Поход клюнутого - Чичин Сергей - Страница 25

Торгрим подобрал ранее прикрытую тюком секиру и выдвинулся с нею в коридор. Бинго с тоскою отметил, что шутить с ним хочется все меньше. Секира была в почти полный дварфов рост, с лезвием примерно вполовину, и даже в чахлом факельном свечении сияла заточкой так, что глаза заслезились. Толстое древко, причудливо выгнутое, смотрелось целиком железным. Такому агрегату свежеоторванный доспех – что ломтик масла! Будучи по природе оптимистом, Бингхам решил радоваться, что дварфа сосватали ему в помощь, а не в противники, но опыт уныло забубнил в ухо, что ни у кого не получается с ним, Бингхамом, так уж долго сосуществовать в доброжелательных отношениях. Все потому, что вокруг народ злой, нервный и шуток не понимает, а еще не хотят делиться, много о себе понимают и пьют слишком много. Последние пункты, впрочем, гоблин самокритично и за собою знал, но не изменять же любимому и столь чудесному себе, отказывая во вкусной выпивке и отрекаясь от последнего в чью-то сомнительную пользу!

– Ты имей в виду, я в нашей конфессии старший, – важно сообщил он дварфу. – Ежели скажу – прыгай, ты прыгай, а не канючь, что дна, мол, не видно.

– Прыгну, – пообещал дварф без колебаний. – В аккурат за тобой. У нас так заведено – чье решение, тот и вперед.

– А у нас заведено поиначе – у которого идеи, тот их и выдает, а иные проверяют, как сработает. Разделение труда, прогрессивная кадровая политика!

– Вот для своих и придержи, – обрезал его капитан. – Сэр Торгрим тебе не на побегушки придан, а в качестве надзирателя. Ежели чудить будешь, так он тебя наставит, как в нашем цивилизованном мире положено. А ежели станешь зарываться – так и в разум вернет любыми доступными средствами.

– В ум меня лучше всего возвращает пиво, – поделился Бинго доверительно. – Сразу бузить прекращаю, добрею, сажусь враскоряку и, покуда пиво не кончилось, пребываю в дивном блаженстве духа.

– Прямо как всамделишный дварф! – подивился Торгрим. – Только бороду отрастить осталось, ну а проблемы с долговязостью мы уладим путем хирургическим.

– Эй-эй, я тебе улажу! Чтоб ты знал, ростом своим я горжусь и пользуюсь им на общее благо – которые ниже меня, к тем отношусь снисходительно.

– А как насчет огров?

– К несуразным громилам теплоты не питаю, так что обхожу седьмою дорогой. А у тебя с ними счеты?

– Все счеты, какие когда-либо имел, я уладил допрежь, чем сдаться сэру Малкольму на справедливый воинский суд. Однако надобно тебе знать, раз уж идти нам бок о бок, что хоть боя я и не ищу, но бегать от него не привычен, хоть там огры, хоть тролли, хоть жуткий подземный кэррион кроулер.

– Вот и славно, мне такой спутник с малолетства мерещится в добрых чаяниях, чтоб кто на меня зуб точит – поначалу об него обломал. Я-то добрый и совсем не боевитый, ты не смотри, что при палке... тем более что и ту уже обронил. Подбери, будь ласков, тебе до пола куда как ближе... а впрочем, сам подберу, не гордый, ежели заберешь свою реликвию, пока у меня пуп не распустился.

– Уже и то славно, что не распустился до сих пор. – Торгрим вразвалочку приблизился и, поднырнув под тюк, опытно его принял на спину. – До сих пор под ним скисло народу едва ли не больше, чем под моим топором. С вашим высокогорным племенем я доселе дел не водил, но теперь готов признать, что не одни морадиновы дети могут силой похвастаться.

– Уф! – От облегчения перед Бингхамовыми глазами круги поплыли, а телу возжелалось взмыть под самый низкий казематный свод. – Не знаю, какие такие дети и как пилилось тое силовое наследие, но наперед попрошу без таких шуточек. Выйдем, что ли, на свет, покуда усатый нам тут и остатнюю свиту не подобрал?

– Так шагай, – предложил капитан. – Дубину только не забудь.

– И правда. Я не только робкий и слабый, у меня еще и с памятью нелады – порой среди фразы запинаюсь, забывши, о чем речь шла. Имейте понимание, не надо по голове сразу, лучше запоминайте, о чем говорили... Которые грамотные, те могут и записывать, а то страшно представить, сколько умных мыслей под это дело похерено.

