Пепел Ара-Лима. - Костин Сергей - Страница 39

Колдун закончил говорить и сел на свое место. Долгие мгновения никто не издавал ни звука. Все ждали, что скажет глава совета Крестоносцев.

— Отступник, — прозвучали тихие слова.

Самаэль стиснул зубы.

Это был приговор. На одиночество. На забвение. На отречение от совета. Больше он никогда не сможет вернуться в рай, под названием Зарабия. Больше его голос не будет решающим на тайных собраниях. И никогда больше Крестоносцы не назовут его своим братом.

Но это ему больше было не нужно. Он выбрал свою дорогу.

— Тот, кто звался братом Самаэлем! Встань!

Колдун, повинуясь, поднялся. Встали и все девять крестоносцев. Глава Совета, поддерживаемый с двух сторон соратниками, грустно покачал головой:

— Мне жаль, что все заканчивается так печально. Жаль, что лучший из нас предал нас. Гран знает, мы все надеялись, что ты, Самаэль, когда-нибудь примешь власть над нами. Жаль, что не дождались мы этого.

— Я не предавал вас, — подал голос колдун.

— Теперь это не важно. Ты не захотел следовать законам и открыл двери в запретный мир. Ты, может быть сам того не сознавая, вверг этот мир в череду страшных по разрушительности событий, коим нет оправданий. Мы не в силах помешать тебе. Но с этой ночи ты больше никогда не сможешь спросить нашего совета и потребовать нашей помощи. Ты стал одиночкой. Мы отвергаем тебя и все, что связано с тобой. Оставайся с миром, и пусть Гран позаботиться о твоей душе.

Масляные лампы вспыхнули ярко и погасли едино. Комната на мгновение погрузилась в кромешную тьму. А когда робкое пламя фитилей вернулось, в каменной комнате оставался один только Самаэль.

— Проклятье! — прошептал он, яростно опуская руку на каменный стол.

На твердой поверхности, в том месте где коснулась рука колдуна, остались глубокие царапины, как от когтей дикого зверя. И лицо колдуна, до этого спокойное и непроницаемое, превратилось в тот самый ужасный лик, что давно, шесть лет назад, привиделся лесовику Йохо на лесной тропе.

ХХХХХ

Огонь бушевал, уничтожая деревянные постройки наспех сколоченной крепости. Хлипкие наружные стены из заостренных кольев были повалены. Невысокие башенки, служащие лучникам местом для стрельбы, разрушены. Все пространство между выкопанными для обороны рвами, было заполнено сотнями тел. Между ними ходили солдаты, добивающие тех, кто хоть как-то подавал признаки жизни.

На холме, неподалеку от горящей крепости, стоял Каббар. Вокруг него замерли легронеры из кодры охраны. Император Кэтера который час стоял неподвижно. Ветер рвал полы его плаща. Горячее солнце нещадно жгло его неприкрытую голову. Щурясь от яркого пустынного солнца Император смотрел на огонь, пожирающий крепость, на мертвых врагов, на своих раненых солдат, плетущихся от крепости по горячему песку. Около него, не отвлекая императора от созерцания, сидел Горгоний. Мутный взор его жадно метался от многочисленных трупов к Императору.

— Славная добыча. Славная, — изредка шептал он, внимательно поглядывая на Каббара.

Но тот, казалось, не слышал, задумавшись. Только изредка прикрывал воспаленные от долгой бессонницы глаза. Верховный Император Кэтера не спал третьи сутки.

— Бунтовщики подавлены, — чуть громче, чем позволялось в таких случаях, заметил Горгоний. — Легронеры Императора умертвили всех, кто посмел восстать против Кэтера.

Каббар оторвал взгляд от бушевавшего внизу огня.

— Почему они идут против меня, Горгоний? Чего им не хватает? Я дал им хлеб, свою защиту, свою власть. Я сделал их гражданами моей Империи? Это уже третье восстание за последний год. Объясни мне, Горгоний? Почему?

Маг поскреб щеку с не проходящими язвами:

— Что еще ждать от скотов? Пустынники никогда не принимали твоих щедрот. Им не нужен твой хлеб, твоя защита. Они привыкли ютиться в глиняных хижинах, которые разрушает даже самый слабый ветер. Они, никогда не видевшие величия твоих дворцов, заботятся только об одном. Чтобы и дети их, жили в этой мерзкой пустыне, ковырялись в сухом песке, пытаясь вырастить горсть пшеницы. Они дикари, император Каббар. И останутся дикарями, что бы ты ни делал ради них.

