Сборник "Чистая фэнтези" - Олди Генри Лайон - Страница 40

Одна дозорная паутинка чудом уцелела. Осторожно, чтобы не оборвать, Андреа потянулся вдоль ниточки к дому Швеллера. Тусклый блеск. Ржавчина. Изъязвленные до дыр наговорные скобы. Как ни странно, держатся на последнем издыхании. Колдун машинально наложил поверх скоб добрый слой восстановительной суспензии. Глупость, конечно. Старательность идиота. Толку запирать сундук, когда все добро утащили? Ладно, смотрим дальше. Ария «Плач по волосам после драки», исполняет тенор-малефик. Смотрим, нюхаем, слушаем, внимаем… Овал Небес! Сладость вожделения обожгла небо хмельным сиропом с перцем. В ноздри ворвались заклятые эманации трех прелестниц. По ушам ножом резанул скрип шатающихся моральных устоев. Эфирная сенс-плева? Цела! Целехонька! Ни одного разрыва, ни единого изъяна!

Выходит, еще поживем?!

С трудом подавив всплеск буйной, щенячьей радости, Андреа тщательно зашарил вокруг. Девицы были одни в своих апартаментах. Проекции решеток свидетельствовали, что их материальные носители не повреждены. Суспензия на скобах успела схватиться и держала крепко. Едва ли не впервые в жизни судьба являла скромному чародею Мускулюсу не козью морду, а светлый лик.

Может, и «ледяной дом» стоит твердыней?!

Сбоку потянуло тревожным сквознячком. С алыми искорками. «Лисий хвост» всегда сулит неприятности… Колдун немедленно сунулся в ту сторону. Любые происшествия в тварном мире на Вышних Эмпиреях отражаются слабо. Если, конечно, не приходят в движение потоки маны. Рожденные, к примеру, проклятием, издавна тяготеющим над лилльскими барышнями. В данном случае маной и не пахло. Зато эхо проклятия имело место быть. Оно позволило Мускулюсу ощутить бушующий внизу ураган чувств и каких-то неясных, но активных действий. В Эмпиреях сей ураган напоминал бурю в стакане воды; однако сам факт, что возмущения, пусть минимальные, докатились до горних высей, говорил о многом.

— Да что же там творится?!

Оказалось, малефик произнес это вслух, потому что мастер Фортунат не замедлил откликнуться:

— Разрешите, коллега?

— Сочту за честь…

Мгновенье, и эфирное тело мага возникло рядом. Мускулюс ощутил мимолетный укол зависти. Когда еще он сам научится пушинкой летать меж пластами бытия?! Интересно, Цвях и в Преисподнюю столь же легко нисходит?

— Я плохой эмпат, коллега… Но там творятся явные беспорядки. Где это?

— Красильная слобода. Мне следует торопиться.

Мускулюс кубарем выпал в тварный мир — выход из Эмпиреев всегда давался ему проще, чем вход. Покачнулся, с трудом удержал равновесие.

Охотник на демонов деликатно тронул колдуна за плечо:

— Я с вами, напарник. Или я неправильно понял уважаемого лейб-малефактора?

— Да, но… Нам придется бежать. Самым вульгарным образом.

Оба воззрились друг на друга, прикидывая возможности. На фугасис-вектор уйдет слишком много сил. И оба выпадут из нихиль-спатиума у дома Швеллера, выжатые, как тряпки в руках опытной поломойки.

— Бежать? Отлично! Я в чудесной форме, — Фортунат подмигнул малефику с откровенным ребячеством. — Кто последним добежит до цели, тот девчонка!

Мэлис ринулась, было, за мужчинами, но отстала у моста.

Ласковый дождик оказался оборотнем. Из мелкого баловня он сперва стал мелким проходимцем, а там и частым гребнем. Трава ерзала, скользила, норовя запутать ноги. Над головой хохотали вороны. Стервы. Стервятники. Всех ворон удавить. Всех перекрасить. Расстрелять из арбалетов. Раз-два, левой-правой… От Ляпуни тянуло вонью тины, сбивая дыхание. Подъем к Вылковой Круче был пыткой. Вот когда Мускулюс пожалел, что он — ученик боевого мага Просперо, а не, допустим, капитана лейб-охраны Рудольфа Штернблада. Небось, гвардейцы, когда бегают, не топочут слонами. Не хрипят, тщетно пытаясь примирить вдох с выдохом. И сердце у них не колотится в ребра, надеясь выскочить и покатиться рядом, по ухабистому проселку.

