Останемся друзьями - Селмер Мишель - Страница 27

Ведь так должно быть, но этого не происходит. Почему каждая клеточка ее тела призывает бежать от него со всех ног?

— Терри, что с тобой? — Ник почувствовал, что происходит что-то странное. Терри выглядела так, словно готова разрыдаться.

— Я просто очень… удивлена, — сказала она. — Я имею в виду, ведь это не входило в наши планы.

— Планы меняются.

Но не этот.

Ник сел рядом с ней и взял ее за руки.

— Послушай, я вижу, что ты напугана.

Терри отдернула руки.

— Дело не в этом.

— А в чем тогда?

— Ты не хочешь жениться. Ты повторял это миллион раз.

— Я ошибался.

— Значит, все так просто? Ты взял и передумал?

— Ну, приблизительно так.

— А как мне понять, что ты не передумаешь опять? Что через пять лет ты не заскучаешь и не захочешь вновь оказаться на свободе? Как я могу быть уверена, что ты не умрешь?

— Хорошо, Терри, — спокойно сказал он, словно разговаривая с маленьким ребенком. — Ты ведешь себя немного глупо.

— Правда? Ты что, забыл, что говоришь с женщиной, у которой умерли оба родителя? Как ты сам сказал, возможно, они не хотели умирать. Думаю, это не входило в их планы. Но они все же умерли.

— Я никогда не заявлял, что собираюсь жить вечно. Когда-нибудь мы все умрем. Но, конечно, я надеюсь, совсем не скоро.

— Зачем ты говоришь все это? Ведь нам было так хорошо.

— Поэтому и говорю. После того, что ты сказала по поводу Рождества, я подумал, ты готова обсудить это.

— А что я сказала по поводу Рождества?

— Что в следующем году у нас обязательно будет настоящая елка. И я решил, ты планируешь следующий год провести вместе, что ты готова обсуждать совместное будущее.

Как могут несколько невинных слов быть так неправильно интерпретированы?

— У моих слов не было этого смысла.

— А какой был?

— Я не знаю! — Терри очень хотелось, чтобы он перестал давить на нее своими вопросами и дал ей минуту попытаться собраться с мыслями. — Просто слова.

— Терри, я влюбился в тебя. Я знаю, чего хочу. И это не изменится. Не через год, не через пять лет, не через сотню. Пока я дышу, буду желать тебя.

— Я тоже тебя желаю, — мягко отозвалась она. — Но я не знаю, готова ли я пока к этому. Если бы ты просто дал мне немного времени…

— Сколько именно времени тебе надо? Один год? Два года? Или, может, двадцать лет? Потому что именно столько нам понадобилось, чтобы прийти к тому, что есть у нас сейчас. Ты не можешь жить, постоянно опасаясь того, что случится в будущем.

— Ничего не получится.

— Что именно не получится?

— Брак, ребенок. Ничего. Это нечестно по отношению к каждому из нас. Ты хочешь от меня того, что я никогда не смогу тебе дать, Ник.

Пару минут он молчал. Он просто сидел, глядя в стену перед собой. Наконец он произнес:

— Знаешь, чего я никогда не мог понять? Ты красива и очень умна, но ты постоянно встречаешься с придурками и неудачниками. С мужчинами, которых видят насквозь все кругом, включая меня. Они тебе не подходят, но ты упорно этого не замечаешь. Наконец я понял, в чем твоя проблема. Хотя ты постоянно говоришь о том, что ищешь своего идеального мужчину, на самом деле ты не хочешь его находить. Ты делаешь все возможное, чтобы заводить отношения, которые заведомо закончатся разрывом. Или просто занимаешься ни к чему не обязывающим сексом. Ведь если ты не будешь привязываться эмоционально, тебя нельзя будет ранить. Но задумайся, Терри. Не делаешь ли ты при этом больно другим?

Она нервно закусила нижнюю губу.

— Сколько мужчин по-настоящему дорожили тобой, а ты просто вычеркнула их из своей жизни? Теперь ты поступаешь так и со мной.

