Планета №6 - Антонов Антон Станиславович - Страница 17

Однако долго беседовать со странным пациентом Анжеле не пришлось. Ее отвлек Воплощенный Дух Виктора Цоя, который привычно встал в монументальную позу посреди коридора и ненатуральным голосом затянул песню собственного сочинения, по первым строчкам которой было видно, что дух Цоя здесь даже не ночевал.

– Цой жил, Цой жив, Цой будет жить! – не дослушав песню до конца, возгласил молодой хиппи, косивший в Кащенке от армии, и одобрительно хлопнул с размаху Воплощенного Духа по плечу.

Воплощенный Дух мгновенно потерял всю свою монументальность и шуганулся под защиту своего доброго друга – Нового Перерождения Нострадамуса.

Новое Перерождение целыми днями бродило по отделению и пугало тихих психов своими страшными предсказаниями. Кроме того, оно охотно гадало по руке и на картах, чего настоящий Нострадамус, кажется, никогда не делал. Однако, несмотря на это, Новое Перерождение для краткости называли просто Нострадамусом, точно так же, как Воплощенного Духа называли просто Цоем или даже Витей, хотя на самом деле он был казахом по имени Алтай.

– Жалко, что он не вообразил себя горной грядой, – сетовал в обществе коллег его лечащий врач. – Это больше соответствовало бы его имени. А главное – гораздо тише и спокойнее.

– Не скажи, – возражали на это коллеги. – В горах бывают лавины, обвалы, землетрясения и извержения.

Как это обычно бывает, все опытные работники психиатрической клиники в результате длительного общения с пациентами сами были немного Наполеонами в духе того анекдота, где старый доктор говорит; новичку: «Смотри, если главврач скажет, что он Наполеон, – ты ему не верь. Наполеон – это я». Между тем во всей больнице, где лечились сотни, если не тысячи пациентов, не было ни одного Наполеона. Эта тема давно уже стала неактуальной. Зато в отделении, куда попал несчастный художник Семисвечин с инопланетным Наблюдателем внутри, обнаружилось целых четыре выходца из иных миров, которые яростно враждовали с друг другом.

Наблюдатель несказанно поразился этому обстоятельству. Он все еще не оправился от белой горячки, вызвавшей у Носителя спонтанный приступ параноидальной шизофрении, и принял бред четырех психов за чистую монету, о чем немедленно сообщил коллегам на орбиту.

Коллеги на борту звездолета давно уже поняли, что с их собратом в теле микробота-разведчика творится что-то неладное, причем очень. Они наконец прекратили споры о том, следует прервать операцию или нет. Все были согласны, что следует, и чем скорее тем лучше. Надо же спасать собрата, заразившегося безумием от этих непредсказуемых обитателей планеты Наслаждений.

Беда, однако, была в том, что Наблюдатель в упор не слышал разумных доводов и вопреки Уставу отказывался выполнять безусловный приказ о возвращении на корабль.

Ему приспичило познакомиться с разумными существами из иных миров, которые, по всей видимости, выполняли на этой планете ту же миссию, что и он.

Знакомство состоялось в тот же день в душевой, где психи мылись под бдительным присмотром санитаров.

Между моющимися бродил худой и бледный юноша семитского вида, который пристально изучал причинные места товарищей по несчастью и время от времени сокрушенно произносил:

– Ах ты гой еси, добрый молодец.

Но его никто не слушал или не слышал, потому что рядом пожилой степенный пациент, весь в пене, педагогическим голосом очень громко декламировал поэму «Мойдодыр». А в дальнем углу вели высоконаучную беседу профессор-китаист Шендерович, который придумал писать по-русски иероглифами, и секретный физик Толубеев, который изобрел антигравитацию.

Профессор был настоящий, а физик – нет, но от этого беседа не становилась менее ученой.

– Через несколько десятилетий все люди в мире станут китайцами, – говорил профессор, нервно озираясь по сторонам, – так что не имеет смысла держаться за свой язык и свои традиции. Нужно добровольно китаизироваться, пока нас не принудили к этому силой.

– Антигравитация все исправит, – возражал секретный физик. – Все люди станут парить под облаками, а их проблемы решатся сами собой. Границы исчезнут, и появится общий язык всего человечества.

