Пасьянс на красной масти - Шелестов Кирилл - Страница 99

— Теперь хватит! — объявила Ирина громко, так что парень за соседним столом обернулся в ее сторону.

— Нечего на меня глазеть! — прошипела она ему. —Я этого не люблю!

Парень поспешно потупился.

Она поднялась и слегка качнулась. Я подхватил ее, но она выдернула руку и выпрямилась. От нее пахло спиртным и вновь жасмином. В сочетании с черными брюками это означало, что я вычеркнут из ее жизни навсегда.

— Ну что, ты доволен?! — с раздражением осведомилась она.

Я не очень понимал, что именно должно было вызвать мою радость, но на всякий случай закивал с повышенным энтузиазмом. Я не угадал.

— Ведь ты, кажется, всегда хотел, чтобы я брала от тебя деньги? — взвилась она. — Чтобы я зависела от тебя! Тебя ведь бесило, что я была богаче! Правда?

Это не было правдой, и при других обстоятельствах я бы, наверное, обиделся. Но сейчас я видел, что она настроена на скандал и ищет ссоры. К примирению вело два пути: можно было терпеть и потакать, стараясь не давать ей оснований для упреков, а можно было ускорить ссору, в надежде, что после нее, как после очистительной грозы, она успокоится. Я не очень верил в первый вариант, но из присущей мне добросовестности решил начать с него.

— Прости, если я дал тебе повод так думать, — отозвался я.

Это неожиданно подействовало. Она на минуту смутилась и взяла меня под руку.

— Это ты меня извини, — пробормотала она. — Похоже, я немного одичала. У меня сейчас вообще проблемы в общении с людьми. Я вижу, как все злорадствуют, и постоянно срываюсь. Меня, как последнюю дуру, тянет что-то доказать! Хотя кому? Зачем? Глупость какая-то! Сидеть дома одна не могу. Я очень рада тебе. Всегда рада. Просто жаль, что ты увидел меня здесь и такой.

Ее откровенность захватила меня врасплох. Я был растроган. Я понимал все, что она сказала и не сказала.

— Я тоже тебя очень люблю, — сказал я. —Я должен был приехать раньше.

Она крепко сжала мне руку тонкими холодными пальцами и не ответила. Мы вышли из клуба, и к нам подошел Гоша.

— Ты подвезешь меня домой? — небрежно спросила она. —А то я отправила водителя.

— А разве это не ваша машина? — удивился Гоша, указывая на припаркованный неподалеку знакомый джип, на котором раньше ездила ее охрана.

Она обожгла его ненавидящим взглядом. Гоша растерялся.

— Мне охрана клуба сказала, что вы на нем приехали, — промямлил он растерянно.

Не отвечая ему, она проследовала к моей машине, высоко подняв голову. Я сел за руль, и мы тронулись. Я молчал, боясь неосторожным словом спровоцировать новый приступ раздражения. Но это не помогло.

— У меня больше нет «Мерседеса»! — вдруг с ожесточением проговорила она. —У меня больше нет денег! У меня больше ничего нет! Ты счастлив? Признайся, что ты счастлив!

— Не начинай опять, — попросил я, стараясь говорить как можно мягче.

— Нет, признайся! — требовала она, заводясь. — Хоть раз в жизни скажи правду!

Она схватила меня за отворот пиджака и с силой дернула. Я качнулся в ее сторону, и машина вильнула. Пора было переходить ко второму варианту.

— Хорошо, — вздохнул я. — Признаюсь. Я счастлив.

— Негодяй! — выкрикнула она. —Я так и знала! Ты даже не скрываешь этого!

Она несколько раз ударила меня ладонью по груди и плечу.

— Может быть, я лучше остановлюсь? — предложил я. — Чтобы тебе удобнее было драться?

Она хотела что-то выкрикнуть, но вдруг осеклась, смешалась, закрыла лицо руками и покачала головой.

— Кошмар какой-то! — прошептала она виновато. — Ужас! Не знаю, что со мной происходит. Мне так стыдно!

4

Мы доехали до ее квартиры, и я поднялся вместе с ней. Не имея понятия о том, как дальше будут разворачиваться события, я, на всякий случай, не стал отпускать охрану.

— Извини, у меня беспорядок, — предупредила она. Вещи и в самом деле валялись как попало. Было заметно, что она давно не прибиралась.

— Я хотя бы помою посуду, — сказала она и ушла на кухню.

