Пасьянс на красной масти - Шелестов Кирилл - Страница 73

Видимо, он готовился к этому заранее, еще до того, как отправил Пахом Пахомыча к бандитам, потому что действовал с необычайной для пьяного человека быстротой. Пуля ушла куда-то вверх и угодила не то в зеркало, не то в мутный цветной витраж. Послышался звон разбитого стекла, женский истошный визг, и на пол посыпались осколки. В следующую секунду Бабай и его бандиты уже были на ногах и вытаскивали стволы.

Виктор стоял примерно в метре от меня. Я прыгнул на него прямо через стол и сбил с ног. Мы оба повалились на пол, но он все-таки успел выстрелить второй раз. На сей раз пуля попала в стену.

— Не стреляй! — крикнул я Бабаю. — Не стреляй, мать твою!

В эту секунду Виктор лягнул меня в пах. Мне удалось выбить пистолет из его рук и отшвырнуть в сторону. Мы барахтались на полу, и я, отвлекшись, уже не видел, что происходит кругом. Передо мной было только красное лицо Виктора, разгоряченное и бешеное.

— Пусти! — орал он мне, брызжа слюной. — Пусти, сука! Я всех тут грохну!

Я, наконец, изловчился, вырвался из его цепких объятий, откатился и поднялся на непослушных ногах. Виктор тоже начал вставать, бранясь и размахивая руками. И тут, все еще в азарте драки и пальбы, чувствуя, как все во мне клокочет, я сделал то, о чем там остро мечтал все два с половиной года. Я врезал ему крюком снизу, без подготовки. Он лязгнул зубами, завалился на спину и затих.

Все еще разгоряченный и ненавидящий, я одернул рубашку и оглянулся. Рядом стоял Бабай, держа в руке ствол и наблюдая за исходом сцены. Подручные Бабая тоже сжимали пистолеты, ожидая его приказов. Видя, что Виктор не двигается, Бабай удовлетворенно сплюнул на пол.

— Сматываемся! — кивнул Бабай своим. — Сейчас сюда мусора нагрянут!

Они быстро направились к выходу. Я опустился на диван, переводя дыхание. Бандиты исчезли.

Я вытер испарину со лба, отряхнулся и понял, что при падении разбил себе локоть. Потом я посмотрел на распростертого Виктора. Он лежал, неудобно подогнув ноги и безвольно вытянув руки. Его лицо было безмятежным, из угла рта тоненькой струйкой ползла кровь.

И вдруг вся моя ярость куда-то улетучилась. Мне неожиданно стало бесконечно жаль его. Я не понимал, откуда взялось это чувство. Он день за днем годами интриговал против меня, выживал из фирмы и даже замышлял мое убийство. Он нарывался и получил то, что заслужил. Но почему тогда, глядя на него сейчас, я испытывал такой нестерпимый стыд, как будто я избил ребенка?

— Дурак! — сказал я вслух. — Дурак проклятый! Я не знал, кого я ругаю: его или себя.

Я поспешно вышел из ресторана, забрался в машину и, прежде чем осознал, что я делаю, набрал номер телефона Ирины. Она ответила сонным голосом.

— Можно я приеду? — торопливо проговорил я. — Я понимаю, что поздно, что неудобно, но я уже еду!

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

В аэропорт мы с Храповицким приехали вместе. Затянутый в черную кожу, со смазанными гелем вьющимися черными волосами и блестящими от легкого волнения черными глазами, он выглядел почти демонически. В ВИП-зоне уже ошивался Плохиш, который по случаю предстоящей поездки принарядился, сменив свою обычную темную майку на цветастую гавайскую рубашку с коротким рукавом. Под расстегнутым воротом на груди Плохиша покачивался огромный золотой крест, чью копию мне предстояло получить в качестве благодарности.

Поскольку даже особо важные персоны делятся на две категории: просто особо важные, вроде нас с Плохишом, и совсем особо важные, такие, как губернатор с Храповицким, для последних в ВИП-зонах аэропортов существуют банкетки, куда мы втроем и направились.

Там был накрыт стол, за которым в ожидании губернатора восседали три чиновника областной администрации. Или, вернее, два чиновника и одна дама, выполнявшая обязанности пресс-секретаря Лисецкого.

