Китайская петля - Антонов Вячеслав - Страница 1

Вячеслав Антонов

Китайская петля

Часть I

Глава первая

Майским днем 1644 года небо над китайским городом Сучжоу было затянуто густым дымом пожарищ. Маньчжурские войска, пришедшие с севера, с заснеженных таежных просторов, пошли на штурм «благословенного» города императорских парков, в котором укрепились отряды Ли Цзычена — проклятого мятежника и погубителя династии Мин. На зубчатых стенах бесновались бритые голодранцы, размахивая топорами, меча из луков, пригибаясь под страшным свистом каленых ядер. Маньчжурские бомбарды, скованные из железных брусьев, укрепленные в широких рубленых колодинах, грохотали, сотрясая землю; и волна за волной — казалось, от горизонта до горизонта — двигались шеренги воинов в пластинчатых железных панцирях. Гудели боевые барабаны, рыжие отсветы пожарищ проскакивали по блестящему металлу, бросая резкие тени на каменные лица. Черным огнем горели узкие глаза, вперившиеся в стену, на которой в крошеве каменных фонтанов, вздымаемых ядрами, летели кровавые ошметья человеческих тел. Шеренги шли одна за одной, неотвратимо и мерно приближаясь к городу. Еще раз ударили пушки, захлопали пищали, с тяжелым грохотом обрушилась стена, затянув полнеба облаком грязно-серой пыли, и тотчас же, приставив лестницы, Маньчжуры густо полезли на стены и хлынули в пролом, сметая оставшихся защитников. Смолкли орудия, из всех звуков остался лишь боевой рев тысяч глоток да сабельный лязг рукопашного боя. Закрутившись на стенах, побоище перевалилось в город, клубки сцепившихся тел заметались среди огненной метели и черного дыма, в которых валились кровли горящих домов. Распахнулись захваченные ворота, и тогда, по команде военачальника северян, в бой пошла маньчжурская конница: слитно гремели копыта, развевались гривы, на бамбуковых древках бились узкие флаги. Сверкая кривыми саблями, конная лава проскочила ворота и покатилась по прямым улицам Сучжоу, рубя бегущих мятежников, оставляя за собой неподвижные тела, втоптанные в темно-красный парковый песок. Ручейки крови, булькая, сбегали к прудам, расходясь грязно-бурыми пятнами в неподвижной воде…

В одном из парков, укрывшись между кустов, за побоищем следил пожилой китаец — невысокий, узкоплечий, сутуловатый. Его загорелая лысина была окружена венчиком седеющих волос. Седыми были свисающие усы и небольшая бородка; узкие глаза, полуприкрытые в странной отрешенности, порой глядели прямо и жестко. Когда резня затихла и всадники северян скрылись за побеленной парковой оградой, китаец показался из своего укрытия и двинулся по дорожке, огибающей пруд. Выйдя из ворот, украшенных шипастыми головами драконов, он оглядел неширокую реку, в которой плясало отраженное пламя горящих барок, круглый разрушенный мост, изрубленные тела в лохмотьях, валяющиеся на берегу. Недалеко крутились всадники, мелькали сабли, слышались крики дорезаемых повстанцев. Из клубов пыли и круговерти лошадиных тел вывалился один конник и, пришпорив крупного гнедого жеребца, тяжело поскакал к китайцу. Чешуйчатые доспехи, составленные из длинных полос, наложенных друг на друга, гремели на скаку. Плечевые и грудные накладки были завернуты, точно крылья жука. С обнаженной сабли летели красные капли крови, со свалявшейся черной бороды — мутные капли пота. Подскакав, всадник круто осадил коня, вскинул саблю, но мгновенно превратил удар в эффектный салют. Храпящий жеребец вскинул тяжелую голову, оплетенную сеткой жил. С железных удил валилась густая пена.

— Ну, здравствуй… как там тебя… — бросил китайцу всадник.

— Ли Ван Вэй, с вашего позволения. Поздравляю с блестящей победой, Ваше превосходительство! — вежливо поклонился китаец.

— Спасибо и тебе… то есть вам, — внимательно глянув в глаза китайцу, поправился Маньчжур. — То место и впрямь оказалось слабым, наши пушки легко проломили стену.

— Полагаю, настала очередь Пекина?

— О да, черт подери! Гавкать вздумали, псы! Всей черни языки повырезаем! — Всадник потряс саблей и, не выдержав возбуждения, поднял коня на дыбы, ударил его пятками и поскакал в ближайшую свалку — рубиться. Китаец же усмехнулся про себя, покачал головой и не торопясь направился вдоль медленной мутной реки от человеческой крови.