Палицу Бинго подобрал и немедленно ею почесал задницу, от удовольствия взрыкнув, как грозный лев, а вперед двигаться поостерегся. Под арбалеты с бронебойными болтами у него всегда был зарезервирован отдельный защищенный стек памяти.

– Мне б, сэр Малкольм, какого-нибудь ослика справить, – рассудил дварф, вперевалку двинувшийся к лестнице. – Не корысти ради, а чтоб только поспевать за этим отроком. Ежели у него впрямь по всем озвученным статьям сплошные минусы, так небось искупает он это дивной шустростью.

– Ослика найдем, а доспех твой в Бингхамовом обозе поедет, хотя вот убей – не пойму, на кой он тебе, если никогда не надеваешь.

– Это не для тюремных застенков тема, сэр Амберсандер. Наш род всегда свято чтил воинские традиции – может, потому нас и почитали как непобедимых воинов. Объяснить это в словах... да зачем тебе? Тебе своих заморочек хватает.

– Мне своих не хватает, – радостно напомнил о себе Бинго. – Я такой простой, такой незамутненный! Ты мне по пути расскажи, как умеешь, а я на доступные словеса переложу. Так, мол, и так, таскает на себе, ибо боится, что сопрут, стоит только отвернуться.

– А у вашего племени неужели нет боевых традиций?

– Есть, как же! Бей сильнее, наперво. Потом завсегда бери в бой запасный дрын, а то пару, потому как первый завет на них губительно сказывается. Ну и третий, какой я помню, он сложный, прямо хочется сказать по-эльфийски: квинтэссенция вековой мудрости – ежли среди боя приспичило по-большому, то есть ты дурак и засеря, нет бы допрежь сходить! Но куда уж бежать, надо так надо, таки вот тут портки надлежит не спускать на сапоги, а вовсе скинуть. Потому – непременно сыщется по твою душу бесчестный вражина, кто прихватить захочет в деликатной позиции, а ежли не только глаза от натуги на лоб лезут, но и ноги штанами попутаны, чем возразишь?

Капитан сокрушенно вздохнул и протолкался в авангард. Когда доходило до боевой этики, с гоблинами советоваться ему в голову не приходило. Похоже, предусмотрительность ему привили наставники вкупе с прочими умениями.

– Суровый вы народ, – посочувствовал Торгрим лицемерно. – И эти традиции от самых своих богов ведете?

– Нешто ж иное назовут традицией? Гого, он вовсе штанов не носил. Злые языки говорят – по дикости, а я так разумею, что от записной практичности, чтоб не путаться. А ваши что, так и таскались по миру с эдакими надгробиями?

– Наши по миру не таскались, если только Мортаммора Дуина не приплетать, а тот воином не был. Но горный плейт для последней битвы куется для каждого благородного воина. Обычно он, понятное дело, хранится дома и расчехляется только перед битвой, из которой живым выйти уже не чается. А я... нет у меня больше дома, а где гибель встречу – кто ж его знает.

– Так ты б хоть носил его, что ли. Чего зря пропадать добру?

– Да ты безумнее свирфнеблинского менестреля. Я в нем запекусь, как пить дать! Сказано тебе – доспех сугубо для последней битвы, когда терять уже все равно нечего, если даже не порубят в лапшу, все едино живым из такого доспеха еще никого не выковыряли. Считается, что если гибель в бою удается встретить в нем, попадешь прямиком в личную гвардию Клангеддина Сильверберда, как воин не только доблестный, но и прозорливый, от такого и бог не откажется.

– Чур меня от такого счастья! – Бинго крупно передернулся и чуть не потерял палицу. – В дружину Гого у нас конопатят за особые провинности, на перевоспитание. Потому каждый и тянется, как умеет, лишь бы подобного билета не выписали.

– Не хотите попасть под самую длань истинного парагона? – изумился дварф, даже трюхать по лестнице прекратил в обалдении.

– Не хотим! Я ж уже сказал, что он без штанов? Это у ваших длани и серебряные бороды, а у нашего со всех сторон сплошное седалище.

Торгрим недоверчиво потряс головой.

– Хоть я и не жрец, но подобное отношение, по мне, попахивает ересью. Как же можно эдак паскудить того, кто всему твоему роду жизнь дал?