Тарра. Граница бури - Камша Вера Викторовна - Страница 7

Войт оживал на глазах:

– Вот-вот, это я и хотел сказать!

– И вреда Лупе своими снадобьями никому не принесла?

– Никому.

– Да что ты врешь, старый пень! – взвилась со своего места Килина. – А я?! А моя Аглайка бедолашная?! Житья нам от ведьмы нет!

– И что она делала? – кротко осведомился Роман.

– Как что?! Гадила.

– У вас пала скотина?

– Нет.

– Вы болели?

– Да здорова она, как та кобыла, – зло откликнулся кто-то из толпы. Люди постепенно приходили в себя и с надеждой поглядывали на золотоволосого красавца-либера – может, не даст свершиться несправедливости, может, не сгонят с насиженного места, не обдерут до нитки?

– Хорошо, – продолжал вошедший во вкус Роман, – мы установили, что в селе не происходило ничего, что позволяло бы думать о Недозволенной магии, значит, сельчане ни в чем не виноваты. Теперь вернемся к обвиняемой. Какой именно вред она нанесла девице Аглае до вчерашнего утра?

– Она ее сглазила.

– Как?

– В девках оставила.

– Ничего не понимаю. Она что, ее изуродовала?

– Да какая Панка была, такой и померла. – Войт впервые позволил себе улыбнуться.

– Может, захворала она или норовом переменилась?

– Куда там! Как была дурищей, так и… А уж склочная, хуже матери, а та, прости святая Циала, навроде бешеной суки! – выкрикнула из толпы кареглазая женщина.

– Помолчи, Катря, – цыкнул войт и обернулся к Роману: – А вообще-то Катря дело говорит. От Панки все парни шарахались и до того, как Лупе к нам пришла.

– А с чего они тогда на нее показывают?

– А вот я все сейчас расскажу! – выскочила кареглазка. – То дело об осени было, моему Тымку как раз год сравнялся. У Килины кошка окотилась, спряталась под домом, котят потопить не успели. А как те вылезли, светлой памяти сучка их половила и в собачий закут закинула.

– Чтоб собаки порвали, – пояснила зареванная девчонка, – я то сама видела. А Лупе мимо шла, на псов цыкнула, те ее послушались. Та котенков забрала, а Панке сказала, что ее, коли она и дали так буде, никто в жены не захочет.

– И что?

– И пошла себе, а Панка в слезы и ну собак пинать. Рудый ее укусил даже. Панка ж, она тогда на Левка глаз положила, а он с того дня на Панку и смотреть не желал.

– Тогда скажите, была ли Лупе первой, кто предрекал покойной, что ее никто не возьмет замуж, или это ей мог сказать кто-то еще?

– И говорили! – выкрикнул с места маленький усач.

– Говорили, значит? И кто ей это сказал первым?

– Да разве вспомнишь кто, – задумалась Гвенда. – Может, и я. Панка совсем малая была, а я только-только замуж вышла… Муж мой покойный не из бедных был, вот Панка и раскричалась. Вроде как я не по любви, а с корысти. Ясное дело, за матерью повторяла, только я возьми ей да и скажи: мол, будешь такой поганкой, на тебе никто не женится. У колодца то было, слышали люди… И мать ее слышала.

– С этим понятно, – подвел черту под воспоминаниями Роман. – Теперь ты, девочка. Можешь вспомнить, что сказала Лупе Аглае во время их последней встречи? Только точно.

– А как же! Мы с ней, с Лупе, с поля шли, а Панка навстречу. В шелковой юбке, – мечтательно протянула оборванная девчушка. – Панка мимо прошла, а Лупе вдруг остановилась, ровно прислушалась… И как бросится догонять.

– Догнала?

– Конечно, она ж швидко бегает.

– И что сказала, только точно говори? – почти крикнул войт.

– Сказала, – девочка подумала, – сказала, что, если та идет в пущу, чтоб не ходила, потому нехорошо там.

– А Панка?

– Панка как крикнет, что куда хочет, туда и идет. А Лупе нахмурилась и тихо-тихо так: «Ну иди, раз решила, только как бы беды не было».

– По-моему, все ясно, – заметил Роман, улыбаясь войту. – Покойную в селе не любили многие, в пущу та пошла по своей воле, никто ее не заманивал. Лупе, наоборот, хотела ее спасти, потому и предупредила. Она хорошая знахарка, вот и почувствовала опасность. Вряд ли Лупе понимала, что происходит, просто чуяла, что в пуще «нехорошо». Когда же ей показали, что осталось от тела, она приняла такой удар зла, что впала в состояние «черного сна» и сейчас ничего не понимает. Ее надо спасать, а то она просто умрет от истощения. Лупе надо оправдать, а потом… Я мог бы отвезти ее в Таяну и показать магу-медикусу.