– И этим языком будет китайский, – не сдавался профессор восточной филологии.

Для инопланетного Наблюдателя все это было, однако, слишком сложно, и он решил прибегнуть к помощи присутствующих здесь же инопланетян, которые наверняка провели на этой планете больше времени и успели узнать больше подробностей о здешней жизни.

Один из этих иномирян, очень злой на трех остальных, не слишком удивился, когда к нему в душе подошел мокрый художник Семисвечин, воображающий себя женщиной, и вежливо поинтересовался:

– Простите, а с какой вы планеты?

– С Беты Альдебарана, – не задумываясь ответил инопланетянин.

Наблюдатель не разбирался в местных обозначениях астрономических объектов. Он попробовал воспользоваться эрудицией Носителя, но уроки астрономии давно стерлись из памяти художника. Он даже не знал, что Альдебаран – это не созвездие, а отдельно взятая звезда, то есть понятие «Бета Альдебарана» абсурдно в принципе.

Наблюдатель этого тоже не узнал и голосом Семисвечина задал иномирянину следующий вопрос:

– А вы сможете показать мне вашу звезду на карте или непосредственно на звездном небе?

– Нет, – жестко отрезал собеседник.

– Почему? – искренне удивился Наблюдатель.

– Потому что это тайна, – шепотом объяснил иномирянин. – Если они узнают – нам несдобровать.

– Кто «они» и кому «нам»? – попытался разобраться Наблюдатель.

– Откуда я знаю, может быть, ты тоже ихний шпион… – пробормотал иномирянин, не отвечая по существу, и Наблюдатель не счел нужным утаивать истину.

Инструкция категорически запрещала Наблюдателям раскрывать свое инкогнито, но безумного посланца из мира Собратьев несло.

– Я действительно наблюдатель дальней разведки с планеты Собратьев, которая расположена на расстоянии 777 световых лет отсюда. Но у меня нет никаких враждебных намерений по отношению к вам и к вашему миру, так что вы вполне можете мне довериться.

– Я так и знал, что ты тараканопаук с планеты Плюк в тинтуре! – истошно возопил инопланетянин и, без предупреждения напав на беззащитного художника, больно уронил его на кафельный пол.

Когда подоспели санитары, иномирянин уже сидел на художнике верхом и свирепо мутузил его кулаками.

Художник пытался выскользнуть из-под него, выкрикивая в промежутках между истошными воплями:

– Я не тараканопаук! Я – дубликат сознания бесполого метагуманоида в процессоре микробота!

Разнять больных стоило немалого труда, поскольку оба они были мокрые и скользкие, но в конце концов это удалось. И хотя виноват в инциденте несомненно был фальшивый инопланетянин, санитары, недолго думая, зафиксировали обоих.

После этого они, как и положено, доложили лечащему врачу о выкриках художника и, в частности, о том, что он больше не женщина, а бесполый метагуманоид и инопланетный Наблюдатель в одном лице.

Врачи слегка удивились тому, насколько быстро меняется у этого пациента фабула бреда, но в принципе они за свою долгую практику видели и не такое.

Тем временем настоящий Наблюдатель в теле художника сделал вывод, что он пошел по не правильному пути. Незачем было беседовать с инопланетянином, используя речевой аппарат Носителя. Ведь гораздо проще проникнуть непосредственно в мозг инопланетянина, и тогда это злобное существо ничего не сможет скрыть.

Наблюдатель уже достаточно окреп, чтобы совершить перемещение из одного мозга в другой. Микробот-разведчик незаметно и бесшумно вылетел из уха художника Семисвечина и тут же влетел в ухо неизлечимого хроника Василия Тараканова, который в школе носил прозвище Таракан и на этой почве уже тогда вообразил себя тараканопауком. Впрочем, позднее он пришел к выводу, что тараканопауки как раз все остальные, а он – доблестный рыцарь джедай, пришедший освободить землю от этих ядовитых и коварных тварей.

Через полчаса художник Семисвечин уже не был ни женщиной, ни тараканопауком, ни бесполым метагуманоидом. По-прежнему надежно привязанный к кровати, он, обессилев и с трудом шевеля губами, хриплым шепотом напевал: