Павлик Морозов [1976] - Губарев Виталий Георгиевич - Страница 10

— Да о чем у вас спор идет?

— Да все о том же, — вздохнул Иванов, — о чем теперь все люди спорят.

— О колхозе?

— Так и есть.

— Все ясно, Федор Тихонович. Она за колхоз, а вы…

— А я против! — решительно махнул рукой Иванов. — Ни в какой колхоз я не пойду, как вы меня ни агитируйте! А силой никто заставить не может!

— Никто, никто, — кивнул Дымов.

— Сами посудите… Всю жизнь голоштанным мужичонкой был, ни кола, ни двора своего не было! — говорил Иванов, и в голосе его звучала неподдельная тоска. — Все по людям с женой мыкались, батрачили. Только стал на ноги становиться, лошадку завел… Землица у меня неважнецкая, да все же хлеб родит… И вот, значится, брось все это к лешему!

Дымов сказал ласково и убедительно:

— Зачем же к лешему? Колхозы для того, чтобы люди лучше, богаче жили.

— Слышал я это уже, товарищ Дымов! И учительница наша и жена, всей деревне уши колхозом прожужжали. Не верю! Вот что хотите делайте — не верю! А с ней жить, не буду, раз согласия нету… Вы скажите, товарищ Дымов, как мне с ней развод сделать?

Дымов поднялся, развел руками:

— Не знаю… Честное слово, не знаю, Федор Тихонович. Сам-то я не разводился… Вернусь в район — специально для вас узнаю.

— А то у нас не житье, а мука!

Дымов улыбнулся хитровато:

— А сколько лет вы с ней мучаетесь?

— Да уж восемнадцатый пошел…

— Значит, всю жизнь вместе, а теперь порознь? — вздохнул Дымов и покачал головой. — Нескладно получается, Федор Тихонович! А вдруг она права?

— Ксеня-то? — вскрикнул Иванов и горько прибавил: — Она кого хошь уговорит! Только не меня! Разведусь! — Он снова махнул рукой, круто повернулся и вышел.

Дымов высунулся в окно:

— Куда же вы, Федор Тихонович? Разговор-то мы не кончили.

Иванов шел по улице, не оглядываясь. «Горяч, горяч, — подумал Дымов, — а ведь все-таки поверит в колхоз. Этот обязательно поверит!»

В комнату вошел Трофим. За прошедшие сутки он осунулся, похудел. Исчезла его медлительная важность, глаза смотрели беспокойно, перебегали с предмета на предмет.

— Все сделал, как вы говорили, товарищ Дымов: в избе-читальне актив соберется. Сам оповестил всех.

Дымов подошел к столу, над которым висел кусок картона с надписью: «Председатель сельсовета Т. С. МОРОЗОВ».

— У меня к вам вопросы есть, товарищ Морозов. Я тут внимательно просмотрел список дворов — Дымов посмотрел в глаза председателю. — Честно говоря, странный список…

— А в чем странность, товарищ Дымов? — Морозов отвел глаза в сторону.

— Выходит, что у вас в Герасимовке кулаков нет? Что ни фамилия, то бедняк или середняк. А вот люди говорят другое.

— Да кто говорит-то, товарищ Дымов?

— Хотя бы Потупчик.

Председатель хрипловато рассмеялся.

— Больной человек Потупчик этот, товарищ Дымов. Я вас предупредить позабыл…

— Странно… я не заметил.

— Больной, больной! В умственном расстройстве.

Дымов помолчал.

— Ну а учительница тоже «в умственном расстройстве»?

Морозов заулыбался снисходительно.

— Зоя Александровна? Да ведь она, товарищ Дымов, без году неделю в Герасимовке живет. Где же ей знать всех? — Он вдруг сделал серьезное лицо и понизил голос, чуть склоняясь к собеседнику: — А вообще я вам сказать должен, что заметил я за ней левацкие загибы!.. Не из троцкисток ли она, товарищ Дымов? Конечно, считается комсомолкой, да ведь Захаркин и того выше был — секретарь райкома партии! Не была ли связана с Захаркиным?

Дымов сказал резко:

— Ну, уж это — вы меня простите, Морозов, — глупости!

— Я не в смысле наговора. Я, товарищ Дымов, в порядке бдительности. Все-таки маскируются враги!

— Да, враги маскируются…

Председатель встретился с Дымовым глазами и снова отвел их в сторону.

— А может, конечно, и я сам в чем не разобрался. Человек я не шибко ученый…

За порогом послышались шаги, коротко скрипнула дверь, и в комнату просунулась седая бородка Кулуканова. Морозов оживился:

— Вот, пожалуйста, товарищ Дымов, Арсений Игнатьевич Кулуканов — первый агитатор за колхоз.