– Данове, либер мает рацию, – возвестил войт, к которому вернулась былая степенность. – Я вважаю, Лупе ничего такого не делала, а в пущу надо послать охотников.

– Или стражников, – выкрикнула Красотка Гвенда, – а то нагнали дармоедов… Пусть хоть ту зверюгу выловят.

– Молчать! – неожиданно тонким голосом завопил кругломордый, после чего вступил лысоватый.

– Ведьма виновата, – тихо и невыразительно сказал он. – Не спорю, дан Ясный очень нам помог. Он показал, что Белый Мост невиновен в укрывательстве Преступившей. Пока невиновен. Ибо упомянутая Лупе до вчерашнего дня скрывала свою сущность. То, что покойную в селе не любили, еще не дает никому права ее убивать. Ведьма вызвала демона, но не справилась с ним, вследствие чего пребывает в таком состоянии. Мы должны признать ее виновной и забрать в ближайший дюз[24], где проведут обряд изгнания демона, после чего ведьма будет отвечать перед законом.

– Быть по сему! – с подобострастием выдохнул Гонза.

Лысоватый встал, торжественно надел лежащий перед ним черный, словно бы обрубленный сверху колпак и возвестил, что жители Белого Моста признаны невиновными в сокрытии Преступившей, однако за то, что шесть лет пользовались услугами беспечатной ведьмы, им надлежит выплатить виру. Нареченная Лупе признавалась виновной в злонамеренном убийстве посредством Недозволенной магии, но в связи с невозможностью провести полное расследование дела на месте казнь откладывалась на неопределенное время, обвиняемая же препровождалась в Розевский дюз. Немедленно.

Роман взглянул на «нареченную Лупе». Та по-прежнему пребывала во власти кошмара. Гвенда о чем-то быстро перешептывалась с Катрей, раз за разом поглядывая на синеглазого либера. Посрамленная Килина чуть ли не с кулаками набросилась на девчонку-свидетельницу, младший корзинщик вступился и бабу отпихнул. Двое красномордых мужиков вылупились на зрелище, остальные смотрели кто на Лупе, кто на «синяков», кто на Романа, словно ждали чего-то еще. До людей постепенно доходило, что они чудом выбрались сухими не просто из воды – из кипятка. «Синяки» в Белом Мосту не задержатся, им нужно поскорее отвезти добычу в Розев, а назначенная вира оказалась весьма скромна: лысоватый был кем угодно, только не вымогателем.

Раздался визг – Килина, подбоченясь, наступала на корзинщиков, все еще загораживавших девчушку. Сельчане вмешиваться не спешили, и тут раздался властный голос:

– Неужели фискальная стража Арции не в состоянии справиться с этой женщиной? – Спрашивавший явно привык получать ответы немедленно.

3

Роман, не веря собственным глазам, уставился на седого всадника, умело управлявшегося с вороным жеребцом цевской породы, незаменимой при длинных переходах. Рядом юноша в темно-синем бархате вздымал знамя с нарциссами, а узкую деревенскую улицу заполоняли молчаливые, хорошо вооруженные всадники. Рене Аррой для своего появления на сцене более удачного времени выбрать просто не мог.

Приободрившийся было кругломордый сник. Похоже, ему еще не случалось навлекать неудовольствие Волинга[25]. Поганец Гонза незаметно отполз в сторону, но лысоватый присутствие духа не потерял.

«Эта тварь умна и знает законы, – с тоской подумал Роман. – Герцог проезжает через земли империи с небольшим отрядом, он никогда не нарушит Дорожную Нотацию[26], а право Крови почти забыто».

Лысоватый же, не дожидаясь вопросов, уже пустился в объяснения. Надо отдать ему должное, говорил он четко, понятно и убежденно. Рене Аррой слушал, слегка склонив седую голову к правому плечу. Роман, пользуясь случаем, рассматривал человека, для встречи с которым и забрался во Фронтеру. Герцогу шел сорок восьмой год, то есть по людским меркам его молодость осталась в прошлом; судьба наградила его правильными чертами и неожиданными для дома Арроев пронзительно-голубыми глазами. В сочетании со снежной сединой и темными бровями это производило странное впечатление.