— Ты как всегда прав, маг. Как всегда. Только достойные имеют право жить в моей империи. Только достойные имеют право поклоняться мне и Кэтеру. Много ли у нас пленных?

Императору ответил гурат, чьи легронеры только что сожгли укрепления восставших пустынников:

— Около двухсот мужчин, остальные женщины, старики и дети.

— Сколько из них выживет после перехода к столице?

— Наши запасы продовольствия и воды невелики, мой Император. Но пустынники выносливы. Они могут стать хорошими скотами на кораблях Вашего флота. Если конечно…

Гурат замялся, заметив оскалившееся лицо Горгония.

— Продолжай, — приказал Каббар.

— Многие погибнут в трудных переходах. Но мы можем сократить ненужные расходы, если оставим здесь наиболее слабых.

— Твои темницы, Каббар, давно не пополнялись новыми сердцами, — напомнил Горгоний, бросая уничтожающие взгляды на смутившегося офицера. — Было бы разумней просто ограничить пленных в еде и воде. Пустынники, как и их уродливые горбатые лошади, способны много дней обходится без влаги.

— Но наши солдаты, мой Император, тоже нуждаются в продовольствии. К тому же, среди Ваших солдат много тяжелораненых, чья транспортировка заметно уменьшит нашу скорость.

— Тот, кто был ранен подлым скотом, не достоин называться солдатом Императора, — заворчал Горгоний.

— Остановись, маг, — Каббар растянул сухие губы. — Можно не любить врагов Кэтера, но только не его солдат. Ни один раненый не должен испытывать недостатка в воде. Это приказ. Все они, сражающие за Империю, должны выжить. Ты отчитаешься за каждого солдата, Варниций. Если необходимо, возьми воду из моих запасов.

— Слушаюсь, мой Император, — склонился гурат.

— Теперь о пленных, — Каббар прикрыл глаза. — Отберите из их числа сто самых сильных и выносливых. Остальных убейте.

Горгоний громко закашлялся, выплевывая из глотки зеленую слюну.

Каббар покосился на мага и добавил:

— Вырежьте у них сердца и отдайте магу Горгонию.

— Благодарю тебя, Император, — потер руки маг и добавил, ни к кому не обращаясь, — Говорят, у пустынников красивые женщины?

— У нас нет времени заниматься ими, — Каббар нахмурился, не принимая никаких возражений. — Женщин и детей отпустите.

Когда гурат удалился, дабы исполнить приказ Императора, Горгоний недовольно обратился к Каббару:

— У моего Императора слишком мягкое сердце? Зачем ты оставил скотское отродье в живых? Почему не погнал в столицу? Даже если половина из них подохнет в дороге, представляешь, какой богатой могла бы стать добыча. Что с тобой, Каббар? Или Ара-Лим разжалобил твою душу?

— Я лишь забочусь о будущем империи, — устало отмахнулся Каббар. — Мертвые не станут скотами. Пусть дети подрастают. Через десять лет они займут места своих отцов на боевых кораблях Кэтера. Империя нуждается в постоянном притоке рабочей силы. Или я не прав, Горгоний.

— Я об этом как-то не подумал, — проворчал маг. — Однако такая пустая трата ресурсов… Жаль. Очень жаль.

Каббар подал знак приблизиться легону, который дожидался распоряжений Императора.

— Тоний, поднимай войска через час. Идем обратно.

— Но, мой Император, — легон удивленно вскинул брови. — Солдаты устали, им нужен отдых. Не лучше ли выдвинуться завтра на рассвете? Тем более, что и вы, мой Император тоже…

— Твой Император потерпит, — сверкнул воспаленными глазами Каббар. — Выполняй приказ, легон. Мы должны как можно скорее покинуть пустыню.

Спустя час взвились в жаркое небо кэтеровские знамена с черными солнцами. Заорали, надрывая горло погонщики повозок. Затрубили походные трубы, поднимая солдат. Дрогнула земля под сапогами. Заржали подстегнутые лошади, поднимая копытами сухой песок. Пентийский легрион, усмирив восставших пустынников, длинной железной змеей двинулся в обратный путь. Далеко за горизонтом их ждала столица империи Турлим.