NZ /набор землянина/ (СИ) - Демченко Оксана Б. - Страница 27

— Сима, я ведь говорил о естественности, неизбежности слабостей у любой расы, — шепнул Кит. — Они так хотели лишиться всех, что преуспели. Но у бессмертных нет репродукции, это не шутка универсума, это, вероятно, закон. После йорфов никто не играет всерьез в личное бессмертие. Опасаются… необратимого успеха.

— Их много?

— Это открытая планета, — зло бросила Гюль, — так сказано во всех справочниках. Змеи! Нас выставили! Им противно видеть у себя не только прайд, но даже часть его. Я не часть! И это не их дело!

— Не порть цвет лица, мы гости. Меня согласны лечить, и хорошо бы не ядом. Так когда у них была последняя перепись населения со сдуванием пыли с черепушек?

— Здесь постоянный реестр разумных, — отозвался Кит. — Открытый, можно просмотреть.

Он жестом указал на стол и экран, созданный специально под мои привычки. Кажется, я обязана записаться в фанаты кэфов. Этот Кит душка, дизайн экрана шикарный, и вообще — все для человека, и, как ни странно, имя этого счастливого человека — Сима.

В реестре было, скажем так, просторненько и пестренько. Сотни полторы шипящих имен, но это ладно. Пять «льгов» меня напрягли: Ульг, Хэльг и так далее… Вот спорю на две головы из прически Хусса, что весь выводок — имперцы! Живут компактно, это если карту изучить. И рядом еще десятка два гостей, в тех же домах.

Соседний городок. Луппа, Стаппа и прочие такие же… Я покосилась на Гюль, она сразу кивнула — дрюккели, читаю и подтверждаю.

В ближних поселениях нашлись незнакомые мне расы пыров и хрясов, неприятные уже самим названием. И так далее. Полторы сотни хозяев бэ-у галактики и сотня нахлебников из поколения «некст».

— Дележ квартиры на Кутузовском идет над гробом тихо упокоенного старшего, а за скромный особняк на Рублевке и самый праведный племяш прилюдно удавит дядю, — хмыкнула я. И задумалась. — Но дядя-то бессмертен! Кит, а какая у них живучесть, у этих — Хх-у-сс?

— По современной шкале установить сложно, нет прямого аналога, — задумался Кит. Прищурился с обычной своей легкой улыбкой, выбирая сравнение в помойке моей головы. — Но в крупной звезде кремировать посильно. Если по одному. Группой — отобьются.

— И зажарят жадный молодняк?

— Нет.

— Зажалят? Зароют?

Кит рассмеялся. Я тоже. У меня, оказывается, сильнейшая тяга к древним расам, я шоколадно таю в тепле их ретро-обаяния. Они такие… искренние и настоящие. В отличие от старых рас, да, хус-ссс… Гюль фыркнула при чтении моих мыслишек. Покосилась на Кита и томно вздохнула.

— Старшие переросли агрессию. К тому же йорфы не способны возродить жизнь и особенно трепетно уважают закон её сохранения.

— А выставить всех гостей к чертовой бабушке за околицу дачной галактики? Не фен-шуй что ли?

— Фен-шуй, очень по-йорфски звучит, — внятно подумал Кит и вслух добавил: — Я именно это хотел уточнить в габ-центре. Ответ получен. Йорфы рады гостям.

Я попросила морфа сделать мне косички со змеями. Гав расстарался немедленно. Я попросила Гюль одеться как можно неприличнее. Она долго грызла губу — и все же расстегнула пуговку у горла. Кит невозмутимо пронаблюдал.

— Пойдем побираться по списку, — бодро сообщила я. — В каждом сообществе гостей я буду требовать цитрамон, пока меня не выставят.

— Что такое цитрамон?

— Таблетка от головы.

Гюль глянула на меня с ужасом, провела рукой по шее, поймала настоящий смысл и обиженно отмахнулась. Первыми по земному алфавиту в списке кандидатов в фармацевты значились дрюккели. Квиппа им в печень!

Кит провел нас в ангар, не покидая дома. Быстро вкатил Гюль понимание основ управления местным транспортом. И мы поплыли в сторону дрюккелей, мирные, как первый клок шторма на дальнем горизонте.

