Сборник "Чистая фэнтези" - Олди Генри Лайон - Страница 134

Если боль терпеть и презирать, как терпит и презирает палача опытный мученик со стажем, она в конце концов обижается, плюет тебе в душу и уходит к другим, менее стойким господам. Но палач на сей раз барону достался матерый, из клещеватых дыбарей. Зуб взбрыкивал, дергал, крутил беспрерывно, словно отвергнутая любовница, докучал письмами и подарками, тщась полностью завладеть вниманием, а затем, потерпев неудачу, сменил тактику. Боль на миг утихла, фон Шмуц вздохнул с облегчением — но хитрец-палач только этого и дожидался! В десну впился стальной крючок-тройчатка, рыбак привстал в лодке, удилище выгнулось дугой…

На некоторое время барон полностью ушел в себя, размышляя о вечном.

Как назло, рядом оказался бдительный Кош Малой.

— Эк тебя крючит, светлость… Клык мозжит?

Барон кивнул. Унижаться до вульгарной лжи он счел неприемлемым.

— Дык, светлость! Ты ж не молчи, ты жалуйся! Пособим, есть верное средство…

Через пять минут вокруг Конрада собрался целый консилиум. Идею графа послать за медикусом-дентатом отвергли с негодованием: знаем мы этих лекаришек! Пока найдешь его, стрикулиста, пока прибудет, пока гонорар обсудит, пока лечить начнет…

Сами справимся!

После принятия коллегиального решения завязался ученый диспут между двумя светилами народной медицины: Аглаей Вертенной и Кошем. Победила старуха, доходчиво разъяснив оппоненту: «Ты, конопатый, своего деда лопатой исцеляй! Вашему зверскому брату клыки прореживать — дело плевое, а к благородному человеку тонкий подход требуется!» Малой, как ни странно, аргументам внял и почти не обиделся. А барону было уже все равно. Пусть делают, что хотят. Уморят, так хоть отдохнем…

Впрочем, от здравого предложения Марии Форзац остаться в городе, подлечиться, а затем догонять отряд, Конрад отказался наотрез. В поход — значит, в поход. Не зубами же он Черного Аспида грызть собирается?!

Вскоре пациент с внутренним содроганием наблюдал, как старуха готовит настой-полоскун. Аглая строгала в кипяток, доставленный радостным Трепчиком, корень анафемы частичной, крошила сушеный лист упокойника, сморщенные ягоды костяники, стебель деруна моченого… Старуха оказалась запасливой. При этом она не забывала вслух перечислять компоненты, дабы больной проникся и уверовал в чудодейственную силу снадобья.

— Вера, она горами движет… лбом упрется, натужится и движет…

— А это что, бабушка Глаша?

— А это, Кошик, ус могучника!.. вьюн знатный, от зубов первейший… стены ломит…

Конрад потянул носом и с удивлением обнаружил, что запах от полоскуна идет приятный. Вкус он также нашел терпимым и безропотно выполнил предписание: с полчаса старательно булькал, внушая зубу любовь к ближнему.

Боль задумалась и взяла отгул.

Около полудня к «Приюту героев» подъехал купленный заранее фургон, запряженный парой карликовых битюгов, мохноногих и грудастых. «Тянуть будут до последнего», — на глазок оценил барон, обвязывая раздувшуюся щеку теплым шарфом. Повязка добавляла душевных мучений к мучениям телесным. К своей внешности фон Шмуц относился щепетильно, чтоб не сказать, ревниво, а тут такой пассаж! Дворянин и сотрудник Бдительного Приказа не имеет права выглядеть пугалом огородным! И треуголка набекрень, самым позорным образом…

Конрад страдал.

Пожалуй, шлем с забралом скрыл бы досадный изъян, но одна мысль о посещении оружейной лавки вызывала отвращение. Извините, сударь торговец, нет ли у вас подходящего забрала, лучше в виде обезьяньей морды… да, тип шлема значения не имеет, для нас главное — забрало… нет, решетка не годится, слишком открытая…

Со стыда сгореть можно!

Граф тем временем придирчиво осмотрел фургон и выдал резюме:

— Вполне надежная конструкция. Мягко говоря, э-э… без особого комфорта, но для нашего предприятия сойдет. О-о, у этой лошади слишком твердое копыто…

Заблаговременно нанятые таскальщики грузили в фургон поклажу фальш-квесторов. Кош вызвался править, горделиво заняв место возницы. Битюги косились на рыжего и мрачно врастали в булыжник мостовой. Аглая Вертенна, отказавшись от помощи, кряхтя, забралась в повозку и теперь огромной мышью шуршала внутри, устраиваясь поудобнее. Остальные еще раньше заявили, что поедут верхом. Лошадей взяли напрокат, доставив массу хлопот смотрителю казенных конюшен; из всех лишь Конрад отправлялся в путь на верной кобыле, которая ужасно тосковала бы, останься она в столице.