Звали ее Лидия Торчилина. Она была полная, коротконогая, лет под пятьдесят, с недобрым оплывшим лицом, черты которого невозможно было разобрать под щедрым слоем макияжа. Когда-то она работала ведущей на телевидении и, по ее словам, «мужчины лопали ее большой ложкой». Смириться с тем, что этот сказочный период остался давно позади, она не могла и все еще поражала окружающих легкомыслием своих одежд. Сегодня бывшая ударница сексуального фронта была в совершенно прозрачной блузке, под которой проглядывали толстые складки живота, очень короткой белой юбке и черных колготках.

Кроме нее здесь также находился руководитель департамента сельского хозяйства, Семен Калюжный, огромный краснорожий мужик с хитрыми глазками, одышкой и вечно потной лысиной, которую он безуспешно маскировал длинными прядями редких пегих волос.

Третьим в их компании был Игорь Назаров, руководитель департамента международных отношений, сообразительный, застенчивый парень, лет тридцати, в неизменно корректном костюме. Губернатор всегда брал его в зарубежные поездки. Я надеялся переманить его на работу к нам.

— Привет, привет, — закудахтала Торчилина при виде нас. — Губера еще нет. Так что присаживайтесь, будем ждать. Угощайтесь.

У нее была неприятная фальшивая улыбка, завистливые серые глаза и какая-то ломающаяся аффектация в голосе. Она напоминала мне разжиревшую лису Алису. В отличие от Храповицкого, я терпимо отношусь к разбитным лживым старушкам, потому сел рядом с ней. Храповицкий расположился напротив, а Плохиш пристроился в углу.

— Ты там не садись! — громогласно бросил ему Калюжный. — Нельзя на углу сидеть. Семь лет замуж не выйдешь.

— Да я, вроде, не собираюсь, — озадаченно пробормотал Плохиш.

— Никто не собирается, — возразил Калюжный. — Откуда только потом дети берутся?

И он захохотал в восторге от своего остроумия. Торчилина ему льстиво подхихикнула. В отсутствии губернатора он был здесь старшим по званию.

Бывший председатель колхоза, с молоком матери впитавший крестьянскую науку обманывать начальников, он считал все затеи Лисецкого в области сельского хозяйства пустой блажью. А самого губернатора праздным барином. Что вовсе не мешало ему выражать горячее одобрение губернаторским начинаниям и браться за них ревностно. Другое дело, что претворять их в жизнь Калюжный отнюдь не собирался. Наспех украв, что можно, он бросал их на полдороге, по опыту зная, что увлекающийся губернатор потом о них и не вспомнит.

— Летим, значится! — с нажимом произнес Калюжный, намазывая ломоть хлеба густым слоем черной икры.

— Надеюсь, — сдержанно отозвался Храповицкий. С чиновниками он всегда вел себя подчеркнуто вежливо, но несколько отстраненно, держа дистанцию.

— Давно я в Европе не была! — кокетливо воскликнула Торчилина и, двигая бедрами, тоже потянулась к икре.

— А по мне и еще сто лет ее не видеть! — жуя, возразил Калюжный. — Че мы там не видали? Вот зачем премся?!

— Коров покупать! — хохотнула Торчилина.

— Во, во! — подхватил Калюжный, чуть не подавившись от возмущения. — Своя скотина, значит, нехай с голодухи дохнет, а мы оттудова притащим!

— А почему у вас скотина с голодухи дохнет? — холодно осведомился Храповицкий, сделав ударение на слове «у вас». — Не кормите?

Калюжный понял, что попался. Он испуганно глянул на Храповицкого, вспомнил, что именно тот является автором проекта по закупке животных, и сделался пунцовым.

— Так ведь они по всей России, считай, того, — замычал он невнятно. — Кормов-то не хватает… Они и это…

Он совсем потерялся. Храповицкий, поставив его на место, продолжал сверлить своим тяжелым взглядом.

— Саранча же! — в отчаянии добавил Калюжный упавшим голосом, уже не зная, как выкарабкаться.

Торчилина хихикнула, теперь уже заискивающе глядя на Храповицкого.

— В Голландии любопытно будет посмотреть систему управления министерствами, — пришел на помощь Калюжному Игорь Назаров. — Как я читал…

Но узнать, о чем читал Игорь, нам не довелось. Дверь открылась, и вошел Лисецкий, в светлом летнем костюме, в молодежной яркой майке, импозантный, игривый и оживленный. Увидев своих подчиненных, он сразу нахмурился.