Кулуканов неторопливо переступил порог, пригладил пальцами бородку.

— Я с превеликим удовольствием в колхоз вступлю, — сказал он и с достоинством кивнул Дымову. — За мной дело не станет. Только народ в Герасимовке у нас несознательный.

— Почему вы так думаете? — спросил Дымов быстро. — Я со многими гражданами уже беседовал.

Председатель усмехнулся:

— Лукавят, товарищ Дымов, правду в лицо сказать боятся.

— Боятся? Не заметил. У вас люди прямые. Сегодня еще на активе поговорим, завтра на собрании. Вот они правду-то и скажут.

— А в душе против, — вздохнул Кулуканов и сел рядом с Дымовым. — Не все у нас до колхоза доросли.

Снова заскрипела дверь. Стукнув сапогами, порог переступил Иванов в расстегнутой поддевке.

— Опять я к вам…

— Пожалуйста, Федор Тихонович, — привстал Дымов.

— Входи, входи! — сердито крикнул Иванов в дверь и, обернувшись к Дымову, прибавил: — Только я домой пришел, а жена опять за свое!

Вошла Ксения, смущенно прислонилась у двери к стене, заложив за спину руки.

— Здравствуйте, Николай Николаевич.

— А-а, Ксения Петровна! — улыбнулся Дымов.

— Вот вы ей сами скажите, товарищ Дымов, как Ленин-то насчет земли рассуждал?

— Я ж тебе толкую, что Ленин за колхозы был, — начала Ксения.

— Ты помолчи, помолчи, — перебил ее муж. — Тут пограмотнее тебя есть люди… Так как, товарищ Дымов? За колхозы был Ленин или против?

— За колхозы, Федор Тихонович! — сказал Дымов. — Владимир Ильич указывал, что мелким хозяйствам из нужды не выйти.

Ксения тряхнула головой, вынула из-за спины руки и сложила их на груди.

— Вот видишь, я же говорила…

— Да помолчи ты… — Иванов помедлил. — А что же раньше, при Ленине-то, коллективизации не было?

— Не время было, Федор Тихонович. Для крупного хозяйства нужна техника. А какая у нас была техника? — Дымов задумался. Все молчали, ожидая, что он еще скажет. — Вот скажите, Федор Тихонович, вам на фронте довелось быть?

— Да кто ж не был! — Иванов застегнул поддевку. — После гражданской, почитай, только в двадцать втором домой вернулся.

— Значит, вы помните, какой наша страна была после гражданской? — Дымов прошелся по комнате, повел вокруг руками. — Щебенка кругом! Заводы стоят, окна выбиты, в цехах ветер гуляет!

Иванов покашлял.

— Это, конечно, верно.

Дымов говорил, все более оживляясь:

— Все это надо было восстанавливать, Федор Тихонович! И не только восстанавливать! Надо было строить новое. — Он подошел к открытому окну, у которого столпилась группа ребятишек, и рассеянно погладил одного из них по голове. — Надо было и такие заводы строить, которые дали бы деревне машины и тракторы. Есть теперь у нас такие заводы! И с каждым годом будет все больше и больше! И вот теперь настал час объединить мелкие, разрозненные крестьянские хозяйства в колхозы!

— Вот и я говорю… — начала было Ксения, но муж сердито оборвал ее.

— Разрешите мне вопросик, товарищ Дымов, — вдруг сказал Кулуканов.

— Да.

— Колхоз — это, конечно, дело очень даже хорошее, — неторопливо и певуче говорил Кулуканов. — Но вот есть статейка товарища Сталина насчет добровольности, чтобы перегибов не было…

Иванов перебил:

— А меня, Арсений Игнатьевич, силой в колхоз никто и не загоняет.

— Совершенно правильно, Федор Тихонович! — Дымов задумчиво поглаживал через окно застенчиво ухмылявшегося мальчика. — Мы действуем не принуждением. Сами вы скоро поймете, какая это силища — коллективное хозяйство! Разве на мелких наших делянках, товарищи, передовую технику применишь? А как разойдутся тракторы на колхозных землях — какие хлеба зашумят! — Дымов посмотрел на детей и тепло улыбнулся: — Вот у кого замечательное будущее!

Иванов вздохнул.

— Машины да тракторы — оно вроде бы и неплохо, только не для наших мест. У нас ведь так: выйдет мужик пахать, обопрется на соху, глядь — пень, перенесет через пень соху — снова пень! Покуда полоску пройдет, рубаха до хребта прилипнет и лошадь мокрые бока раздувает! Где ж по нашим пням машинам ходить?