Пока мы не встретимся вновь - Крэнц Джудит - Страница 45

— Мама знает про этот погреб? — спросил Поль.

— Конечно. Женщины смыслят в виноградарстве и виноделии не меньше… а иногда и больше мужчин. Достаточно вспомнить, например, как умело в прошлые времена вела хозяйство вдова Клико и неотразимая мадам Поммери. Или наших современниц мадам Болинье и маркизу де Суаре д'Олан из «Дома Пинер-Эдисьен». Да, твоя мать знает про этот погреб, и тебе, возможно, когда-нибудь захочется рассказать о нем Еве. Но девочки пока еще слишком молоды, чтобы забивать им головки такими мрачными предчувствиями. Теперь, перед уходом, давайте выпьем по бокалу шампанского, благо его даже не надо охлаждать.

Виконт повернулся к столику у входа в секретный погреб: на нем стояли перевернутые бокалы, прикрытые от пыли куском чистого холста. Не потревожив другие бутылки, он вытащил из реек бутылку редчайшего розового вина и откупорил ее, осторожно действуя щипцами с плоскими краями. Над горлышком задымился и исчез нежный, словно вздох, дымок. Только после этого виконт на две трети наполнил свой бокал шампанским, покрутив его, чтобы пробудить вино от спячки. Шампанское вспенилось и заиграло. Гийом, Поль и Жан-Люк одобрительно смотрели на быстро исчезающую пену. Когда виконт поднес бокал к свету, они с восхищением увидели ни с чем не сравнимый бледно-розовый оттенок вина и наклонились, чтобы полюбоваться зарождающимися на дне и быстро всплывающими на поверхность пузырьками одинакового размера: это говорило о превосходном качестве вина. Виконт лишь понюхал шампанское, затем передал бокал Бруно, посоветовав ему прислушаться к шуму пузырьков.

— Они умеют говорить, но не все об этом знают и понимают их, — мягко сказал он. Наполнив все бокалы, Жан-Люк повертел свой в ладонях и наконец попробовал шампанское. — За будущее! — провозгласил он, и все дружно выпили. Когда Бруно оторвал губы от бокала, дед спросил: — Ты заметил, что шампанское имеет один вкус на языке и совсем другой после того, как его проглотишь?

— Если говорить честно, нет, не заметил.

— Ах, в следующий раз будь внимательней, мой мальчик. Это скорее внутренний жар, чем какой-то определенный вкус, и он присущ лишь безупречному шампанскому. Он называется «Прощание».

Несколько дней спустя, туманным парижским вечером, виконт Бруно де Сен-Фрейкур де Лансель, как его представляли визитные карточки, — хотя при крещении в его полное имя не было внесено имя матери, — бросил карты на стол в игорной комнате своего клуба и сказал друзьям:

— Господа, на сегодня я — пас.

— Ты так быстро покидаешь нас, Бруно? — спросил его ближайший друг Клод де Ковиль.

— Бабушка просила сегодня пораньше прийти домой. Она ждет гостей.

— Ты — образцовый внук, Бруно, — насмешливо заметил Клод, — выходишь из-за стола, когда удача улыбнулась тебе. Это дурная примета. Однако, может, я выиграю разок для разнообразия, когда ты уйдешь.

— Желаю удачи, — сказал на прощание Бруно.

Покинув клуб, он взял такси и поехал на улицу Лилль. С момента встречи с Евой он постоянно ощущал в себе внутреннее напряжение и раздражение. Эти, как он считал, непозволительные эмоции требовали выхода.

— Добрый день, Жан, — поздоровался Бруно с дворецким, распахнувшим перед ним дверь одного из огромных домов. — Месье Клод дома?

— Нет, месье Бруно, он ушел еще днем, — ответил дворецкий, который служил у Ковилей всю жизнь и в прошлом частенько гонял Бруно с Клодом из кладовой дома. Сейчас он разговаривал с восемнадцатилетним Бруно, словно тот по-прежнему был школьником.

— Какая жалость, я надеялся, что он напоит меня чаем.

— Графиня сейчас пьет чай. Сегодня вечером она одна. Доложить ей о вашем приходе?

— Нет, не надо ее беспокоить… А впрочем, да, доложи. Я умираю от жажды.