Этот внезапный приступ хозяйственности меня удивил, но возражать я не стал. Я расчистил себе место на кресле, скинув на пол джинсы и полотенце, и включил телевизор. Я не знал, как себя вести с ней, что сказать и что сделать. Мне было трудно, неловко и нехорошо.

Наверное, она тайком выпила на кухне еще, потому что, когда появилась в комнате, вид у нее вновь был довольно агрессивным. Ее осунувшееся лицо порозовело. Глаза опасно блестели. Она остановилась в проходе.

— Ты остался, потому что тебе стало меня жалко?! — резко осведомилась она без всяких предисловий.

— Я остался, потому что люблю тебя, — ответил я, сдерживаясь. — Если ты этого не хочешь, я могу вызвать охрану и уехать.

— Вызывай! — не колеблясь, скомандовала она. — Скатертью дорога!

Я почувствовал, что мое терпение заканчивается. Вскочив, я схватил радиостанцию и нажал кнопку.

— На связи, — невозмутимо отозвался Гоша. Я швырнул станцию в сторону.

— Я никуда не поеду! — отчеканил я. — И я прошу тебя успокоиться. Я не враг тебе, — добавил я, беря себя в руки.

— А кто ты мне? — издевательски осведомилась она, вскидывая подбородок. — Друг? Любовник на ночь? Спасибо, обойдусь! Меня здесь рвут на части! Топчут ногами! Обливают помоями! А тебе нет до этого никакого дела!

— Послушай, — примирительно начал я. — Я, конечно, не прав…

Но договорить мне она не дала.

— Я не желаю тебя слушать! — выкрикнула она яростно, топая ногой. — Я ненавижу тебя! Мне не нужна твоя жалость! Ты приехал погладить меня по головке? Утешить? И заодно переспать? Не нуждаюсь ни в том, ни в другом! Убирайся вон!

Я подошел к ней и положил руки ей на плечи.

— Ирина, милая, — заговорил я.

— Оставь свои нежности для других! — взвилась она. — Для тех, проституток, о которых ты мне рассказывал! Кому ты там совал деньги?!

Это воспоминание вызвало новый приступ ее гнева.

— Какая наглость! — воскликнула она с неподдельным возмущением. — У него хватало бесстыдства рассказывать мне о своих похождениях!

Я не успел увернуться и получил пощечину. За первой последовала вторая. Она не могла остановиться. Надо было что-то делать.

Сжав зубы, я сгреб ее в охапку и, не обращая внимания на сопротивление и оскорбительные выкрики, затащил в ванную. Она была легкой, как кошка, и такой же свирепой. Включив воду, я намотал ее волосы на свою уже в кровь расцарапанную руку и силой заставил наклониться. Потом сунул ее голову под холодную струю. Она ругалась, вырывалась и отплевывалась.

— Я тебя люблю! — твердил я. — Пить вредно! И опять:

— Пить вредно. Я тебя люблю.

Я повторил это раз пятнадцать, прежде чем она перестала вырываться, затихла и, наконец, заплакала.

— Я больше не буду, — всхлипывая, сдалась она. — Пусти меня, дурак. Холодно же! И противно! Сам попробуй! Всю краску мне смыл! Идиот! Сам меня теперь в порядок приводить будешь!

Я отпустил. Она повернулась ко мне, жалкая, худая и обиженная. Обняла за шею и прижала мокрое от слез и воды лицо к моей щеке.

— Не говори ничего, — по-детски попросила она. — Пожалуйста, ничего не говори. Я сама все знаю!

Я подхватил ее на руки, отнес в комнату и уложил на кровать. Потом сбегал за полотенцем и вытер ей лицо и волосы. Понемногу она успокоилась. Некоторое время я просто сидел рядом, держа ее за руку. Она лежала с закрытыми глазами, и из-под опущенных ресниц время от времени по щекам сбегали слезы. Ей было жаль себя, мне было жаль ее, все было грустно, как в Четвертой симфонии Чайковского, и все это было не правильно. Не так.

5

— Ты не хочешь прогуляться? — вдруг предложил я, первым выходя из сентиментального оцепенения.

— С ума сошел? — вяло удивилась она, не открывая глаз. — Где же ты собрался гулять?

— Ну, просто по улице. Подышим свежим ночным воздухом? — Очередной сумасшедший план уже начал оформляться в моей голове. Наверное, она почувствовала это по моему голосу. Распахнув ресницы, она недоуменно уставилась на меня.