Моря Африки - Ердег Элизабетта - Страница 42

— No tourist here… forbidden.

— Да ладно, пропусти нас! Всего несколько кадров.

Охранник мотает головой. Он вежливо на ломанном английском старается объяснить нам то, что мы уже знаем: по закону в Танзании иностранцам запрещено подниматься на борт доу. Очень странный закон, возможно он был принят, чтобы защитить туристов от воровства и несчастных случаев на море, может потому, что стыдно показывать иностранцам нищету и безнадёжность сконцентрированные в старом порту у причалов и в окрестных переулках.

Каков бы не был мотив, но в результате мир доу оказывается нам недоступен.

Жалко! Через сетку видны мачты доу выстроившиеся вдоль причалов, серые корпуса выбеленные солнцем, жёлтые паруса из грубого хлопка, невозможная толпа чёрных грузчиков, полуголых, покрытых потом и пылью. Пёстрая и суматошная сцена, словно перенесённая сюда из давних тёмных веков.

— Чтобы попасть туда пришлось бы замаскироваться под чёрных.

— А если попробовать через Константина?

— Почему бы и нет. Попытка не пытка.

Возвращаемся в к новым причалам, где швартуются паромы, которые ходят на Занзибар и Кению.

— Знаешь Константина? — Спрашиваю первого попавшегося навстречу парнишку хулиганского вида.

С Константином мы познакомились два месяца назад, сразу как пришли в Танзанию. Мы прибыли поздно вечером в порт Дар эс Салам и собирались сойти на берег для оформления прихода. Только после улаживания формальностей можно уйти из этого грязного вонючего и, как и все порты, полного воров места. Но поход на таможню превращается в проблему: если мы пойдём вдвоём на тендере, лодка останется без присмотра и воры не заставят себя долго ждать, если Карло пойдёт один, то тендер останется без присмотра на берегу. Решили, что я провожу Карло до берега и быстро вернусь назад, сторожить лодку.

Мы встали напротив трущоб, примыкающих к порту, выбирая менее смрадное место, чтобы причалить, когда услышали свист и увидели человека размахивающего руками рядом с молом, к которому причаливают паромы.

— Итальянцы! Идите сюда. Я посмотрю за вашей лодкой.

Мужчина говорил по-итальянски совершенно без акцента, может быть слегка с римским.

Всё в этом порту выглядело враждебным и опасным, в том числе и его беззубая улыбка, его дырявая зелёная майка и разные ботинки. Но, почему то, он вызывал доверие и пока Карло ходил на таможню и в управление порта, я осталась с Константином.

— Не беспокойся за лодку, если тебя увидят со мной, никто к ней не подойдёт.

И я осталась сидеть на щелястых досках причала, среди мешков с зерном и гор сушёной рыбы, слушать рассказ этого человека неопределимого возраста, который рассказывал мне о своей жизни.

Десять лет назад, в этом самом порту он завербовался на греческое судно. Некоторое время плавал в Красном море, потом в Александрии поменял судно на итальянское и стал ходить между Италией, Грецией и Ливаном.

— В Италии было хорошо. Мы грузили мрамор. Отличная еда, равиоли, лазанья, красное вино…

В течении пяти лет судно было его домом а команда его семьёй. Но раз, в порту Бейрута, в их сухогруз попала граната и он затонул. К счастью на борту были только три человека и им удалось спастись. Остальной экипаж был на берегу, но всё их имущество, включая паспорта, утонуло вместе с судном.

Владелец был вынужден отправить команду по домам, возместив расходы и пообещав вызвать, как только для них будет другое судно.

— Уже прошло два года, я хочу вернуться в Италию, но без приглашения на работу меня не пустят туда. Пока я здесь, в порту, все меня знают и я всегда нахожу какую-нибудь работу.

Когда на пароме с Занзибара бывают итальянские туристы, всегда стараюсь немного поговорить с ними. Кто знает, может как-нибудь мне удастся устроится на итальянское судно.

Наконец Карло вернулся. Мы отблагодарили Константина небольшим подарком и распрощались.

— Если вам что-нибудь понадобится, ищите меня в порту. Просто спросите, меня все знают — сказал он на прощание.

— Зачем вам Константин? Он вам денег должен? — Ответил парнишка.

— Мы друзья. Скажи что его ищут итальянцы.

