

Укокцы, кто верхом был, спешились, чтобы красотой принцессы полюбоваться. Кто пешком шёл, на землю легли, чтобы в глаза принцессы взглянуть. Не узнать им Владычицу свою: возмужала девочка, похорошела, расцвела! Сверкает лицо её, как луна десятидневная, очи — черёмухи ягоды, губы, словно брови тетерева, светло-алые, щёки нежные, как лепестки маральника. Против радуги она вторая радуга. Спереди на неё посмотришь — направо солнце стоит, налево — луна. Со спины взглянешь — звёзды мерцают. Её лунно-солнечную красоту, звёздную красоту дымом костра не закоптишь, сажей очага не запачкаешь. Человек, сказать, — нет, не человек она. Алып, сказать, — нет, не алып она. Владычица гор Алтайских — Кадын — победительница и заступница!

Остановилась Кадын у аила белого семигранного, спешилась. Отца побелевшего, словно снегом занесённого, горячо обняла, узду коня мухортого в морщинистые ладони вложила. Брата Бобыргана троекратно поцеловала и меч раздвоенный, о звёзды калённый, на ледниках стуженный, об луну точённый, ему протянула. Мактанчик-Таш, что из кедровки вновь в шаманку обернулась, крепко к груди прижала. Сняла Кадын арчимак с седла, к ногам её бросила. Выкатилась из арчимака голова людоедова с глазницами мёртвыми, с устами высохшими — возликовали люди укокские!

От многих тёмных сил нечестивых освободила Кадын алтайцев. Солнечной радости укокцам она дала, лунной радости им подарила. В этой светлой радости вечно живите, люди, о Кадын во веки веков помните!

Сколько зим с той поры растаяло, сколько вёсен отцвело, никто не знает. Сколько лет минуло, один Ульгень с белой шапкой в белых волосах, на белой кошме почивающий, ведает. За это время скалы рухнули, горы поднялись. Там, где леса шумели, — камни обнажились, на голых камнях тайга выросла. Давно всё это было, а теперь только сказка-чорчок осталась.

Но с тех пор по всему белому Алтаю, по синему Алтаю, по золотому, просторному Алтаю укокцы луноликие, темноволосые, черноглазые расселились. И род их никогда не угаснет, будет жить и множиться на земле, пока люди о Кадын помнят.

Пусть память о твоих подвигах, Кадын, людей радует! Пускай надежду в слабые сердца вселяет, отвагу сильным даёт. Вечно в песнях живи, Кадын — Владычица гор Алтайских!

О конкурсе

II Международный конкурс имени Сергея Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков стал возможен благодаря поддержке Общероссийской общественной организации Российское Авторское Общество, двери которой всегда открыты для молодых и талантливых литераторов. Мы уверены, что этот благотворительный жест значительно приблизил момент возрождения подростковой книжной культуры на русском языке.