Мистрис Форзац велела заседлать коня мужским седлом и сейчас стояла в дверях гостиницы, одетая «под кавалера». Высокие ботфорты со шпорами, кожаные лосины, куртка из замши, подпоясанная широким ремнем, фетровый берет-«универсал» — такие носили и мужчины, и женщины. Манеры и поведение мистрис, на взгляд Конрада, выдавали изрядный опыт дальних странствий, возможно, давний и слегка подзабытый, но вполне жизнеспособный. Рядом скучал пес, выжидательно глядя на хозяйку. Псу хотелось, чтобы хозяйка переоделась обратно и пошла обедать, а затем — спать.

Барон втайне разделял желания собаки.

Граф с третьей попытки вскарабкался в седло («О-о… у моего жеребца слишком высокие стремена!.»); жеребец фыркнул, но в целом воспринял Эрнеста Ривердейла благосклонно.

Последним из «Приюта героев» выбрался Икер Тирулега. Взглянув на него, барон не удержался и хмыкнул. По-прежнему облаченный в одежды угольного цвета, чудной господин Тирулега в придачу нацепил на себя… лошадиные шоры! Учитывая широкополую шляпу, низко надвинутую на нос, и поднятый воротник плаща, создавалось впечатление, что от Черной половины гостиницы отделилась крепостная башня в миниатюре, с узкой бойницей наверху. Что при этом видит двоюродный дедушка вора Санчеса, оставалось загадкой. Тем не менее что-то он все же видел, ибо сразу направился к вороному скакуну («Стильно!» — оценил барон) и таинственным путем оказался в седле.

Словно чернильная клякса размазалась по боку животного, чтобы наверху оформиться в человеческую фигуру. Тирулега смотрел строго вперед, не шелохнувшись. Коня он держал не за узду, а за гриву, верней за холку, двумя пальцами.

— В дорогу, дамы и господа? — осведомился граф. И, не дожидаясь ответа на свой, в сущности, риторический вопрос, подвел итог сборам: — Да благословит нас Вечный Странник!

Пожилой аристократ придержал жеребца, давая фон Шмуцу возможность проехать вперед и возглавить маленький отряд. Ну что ж, если граф сам предлагает… Конрад оглянулся на спутников, ободряюще махнул рукой и пустил кобылу шагом. Кош Малой хлестнул вожжами равнодушных битюжков. Скрипнули колеса трогающегося с места фургона.

Квест начался.

У входа в «Приют героев», не стыдясь слез, плакал Трепчик-младший. Трудно сказать, от горя или от радости, но батистовый платок хозяина гостиницы промок насквозь.

— Я всегда уважал Тихий Трибунал! — с нажимом произнес Эфраим Клофелинг, тряхнув седыми кудрями. — Всегда!

На всякий случай он обвел собравшихся взглядом: не станет ли кто возражать? Не заявит ли, что гроссмейстер Совета Высших некромантов Чуриха чихать хотел на трибуналы обитаемого мира, тихие и шумные, оптом и в розницу? Что бессонными ночами рвет в клочья и сжигает в камине знамя с колоколом и змеей — стяг королевской службы расследования преступлений, совершенных с отягчающим применением магии? Что сочиняет в стихах и прозе непристойные дополнения к легенде о возникновении Тихого Трибунала?!

Легенду Анри в свое время учила наизусть.

Некий маг-преступник бежал от мага-мстителя, укрывшись под безъязыким колоколом звонницы Благого Матта, в надежде, что громада металла спасет его от расплаты. Мститель, настигнув жертву, в облике гремучего змея трижды обернулся вокруг колокола и облизывал его до тех пор, пока колокол не раскалился, а беглец не превратился в жаркое. Затем змей вновь стал человеком, поступил на службу Реттийской короне и с благословения его величества Робура Завоевателя основал Трибунал — Тихий, как колокол без языка, и неотвратимый, как змеиная месть. Очень впечатляющая история. Правда, по одной из неофициальных версий все трое — мститель, преступник и король Робур — были любовниками, а преступление сводилось к измене второго первому и третьему с прекрасной Козеттой де Резетт, дочерью Исидора Драного, очарованной при помощи заклятого «Венка сонетов». Чудны пути истории — имена магов забылись, сгинув во тьме веков, а имя красотки сохранилось доподлинно!