Что, уже проселок?

Раз-два, раз-два…

Рядом спотыкался мастер Фортунат. Радовало, что полный маг со всей его квалификацией оказался таким же аховым скороходом, как и его менее сановитый коллега. Если Цвях и за демонами гоняется подобным образом, легко понять, почему он решил спрятаться на хуторе у сдобной ведьмочки. Подленькая радость. Гаденькая. Удивительное дело — именно подлостью своей и гадкостью это чувство дало колдуну новые силы. Словно отвар ушлой злейки. Редкая, гнусная, но полезная дрянь. Хлебнешь — полдня ищешь, где столб от земли до неба, да с кольцом, чтобы взяться-перевернуть. Следующие полдня тонешь в гиблой мизантропии, рад сам удавиться и любого удавить, начиная с близких родственников. Ох, прав учитель Просперо: лежать полезно, бегать вредно. Экий бред в голову лезет!

Левой-правой…

Пыхтение Фортуната ощутимо толкалось в ухо. Временами оно переходило в отрывистый, знакомый кашель, но охотник давил эту заразу усилием воли. С напускным гонором поглядывал на малефика: «Ничего! Прорвемся!» Однажды Мускулюсу даже показалось, что напарник — а куда денешься? напарник… — на краткий миг растянулся вдоль дороги памятной колодой карт, но почти сразу собрался в прежнего светского льва.

Интересно, он взаправду не контролирует сей процесс? Или здесь тайный умысел? Вряд ли… раз-два…

— Б-бе… б-бежим?

— Еще б-бе…

На подходах к Красильной слободе дождь отстал. Издали стали слышны крики, ржание лошадей, стук и треск. Опять пожар? Зарева не видно. Орда наемников, обезденежившись на простое, берет Ятрицу штурмом? Командир пообещал головорезам три дня на разграбление? Ох, братец колдун, плохо на тебя бег действует. Добежишь баран бараном. Поскользнувшись на мокрой брусчатке, Андреа чуть не упал, но вовремя поймал равновесие. Из-под ног шарахнулась рябая курица: умница, она спасалась бегством из буйной слободы. За курицей семенил взвод бойких цыплят, неприятно напоминая живую стайку одуванчиков.

Все оттуда бегут.

Даже куры.

Одни вы туда бежите, волшебнички драные…

И самые безумные предположения показались детскими шалостями, когда Андреа Мускулюс увидел собственными глазами: в Красильной слободе, растянувшись от дома Швеллера до тупика, идет бой.

Люди, одетые в шнурованные камзолы-доломаны, с ментиками на левом плече, числом до двух десятков, атаковали дом Швеллеров. Размахивая острыми сабельками, они тщетно пытались прорвать разношерстную цепочку защитников. Узкая улочка способствовала обороне, но опыт был на стороне военных. «Форма конных пращников, — мимоходом сообразил малефик, вспомнив, что эскадрон этой легкой кавалерии квартирует на ближайшей окраине города. — Что они с кожевниками-то не поделили?!» На фронтах пращники, гордецы и бахвалы, использовались для рейдов в тыл врага, ловли дезертиров и сопровождения пехоты, которая обычно вербовалась из отбросов общества. Во время бунтов или отказа идти в бой мятежники-«пешедралы» всласть наедались свинцовых и глиняных, высушенных до каменной твердости ядер.

Предположить, что мужское население Красильной слободы за время отсутствия колдуна успело завербоваться в пехоту и сразу поднять мятеж, — на это фантазии Мускулюса не хватало.

За спинами неистовых кавалеристов, у табунка лошадей, крутили пращами двое офицеров. Третьего, совсем молоденького, оттаскивали в укрытие с пробитой головой.

— Которые наши? — деловито спросил Фортунат Цвях, держась позади колдуна. — Военные?

— Вряд ли…

В эпицентре схватки наступило временное затишье. Пращники бранились, обещая надрать «короедам» седалища, защитники же независимости перестраивались, руководимые величественным мастером Леонардом. В лапах кожевника грозил врагам кол, достойный легенд древности. С забора благим матом орал котище Косяк, поддержанный лаем оголтелого Нюшки.

Вперед, на нейтральную полосу, выбежал расхристанный бродяга Янош. Левая штанина с прорехой от бедра до голени, рукав куртки оторван с мясом. На лбу ссадина. Струйка засохшей крови, ржавым ручейком протянувшись через бровь и ниже, по скуле, где наливался красивый синяк, делала лицо бродяжки неузнаваемым.