Время войны - Антонов Антон Станиславович - Страница 41

— Убивай! — выкрикнула она, и даже страх весь куда-то пропал, как иногда бывает в азарте боя. — Ты же убийца! Такое у тебя призвание! А если сюда приведут твою мать — ее ты тоже убьешь? Или сначала изнасилуешь?

И видя, что палач снова бросил револьвер на стол и, держась одной рукой за шею, другой полез в ящик за патронами, Лана торопливо продолжала говорить, как на трибуне, забыв о своей наготе:

— Вы все убийцы и предатели! Но ничего — скоро ваше время кончится. Скоро сюда придут амурцы, и тогда вы все умоетесь кровавыми слезами. Будете умолять о пощаде, но никто вас не пощадит. Потому что вы сами уничтожили всех лучших офицеров, а те, которые еще живы, не станут вас защищать, потому что вы убиваете их детей!

Она была всего лишь старшей школьницей — но школьницей, привыкшей выступать на митингах и собраниях, и говорить не только по бумажке, но и своими словами тоже. Однако ее речь не произвела впечатления на палача.

— Встань туда. Лицом к стене, — сказал он и, отняв левую руку от шеи, взял ею патрон и втолкнул его в барабан.

4

2 мая 666 года Майской революции великий вождь целинского народа Тамирлан Бранивой был разбужен в неурочный час.

Охранник громко постучал в дверь и, дождавшись ответа, вошел в спальню и доложил:

— Срочный звонок. Генерал Садоуски. Требует непременно вас.

— Что случилось? — удивился великий вождь.

— Какой-то инцидент на границе. Якобы серьезный.

— Да что они там, с ума посходили? — возмутился Бранивой. — Без меня уже ни одного вопроса не могут решить!

В сильном раздражении он взял трубку и услышал взволнованный голос Садоуски:

— Лицо Бранивой! Амурцы начали боевые действия. Я только что получил подтверждение. Амурские десантники высадились с моря и с воздуха и захватили город Устамурсак. В районе Зилинарецака и на других участках границы также отмечены инциденты. Требуются ваши указания.

— Какие могут быть указания?! — ответил Бранивой. — Дать отпор наличными силами. Немедленно окружить и уничтожить.

— Наши войска в полной готовности к наступлению. Если нарушить дислокацию…

— А при чем тут дислокация? У вас что, мало войск под Устамурсаком? Им все равно не сегодня-завтра выходить на исходные. Пусть заодно прихлопнут этот десант. А вас жду через полчаса в Малом зале.

И повесил трубку.

Садоуски застыл со своей трубкой в руке.

Он не сказал вождю самого главного. Командование Порт-Амурского фронта не сразу решилось доложить об инциденте в Центар, а генеральный комиссар вооруженных сил не сразу рискнул разбудить Бранивоя. И пока они все проверяли и перепроверяли, с Устамурсаком пропала связь. Но что еще хуже — не было связи с 9-й армией, дивизии которой прятались в лесах вокруг города, а штаб располагался на его окраине.

Это и были как раз те наличные силы, которые могли, не меняя существенно дислокации, отбить Устамурсак и занять исходные позиции для атаки на берегу Амура.

Могли бы — знай кто-нибудь хотя бы приблизительно, где они находятся и что с ними происходит.

Но дозвониться в штаб армии, в корпуса и в дивизии не удавалось ни по телефонам, ни по рации. А потом перестал отзываться и фронтовой командный пункт.

Садоуски был в ужасе и не представлял, как доложить обо всем этом Бранивою. Ведь фронтовой командный пункт — это сто километров от границы.

И там не просто перерезана связь. Раз ФКП не отзывается по радио — значит, он захвачен, то есть там поработала не какая-то диверсионная группа, а серьезный десант.

Это даже страшно себе представить. Порт-Амурский фронт — это двенадцать армий, и все они одновременно потеряли связь с командованием фронта. Правда, с одиннадцатью армиями можно связаться из Центара и отдать приказ о переброске любой из них в район Устамурсака. Но Бранивой не дал на это санкции, а без его разрешения двигать войска, расставленные гениальной волей вождя специально для броска на восток — дело самоубийственное.