Ник был прав, и Терри это знала. Но она ничего не могла с собой поделать. Она не знала, как измениться. Все механизмы самозащиты, которые выработались у нее с детства на подсознательном уровне, были сильнее ее стремления стать счастливой. Они не позволяли ей поступить по-другому.

— Если ты просто дашь мне еще немного времени…

— Терри, мы были лучшими друзьями на протяжении двадцати лет. Если ты так и не научилась мне доверять, ты никогда не научишься. — Ник резко встал с высокого стула и направился к дверям кухни.

— А как же твои десять миллионов долларов? — спросила она только из-за того, что не была готова к окончанию разговора. Пока еще не готова.

Он остановился и повернулся к ней. Терри удивило его бледное лицо, хотя она прекрасно осознавала, как больно ему в данный момент.

— На тебе свет клином не сошелся.

Он не хотел этого говорить. Она об этом знала. Но когда он развернулся и ушел, его слова отозвались глухой болью. Если бы он только мог дать ей немного времени. Но Ник прав: она — второсортный товар, а он заслуживает большего.

Когда наступило следующее утро, время очередной попытки зачать ребенка, Ник зашел в пустую спальню Терри и обнаружил, что вся ее одежда и она сама бесследно исчезли. Затем он прошел на кухню и обнаружил на столе записку. В ней она написала, что ей очень жаль и что она вернется через пару дней, чтобы забрать оставшиеся вещи. Все просто.

Это конец.

Словно во сне, он приготовил себе кофе, который обычно не пил, попытался поджарить в тостере хлеб, но спалил его. Открыл банку с пивом, но поставил его на кофейный столик, даже не притронувшись к нему. Оставшуюся часть дня он провел перед выключенным телевизором. Впервые за долгие годы он за весь день не поговорил с Терри. Хотя безумно этого хотел. Ему казалось невероятным, что он не может рассказать ей о своем дне, даже если все, чем он может поделиться, — это угрызения совести и мысли о своей ничтожности.

В канун Рождества, за обедом в доме матери, он сказал всем, что Терри подхватила простуду, зная, что, если откроет им правду, в этом году в их семье Рождества не будет. И поскольку во всем был виноват только он сам, поскольку именно он завел разрушивший их отношения разговор, утверждая при этом, что все будет хорошо, он заслужил страданий в одиночестве. Хотя Ник был уверен — Терри страдает не меньше его. Все, о чем он мог думать, — это о том, чтобы повернуть время вспять и исправить ошибки. Взять назад все сказанные ей слова.

Ник пытался убедить себя, что не станет скучать по Терри, но все время проводил в ожидании ее. Она всегда была в праздники с его семьей. Потому что, кроме них, у нее никого не было.

Нику было очень плохо, но рядом с ним находились любящие его люди. Терри тоже страдала — в этом он не сомневался ни на секунду, — но, что хуже всего, она была одинока. Чувство вины не покидало его. И даже ночью не позволяло сомкнуть глаз. К рождественскому утру он твердо решил, что собирается делать, что должен сделать.

И главное, что он хочет сделать.

Окно квартиры Терри было единственным, которое не освещали праздничные украшения. Оно выглядело так грустно и… одиноко. Голый пластик на фоне мерцающих разноцветных огней, пушистых снежинок, свежих еловых веток и рождественских сцен. Они не особо утруждали себя украшением квартиры Ника в этом году, но, по крайней мере, у него на кофейном столе стояло уродливое искусственное дерево. Хотя теперь оно выглядело скорее насмешкой и только подчеркивало одинокое состояние хозяина квартиры.

Ник пробрался через сугробы только что выпавшего снега к дверям ее дома и позвонил. Терри открыла дверь в фланелевой пижаме. Она заметно удивилась, увидев его, как он этого и ожидал. Настолько удивилась, что в течение нескольких минут просто молча смотрела на него, широко открыв рот.

— Здесь очень холодно, — сказал он, призывая ее к действиям.

— Извини, заходи.

Она придержала дверь, и Ник зашел. Смахнул снег с ботинок и снял пальто, удивленно отметив, что внутри не так уж и жарко.

— Как хорошо, — сказал он.

— Хорошо? — повторила Терри.

— Температура. Обычно у тебя очень холодно.

— Вчера ночью я решила, что сыта холодом по горло.