Несколькими минутами позже дворецкий ввел Бруно в маленький салон на втором этаже, где Сабина де Ковиль сидела на софе перед чайным подносом, удобно положив ногу на ногу. На ней было платье из янтарно-желтого шелковистого крепа. Широкий ворот открывал взору ее белоснежную шею и часть плеча. Складки, собранные на одном бедре, придавали одеянию благородство античных линий.

Сабина де Ковиль была изящным созданием тридцати восьми лет с блестящими, прямыми, темными волосами, закрученными вокруг головы так, что они полностью закрывали уши, и тонкими, капризно изогнутыми губами, накрашенными ярко-красной помадой. В уголках ее удлиненных глаз с меланхолическим выражением всегда таилась насмешка, а низкий голос постоянно звучал нетерпеливо и раздраженно. Она одевалась в обольстительно женственные платья от Вионет. Из-за пышности форм ей уже не подходил мальчишеский стиль и туалеты от Шанель, а платья от Скьяпарелли она считала недостаточно оригинальными, простоватыми и слишком похожими на готовую одежду. Женщина, по-настоящему приверженная искусству высокой моды, не могла относиться к ним всерьез.

Графиня де Ковиль слыла одной из самых умных женщин Парижа, хотя у нее не было ни одной близкой подруги, а возможно, именно поэтому. Никто никогда не отклонял ее приглашений, однако она нередко пила чай одна.

— Если ты ищешь моего сына, Бруно, то я ничем не могу тебе помочь… Он никогда не говорит мне, куда идет и когда вернется, — сказала мадам де Ковиль, когда Жан оставил их одних.

Бруно приблизился к софе и остановился в полуметре от нее, почтительно опустив глаза.

— Я знал, что его нет дома. Я только что расстался с ним в клубе, и едва ли он выйдет оттуда раньше чем через несколько часов.

Сделав это признание, Бруно замолчал. Графиня окинула его внимательным взглядом: он стоял, скромно потупившись, и словно ждал ее приказаний. Подняв довольно крупную, не слишком изящную руку, графиня задумчиво погладила подбородок, пытаясь прийти к определенному решению. Затем опустила ноги, поставила на столик чашку и вскинула на Бруно глаза так, будто он сострил. Когда она заговорила, ее голос звучал уже совершенно иначе.

— Значит, вот как, Шарль, да? — спросила она резко и отрывисто.

— Да, мадам, — смиренно ответил Бруно, почтительно склонив голову.

— Ты поставил машину в гараж, Шарль? — последовал новый вопрос.

— Да, мадам. — Голос Бруно звучал подобострастно. Всем своим видом он изображал послушание. Его черные брови сошлись на переносице от желания угодить госпоже.

— Ты помыл ее и вытер до блеска?

— Да, мадам. Именно так, как вы приказали.

— Ты принес все пакеты, за которыми я тебя посылала?

— Они все здесь. Куда прикажете положить их? — спросил Бруно. Его верхняя губа угодливо вытянулась вперед.

Сабина де Ковиль молча встала и направилась в затемненную спальню, где горничная уже опустила шторы на окнах.

— Можешь положить их здесь, Шарль, — сказала она. Характерное для нее нетерпение явственно зазвучало в голосе графини.

Бруно повернулся и запер за собой дверь спальни.

— Я еще нужен мадам?

— Нет, Шарль, ты можешь идти.

Бруно взял руку графини, словно намереваясь поцеловать ее. Вместо этого он припал к ее ладони пухлыми губами так, что она почувствовала на своей мягкой коже его теплое дыхание. Затем, не отпуская ее руки, он поднял голову. Сабина де Ковиль прикрыла глаза, испытав неожиданное удовольствие.

— Можешь идти, Шарль, — повелительно повторила она.

— Сомневаюсь, мадам, — сказал Бруно и потянул ее руку вниз, чтобы она коснулась его паха, где под брюками выступал его напряженный пенис.

— Прекрати, Шарль.

Графиня попыталась отдернуть руку, но Бруно твердо сжал ее кисть, заставив Сабину обхватить свою возбужденную плоть. Сабина де Ковиль опустила веки, словно прислушиваясь к какому-то тихому, почти невнятному звуку и ощущая, как пенис набухает под ее длинными пальцами. Он стал огромным. Ее тонкие губы невольно приоткрылись, дыхание стало отрывистым, а на красивом лице появилось плотоядное выражение гурмана.

— Мадам должна стоять спокойно. Мадам должна делать лишь то, что я ей скажу, и ничего больше, — хрипло проговорил Бруно. — Мадам все поняла?