Так ничего и не решив, Садоуски рискнул лишь позвонить командующему 34-й армии и отдать приказ о наивысшей боевой готовности.

— Будьте готовы в любой момент начать форсированный марш на Устамурсак, — распорядился он и отправился в Цитадель, мысленно прощаясь с погонами и, скорее всего, с жизнью.

Возле скоростного лифта Садоуски столкнулся с Палом Страхау, который только что примчался в Цитадель с дачи.

— Ну и где же ваша хваленая армия? — закричал генеральный комиссар Органов еще издали. — Амурцы в Зилинарецаке.

Страхау получил первое сообщение от своих подчиненных раньше, чем Садоуски. Оно и понятно — Органы прямо не отвечали за оборону городов от врага. Но поняв, о чем идет речь, Страхау не стал звонить Бранивою, а сел в машину и помчался в Цитадель. Он испугался, что это и есть тот самый военный переворот, ради предотвращения которого Органы с таким усердием истребляли командный состав армии.

А раз так, то Цитадель — это единственное надежное место. Там нет никаких военных. Нижние этажи и подземные помещения занимает Генеральный комиссариат Органов, и вся охрана сверху донизу — тоже из Органов, так что в Цитадели можно ничего не бояться.

Но увидев у лифта генерала Садоуски, одного, без всякого сопровождения, Страхау понял, что все не так плохо, как ему сперва подумалось. И даже подумал, не арестовать ли Садоуски прямо тут же, без лишней волокиты. Однако воздержался, потому что решения такого рода в ЦНР может принимать только один человек — великий вождь Бранивой.

Страхау имел больше информации про Зилинарецак, а не про Устамурсак исключительно потому, что в устье Амура здание Органов захватили чуть ли не в первые минуты вторжения, а на Зеленой реке с этим промедлили, и оттуда некоторое время еще шла информация в округ, а из округа — в Центар.

Но так или иначе, по всем сообщениям выходило, что по меньшей мере два крупных города на восточной границе захвачены врагом. Но где конкретно находится сейчас враг и кто, какими силами и с каким успехом оказывает ему сопротивление, не знали ни Садоуски, ни Страхау.

И уж конечно им обоим в этот час было совсем не до западных областей страны, где никто не ожидал амурского вторжения.

5

Группа подполковника Голубеу прибыла в Дубраву глубокой ночью и первым делом заехала в местное управление Органов за подмогой. Голубеу опасался, что амурский резидент Никалаю окажет яростное сопротивление аресту, а его было категорически приказано взять живьем.

Но хотя Голубеу был начальником отдела в окружном управлении и имел чрезвычайные полномочия, без проблем все-таки не обошлось. Во-первых, на рабочем месте до сих пор не было Дубравского начорга, и на слова дежурного: «Он вызван, но ему от дома ехать сорок минут», — Голубеу резонно возмутился:

— Мы из Чайкина за полчаса добрались, а ему от дома — сорок минут ехать!

Это было некоторое преувеличение. На 49 километров от одного управления Органов до другого машина Голубеу потратила все же больше получаса. Но все равно гнев подполковника был вполне законным — ведь приказ срочно вызвать на работу всех сотрудников поступил в краевые управления еще до полуночи. С тех пор прошло часа полтора, а за это время из любой точки Дубравы до центра можно добраться даже пешком.

— Генерал живет в пригороде, — пытался объяснить дежурный, но Голубеу отмахнулся от него и, дождавшись самого генерала, стал орать на него, как на нашкодившего мальчишку:

— Что вы себе позволяете?! У нас задание особой важности, приказ самого лица Бранивоя, а вы заставляете нас ждать! Это пахнет вредительством! Вы, случаем, не пособник шпионов и предателей?!

Хотя Голубеу был всего лишь подполковник, а начальник краевого управления — генерал-майор, последний стоял перед визитером из Чайкина навытяжку и виновато шмыгал носом.

Зато людей он выделил сразу и без разговоров. Но их еще пришлось инструктировать, причем особо тщательно — Голубеу хорошо помнил злополучный случай с генералом Казариным и его дочерью и женой. Но там погибла всего лишь никчемная баба, а тут речь идет о резиденте вражеской разведки.