На полторы тысячи километров севернее, по летней сибирской степи шел Младший Ученик, спешащий на встречу с китайским Мастером, прибывшим из далекой страны Хань. Мастер собирал учеников в отрогах Кузнецкого Алатау, напоенных запахом тайги и медвяным ароматом альпийских лугов.

Ученик был одет в меховые штаны и куртку, перетянутую кожаным ремнем, на котором висел длинный кинжал из темной бронзы. Еще час назад, на самом раннем, темном рассвете, он проходил мимо санатория, в скудном тополевом парке которого стояли кибитки на массивных деревянных колесах, закрепленных на жердинах-осях тяжелыми кривыми клиньями. У летнего кафе «Ветерок» была вкопана коновязь из вылощенных временем жердей; привязанные к ней, стояли мохнатые кони с луками и круглыми берестяными колчанами, притороченными к войлочным седлам. Рядом остывал горбатый «Запорожец»— кони недовольно фыркали, принюхиваясь к запаху семьдесят шестого бензина. На заднем сиденье, поджав под себя худые ноги, спала девочка в голубых шортах и желтой махровой маечке с изображением морского штурвала.

— Лена, Лена! — хотел позвать Младший Ученик свою сестренку, но не успел — жизни его угрожала опасность, поэтому надо было спешить. Вдоль дороги, выбитой деревянными колесами кибиток и обкатанной мягкими протекторами «Жигулей», росла низкая голубоватая трава. Мелкие степные ястребы сидели на каменных плитах могильников, тут и там разбросанных в предгорной степи. Позади осталось широкое зеркало соленого озера, блестящего под низким рыжим солнцем. За ближайшей грядой раскинулось другое озеро, Собачье (Ит-Куль), с водой холодной и пресной, накатывающей, словно ртуть, на серую береговую гальку. В степи множество озер и все разные, но сейчас Младший Ученик об этом не думал; он торопился, направляясь к ближайшей гряде холмов. На курорте-стойбище остался труп его друга, который тоже шел к Мастеру.

Выйдя к шоссе, он пропустил совхозный «КамАЗ», груженный тюками прессованного сена, — сухие травинки долго кружились в воздухе — и продолжил подъем на холмы. Глухой слитный топот, донесшийся с подножия склона, заставил его обернуться. Со стороны подсобного хозяйства, покачивая пиками, показалась группа всадников в ушастых малахаях. У них были кривые сабли и круглые щиты, притороченные к седлам. Ученик побежал, с трудом переставляя гудящие от усталости ноги. Заметив его, всадники гикнули, ударили пятками мохнатых коней, переводя их в галоп и вытаскивая из-за спины широкие дальнобойные луки. Глухой топот копыт по сухой земле стал яснее, долетели резкие крики погони. Обливаясь потом, Ученик успел доковылять до вершины пологого холма, но кольцо всадников сжималось, загоняя его к обрыву. Обрыв был сложен из выветренных плит слоистого песчаника, под ним крутой травянистый склон, сбегающий к берегу озера. За озером холмы, поросшие невысокими соснами, гряда за грядой. Еще дальше смутно синели горы.

Крики погони стали совсем близкими, они пробивались сквозь шумное дыханье, острой болью разрывающее грудь. Младший Ученик встал на край обрыва, его ступни в мягких кожаных сапогах ощутили ноздреватый камень, влажный от утренней росы. Передний всадник уже крутил над головой камчу — сыромятную нагайку-волкобой. Еще раз оглянувшись, Младший Ученик присел, вытянул руки перед собой, будто нащупывая в воздухе невидимую плоскость, затем, набрав и выдохнув воздух, усилием воли оттолкнулся от камня. Руки и ноги покатились по невидимым плоскостям, от напряжения потемнело в глазах, крупно задрожали кисти. Степной склон откачнулся назад, под ногами мелькнула извилистая речка с берегами в ярко-зеленой осоке, надвинулась озерная вода, покрытая рябью. Сзади вдруг свистнуло, мелькнули деревянные стрелы с узкими гранеными жалами и бронзовыми шариками-свистунками, уходя вниз по крутым дугам. Последняя стрела порвала на плече меховую куртку, крики заглохли, а под ногами уже показались мелкие волны, сквозь которые замелькало каменистое дно. Руки совсем ослабели, а волны уже приблизились, мелькнули спины больших рыб, крупные глыбы на дне, по которым пробегали солнечные змейки. По дну запрыгала и его тень, появившись откуда-то из темно-зеленой глубины; гребень волны коснулся поджатых ног, и, наконец, последним усилием он дотянулся до берега, свалившись на теплую землю, покрытую сухой желтоватой травой.