Базалетский бой - Антоновская Анна Арнольдовна - Страница 11

Внезапно Шадимана словно горячей смолой обдало. Скрывая волнение, он позвал чубукчи, велел переменить кувшины и подать охлажденные фрукты: "Как раньше не догадался? – мысленно воскликнул царедворец. – Сколько ночей мучился: каким способом исчезла Магдана?! Почему исчезла, знал, – ненавистен ей Зураб. Больше незачем себя утруждать размышлениями: воспользовалась суматохой, спряталась в одну из ароб, притащивших из Ананури корм коням, а когда обратно возвращались, негодная спокойно выехала из Тбилиси… в удобном месте соскользнула и… потом… потом… Хорешани сказала: "Высокородный князь помог Магдане уехать к братьям. Высокородный князь! Почему вдруг Кайхосро Мухран-батони напал на арагвинцев, не приходится сомневаться: напал, чтобы отвлечь внимание. У него, негодница, просила защиту. От кого? От отца? От Зураба тоже? В Константинополь сопровождал ее веселый Дато… В благодарность мои сыновья помогут «барсу» выпросить у султана янычар.

– Твое здоровье, Шадиман, о чем ты так крепко задумался – три раза тебя окликал.

– Думал, Зураб, о том, что даже все предвидящие мудрецы иногда в колпаках шутов разгуливают. Почему не догадались о посольстве Саакадзе? Надо оповестить замки, князья должны испугаться, должны забыть личную вражду. Надо спасать сословие, и пусть заботятся о спасении замков, ибо руины, подобные церетелевским, мало украшают знамена даже знатных фамилий. А что с князьями? Мечутся подобно пойманным мышам! Цицишвили уверяет, будто Магаладзе послал к умному Моурави гонца, а Саакадзе прогнал гонца: «Прочь! Передай твоему князю: я от предателей помощи не желаю! Да и не нуждаюсь в войске, скоро у меня сил будет больше, чем надо…» Если такой собиратель войска, как Саакадзе, отказывается от помощи, значит, зубастый мсахури правду сказал… Дато, этот приятный уговоритель, сейчас у султана, тоже на прощальном обеде угощается орехами в меду… Не из-за этого ли Цицишвили прискакал? Князья растеряны, во все замки страх заполз – чувствуют, и если не орехи, то перец им непременно достанется. А собраться воедино и дать отпор хищнику не решаются.

– Выходит, я напрасно ночью с короткохвостым чертом совещался. Такое подсказал: вызвать перепуганных князей в Метехи на большое совещание.

– А о чем разговор, Зураб?..

– О спасении Картли…

– Спасибо, князь; такую новость сообщил, что от изумления в глазах двоится!

– Могу еще сильнее изумить… Ты, Шадиман, сейчас полон дум, как спасти замки.

– И ты, Зураб, знаешь как?

– Знаю.

Выбрав лучший персик, Шадиман положил его на серебряное блюдце возле Хосро. Потом, изысканным движением приподняв чашу, провозгласил:

– Победа князю Арагвскому! Скоро подымем чаши в честь царя гор. Я всегда знал – Зураб Эристави не допустит унизить княжеское сословие.

– Мы слушаем тебя, благородный Зураб.

– Сейчас, царевич Хосро, я должен говорить открыто. – Зураб оглянулся на дверь: перехватив его взгляд, Шадиман засмеялся:

– Говори спокойно, у меня не подслушивают. Иди, чубукчи, вино само будет литься в чаши.

– Саакадзе готовится нападать только на замки, охраняемые сарбазами. Ему тоже невыгодно разрушать и превращать Картли в обломки камней и груды пепла.

– А разве у Квели Церетели были сарбазы?

– Хорошо знаю, что не было, но «барс» его устрашил в назидание остальным. Мог бы свободно напасть и на Эмирэджиби, на Фирана Амилахвари. А потому от помощи Магаладзе отказался, что не верит им, смолоду враждуют. И все же не нападает, значит… только против Ирана сейчас замышляет.

– Не понял ли я князя Зураба ложно? Остается вывезти из Картли персидское войско?

– Я предупредил, царевич: если бы Андукапар или Иса-хан были здесь, не говорил бы откровенно. Выхода нет, султану выгодно помочь Саакадзе, – это вы, уверен, знаете лучше меня. Что хорошего, если янычары, предводимые Саакадзе, перебьют в Картли «львят» Ирана? Разве шах-ин-шах любитель шуток?