Константин материализовался через несколько минут, со своей беззубой улыбкой, счастливый что видит нас и что есть перспектива заработать несколько шиллингов.

— Старый порт? Доу? Я там всех знаю.

— Начальник? Он мой друг.

— Но мы хотим на борт доу.

— На доу? На борт? Зачем..?

Единственное, что мы не можем сказать даже Константину, так это то, что мы хотим снять фильм. Хотя ему это и не важно. Иностранцы, как известно, все немного странные, но у них полно денег, и лучше им не возражать. И потом, я в этом уверена, мы ему симпатичны. Через десять минут мы снова у ворот. Теперь он говорит с охранником. Спорит, жестикулирует, показывает на нас и на море. Наконец ворота открываются и мы можем зайти.

— Но что ты ему сказал?

Ответ теряется в шуме толпы. Люди приезжающие, люди уезжающие, кричащие, толкающие тачки и повозки, просто стоящие засунув руки в карманы. Грузчики, согнувшиеся под тяжестью своей ноши кричат требуя освободить дорогу. Те, что несут мешки с мукой, покрыты слоем белой пыли, контрастирующей с чёрной кожей.

— Держитесь рядом. — шепчет Константин. Рядом завязывается драка. Здоровый парень схватил за руки плюгавенького, у которого в правой руке зажата смятая купюра. Маленький вопит, большой орёт на него. Они толкаются и дёргают друг друга. Большой сильнее и старается вывернуть руку с банкнотой, маленький кричит и сопротивляется, скользя ногами в пыли, пытаясь сохранить равновесие и вырваться. Вокруг них собралась толпа, которая кажется вот-вот вмешается, но они никогда этого не сделают. Константин убыстряет шаг, последнее что я вижу, клубок из двух тел крутящийся в пыли, который теряется в море других, бросившихся не то разнять, не то помочь одному из них.

На главном причале наш покровитель находит хозяина одного из доу, они о чём то говорят очень быстро. Понимаю, что отправляются на Занзибар сегодня ночью. Хозяин однако мотает головой. Константин настаивает. Угадываю смысл его речи, он объясняет, что мы не просто туристы, что тоже плаваем, что пишем книги.

— Десять тысяч шиллингов. — чтобы закончить разговор хозяин называют сумму, которая по местным меркам целое состояние.

— Давай пять. — отвечаю с ходу.

— Хорошо, только я должен вас спрятать — говорит он, показывая на охранников у причалов.

Таким образом мы оказались на палубе доу в микроскопической деревянной шлюпке, которая обычно служит для перевозки людей на берег, но так как сейчас доу стоит у причала, она лежит на палубе, рядом с демонтированным бортовым гальюном.

Так мы провели вторую половину дня полулёжа в шлюпке в компании семейства тараканов и десятков других насекомых, невидимые для окружающих, шпионя за погрузкой и разгрузкой десятков судов, неизвестно откуда прибывших и неизвестно куда отправляющихся.

Вдруг причал наполняется зебу. Это африканский эквивалент наших буйволов. Для погрузки стада уложили доски с причала на борт доу. Но животные боятся воды и сопротивляются, упираются копытами, мычат. Люди толкают и хлещут их, тянут за рога, уши и хвосты без всякой жалости. Воздух наполняется тревожным мычанием и запахом навоза. Сотни напуганных животных спотыкаются, пятятся и толкаются, прыгают и в конце концов скатываются в трюмы закатив сумасшедшие глаза.

Сто лет назад из этого самого порта на точно таких же судах увозили стада человеческих существ. Захваченные в войнах или просто купленные в собственных деревнях африканцы совершали длинные переходы из глубины материка на побережье. Пока их вели по джунглям, пусть и закованными в кандалы и цепи, несчастные сохраняли какую то надежду.

Ведь джунгли были их домом, и глядя вокруг они всё время видели привычную среду.

Трагедия происходила здесь, по прибытию в порт. Люди, никогда не видевшие ничего, кроме долины в которой родились, оказывались вдруг на берегу моря. Бесконечное, огромное пустое пространство без деревьев, без травы, без животных. Двадцатиметровое судно должно было казаться им странным созданием, возможно зверем, притаившимся в мутной воде порта, готовым проглотить их навсегда. Видя своих товарищей, исчезающих в трюмах, поглощаемых тёмным люком ведущим под воду, многие вырывались из цепей, калеча конечности и умирая от потери крови. Другие бросались в море, третьи сходили с ума.