Обитатели упорядоченного мира жили аскетично и компактно. Строем бегали по прямым дорожкам обладатели серых ряс без пояса. По одному и требуя уступить дорогу, ходили красно-тканные. Носители в красно-желтом вообще стояли на манер памятников. Кстати, если верить справочнику, носят они символ умения квипповать, пояс правильного плетения, с закруткой нити по типу вьюна покойного кай-цветка.

Мы вертикально запарковались из ясного неба — и прямо посреди улицы. Серые замерли. Красные остолбенели, садясь на лапах. Оба носителя перестали стоять памятниками, и бодро прыснули в самый средний и, значит, главный дом. Я обхватила голову двумя руками, морф красочно скрутил мне змеи волос в сплошную конвульсию. Стеная до непотребного фальшиво, я побрела к парадному крыльцу. Хотя чего уж там, мне есть, о чем рыдать. Полкило аурума только что в пыль развеяно. Кто мне простит такое?

— О, как тяжко при живучести пять единиц! О, умоляю помочь! — причитала я.

Гюль семенила следом и подвывала из прайдовой солидарности. Ну — или от избытка чувств…

Желто-красный носитель, осознав, что я так и вопрусь в дом, явился на крыльце лично, чтобы отразить агрессию.

— Требую доложить по форме, — проскрипел он. — Требую восстановить порядок.

— Умру без цитрамона, — сказала я, обвисая на плечо Гюль.

— Травма?

— Габбер Сима. Нахожусь в отпуске по восстановлению живучести, — глухо доложила я. — Голова болит. Не могу найти средство, соответствующее метаболизму. Дома принимала цитрамон. Кто еще поможет, как не вы, носители упорядоченности?

— Формула извлекаема из сознания? — родич Чаппы внял мольбам и даже простил мне вторжение, хотя лесть была грубее наждака.

Я всхлипнула. И меня пригласили в дом. Следующие полчаса в моих мозгах копались, хотя чего-чего, а химии там нет даже в объеме средней школы. Я только знаю, что надо лить кислоту в воду, а не наоборот. Кажется. Носитель все время визита старался поддержать видимость осмысленности его. То есть принимал у меня отчет для габариуса, потрошил меня же во имя уточнения деталей истории с сейфом. Недоумевал, как я тут оказалась так скоро — но по этому поводу я сразу впадала в очередной приступ головной боли, спасибо морфу, он теперь нагло сидел на голове, имитировал что угодно в открытую, притворяясь модной прической — и все верили…

— Вероятно, цитрамон нам не воссоздать, — нехотя признал носитель, вычерпав все данные об имперцах и сейфе, какие я согласилась отдать. — Могу предложить аналог, созданный под ваш метаболизм.

Я возблагодарила. Он выслушал и вроде остался доволен. С тем и расстались. Взлетели мы, зная твердо: тут уже три доли цикла безвылазно находится официальная посольская миссия Дрюккеля, причем с особыми расширенными полномочиями — это высмотрела Гюль, она лучше моего понимает в плетении поясов и иных символах, обозначающих ранги. Через многослойную защиту приватности носитель телепался кое-как, даже при способностях Гюль. Но огорчение и даже досаду она считала. А вот сам носитель нам сообщил, что гостит у йорфов, как частное лицо. И на днях улетает домой.

— Твоя головная боль не впечатлит империю, — заподозрила Гюль.

— Они последние, к кому полетим. То есть, у меня будет настоящая головная боль. И у них, чуть погодя, тоже.

— Твой статус вне пределов габа формальный. Побереги голову.

— У тебя живучесть вдвое выше, чем у любого тэя, ты защитишь мои останки. И убивать на планете бессмертных — не фен-шуй. Не ф-фен сш-уй.

— Уймись.

Я постаралась. День в мире йорфов длинный, светлая часть равна по продолжительности темной и близка к десяти стандартным часам. К закату мы прорекламировали цитрамон во всех семи посольствах. Если на Землю скоро явятся орды пришельцев и ломанутся в аптеку — родные фарм-компании меня причислят к лику святых и наградят, блин, золотой клизмой. По голове.

Хватит о глупом. Все послы с особыми полномочиями, если им верить, в благостном мирке старших прожигали отпуска, все собирались домой, были крепко злы и раздосадованы.

В сумерках я гордо прошествовала к крыльцу имперского особняка. Меня ждали. Не то чтобы у них была супер-пупер служба безопасности, просто на дорожке стоял тот самый Хусс. И мрачно щерился на меня взбешенными змеями. Оказывается, у них все же есть пасти. Зубастые.