– Ты ошибаешься, князь, выход есть: Исмаил должен немедля прислать десять тысяч, так повелит Иса-хан. Не следует преувеличивать: султан больше десяти тысяч не преподнесет Саакадзе. Допустим, бесшарварных ополченцев около двух тысяч. А азнаурские дружины – пыль пустыни, больше тысячи шашек не соберет.

– А Мухран-батони? А Ксанский Эристави? А Гуриели? А Леван Дадиани? Узнав о янычарах, разве не поспешат на помощь? А Сафар-паша? Нет, царевич, ошибаться опасно. Саакадзе всегда любил преувеличить силы врага, а свои преуменьшить, так вернее.

– Что ж, придется у Исмаил-хана пятнадцать тысяч взять, и здесь у нас не меньше пятнадцати тысяч… Я уже раз победил Саакадзе в Мухранской долине.

– Пусть спасет тебя, царевич, пресвятая богородица от второй такой победы.

– Странно говоришь, Зураб. Царевич одержал большую победу.

– Я думаю, мой Шадиман, что победа на путях к замку Арша принесла пользу лишь Андукапару и Гульшари, но не тысячам сарбазов, лишенных даже погребения.

– Не слишком ли открыто рассуждаешь, князь?

– Должен, ибо недалеко то время, когда царевич Хосро станет царем Кахети. Какая же выгода для грузинского царя устраивать шахсей-вахсей сарбазам и янычарам на грузинской земле?

– Не подобает мне слушать такие речи. Мой властитель – шах-ин-шах, и только ему известно, когда и чем мне быть.

– Хочу еще предупредить, – поспешил Зураб, видя намерение Хосро подняться. – Уже известно, что Саакадзе обрушится на мой замок… ибо арагвинцы совместно с сарбазами охраняют горцев. Дабы не уподобиться Квели Церетели, я уже утром послал гонца с приказом: арагвским тысячам уйти в Ананури и охранять честь князей Эристави – замок, где живет моя мать. Потом, – я справедливо думаю, – не довольно ли моим двум тысячам конников стоять одним против замков Мухрани и Ксани? Если не пошлете на смену хотя бы тысячу дружинников Андукапара, я оттуда сниму не тысячу, как решил, а всю охрану… ибо мне необходимо укрепить еще Душети. Из этой крепости, прошу, царевич, тоже уведи сарбазов. – Зураб поднялся, учтиво поклонился Хосро-мирзе, потом Шадиману и вышел.

Только после двухдневного жаркого спора Иса-хану удалось убедить Андукапара отправить тысячу дружинников на смену арагвинцам: «Нельзя искушать горцев: почувствовав ослабление стражи, они тотчас с боем ринутся к Саакадзе. Зураб прав, – почему лишь его войско подвергается опасности, преграждая путь Ксанским Эристави и задерживая сильное войско Мухран-батони? Андукапар почти сосед с арагвинцами, и дорога в Арша пересекает владения Арагвского Эристави и ущелье Пасанаури. Значит, сам аллах советует держать взаперти горцев. Вблизи замков Ксанских Эристави и Мухран-батони обещал Зураб даже усилить охрану, ибо Кайхосро по храбрости и находчивости достойный противник князя Арагвского».

Также было решено увеличить число лазутчиков. Одному ловкому марабдинцу недавно даже удалось под видом кузнеца пробраться в Бенари. Дня три искал работу кузнец; в замок стучался – не впустили, своих много. Но ему все же удалось выведать, что посланник Георгия Саакадзе, азнаур Дато, еще не вернулся из Имерети, куда будто поехал скупать оружие. Впрочем, скоро ждут вестей, – кузнецу шепотом сообщил поваренок из челяди Саакадзе, покупавший на базаре зелень. Соблазненный халвой и куском рахат-лукума, поваренок обещал, как только придут, сообщить, большой ли караван за собой гнали.

Если бы Шадиман знал, что «поваренок» – вернее, разведчик – по велению Арчила разговорился с марабдинцем, он бы не так радовался ловкости своего лазутчика.

Решено было использовать время и подготовиться к встрече с янычарами. Их орты уже все владели искусством мушкетного боя, и пушек у них было не меньше, чем у кизилбашей.

Едва скрывая бешенство, Андукапар сам провожал тысячу своих дружинников, приказав напрасно не бросаться в драку и не уменьшать число аршанцев… Утешая Гульшари, он уверял, что для охраны тбилисских ворот и тысячи достаточно, а в Метехи, где царем ее брат, и сотни лучников, копьеносцев и знаменосцев слишком много.