Застава - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 27

Я покачал головой.

– Потому и держат в тайне. А если кто-то начинает совсем уж громко и убедительно болтать – его останавливают.

– Вот ведь дрянь какая, – выругался я.

– А то! – хмыкнул Скрипач. – Нет, Центрум не рай, мы-то знаем. Но сама возможность сменить один опостылевший ад на другой – слишком соблазнительна, чтобы о ней знали.

– Всегда есть надежда, что где-то существует рай, – сказал я. Выпитый эль требовал дешевого глубокомыслия.

Видимо, не только у меня, ибо Скрипач ответил:

– Рай – это состояние души, а не точка на карте.

Мы уставились друг на друга, после чего расхохотались.

– Пошли в вагон-ресторан? – предложил Скрипач.

– Только не за элем, – уточнил я.

После этого мы со Скрипачом и подружились, ну или почти подружились. И в Гранце время провели славно – потолкались на рынке контрабандистов и выяснили кое-что полезное (разумеется, никаких арестов и погонь не было – по негласным правилам все разборки пограничников и контрабандистов происходят за пределами городов), и тур по пивным совершили замечательный (включая интересное приключение в стриптиз-пабе и дружеский мордобой с шахтерами, закончившийся примирением и распитием совсем уж чудовищных количеств эля).

Но одна мысль с тех пор накрепко засела у меня в голове.

Если земные власти знают… если тайна путешествий в Центрум – секрет полишинеля… если все давным-давно под контролем…

То среди нас должны быть люди с чистыми руками, горячим сердцем и служебным удостоверением в потайном кармане. Не могут не быть. И у земных властей обязаны быть какие-то свои виды на Центрум. Любая власть старается приспособить для своих нужд все, до чего может дотянуться. И Центрум не исключение.

Только надо понять, для чего он нужен тем, кто любит контролировать все – включая жизнь и смерть.

Железнодорожник был стар, сед и морщинист. Вдобавок он курил трубку, отчего напоминал старого пирата, но одет был в кожаную тужурку со здоровенной кобурой на поясе – отчего походил на путиловского рабочего времен коммунистической революции в России.

Еще у него была синеватая татуировка на гладковыбритой щеке, изображающая маленькую девочку с цветочком в руке. Что вообще уже не лезло ни в какие ворота.

– Клан Тай-Клёус хочет охранять мой поезд? – спросил он. – Небо упало на Центрум! Женщина, ты знаешь, какая сумма отпущена мне на охрану?

– Знаю, – коротко сказала Эйжел.

– Мне бы на эти гроши патронов купить после рейса, – железнодорожник сплюнул.

– Зачем тебе патроны? – Эйжел пожала плечами. – Разве кто-то нападает на поезда, идущие к Разлому?

Железнодорожник захохотал.

– Никто! Но патроны всегда пригодятся. Так ты понимаешь, что ты и твои люди мне не нужны?

– Понимаю, – Эйжел была сама невозмутимость. Я с Ашотом и Хмелем стоял в сторонке, рядом с бойцами клана, и в разговор не вмешивался.

– Надо к Разлому? – уточнил железнодорожник. – Зачем? Искать древние сокровища? Охотиться на мартышей? Ловить рыбу в соляных прудах?

– Люблю путешествия.

– Если любишь – так заплатите за проезд, – железнодорожник пожал плечами. – Охрана мне не нужна, старшая женщина клана. А деньги всегда пригодятся.

– Однажды тебе понадобится охрана, – заметила Эйжел.

– Я старый человек, я езжу одной дорогой, – философски сказал железнодорожник. – Мне не нужна охрана. А через год я уйду на пенсию.

– Да, ты прав, Рой Пагасо, – кивнула Эйжел. – Но твой сын, Брун, и твоя дочь, Альга, ездят опасными путями. Ты так любишь свою дочь, что, когда она заболела синькой, пошел в храм старых забытых богов и наколол обет на левой щеке… а сейчас хочешь денег с клана, который однажды может спасти ей жизнь?

Железнодорожник нахмурился, но уставился на Эйжел с интересом. Потер щеку, кивнул:

– А ты куда умнее, чем кажешься… Ты права. Мой сын мужчина и отвечает за себя сам… но моя дочь давно не слушает умного отца и мотается по самым опасным дорогам Центрума. Если будет нужно, ты встанешь рядом с ней с оружием в руках и смертью в сердце?

Кто-то из наемников глухо заворчал.

– Встану, слово женщины клана, – твердо произнесла Эйжел.

– Платформа ваша, – кивнул железнодорожник. – Пар уже поднят, отправление через десять минут.

– Спасибо, Рой, – кивнула Эйжел. Повернулась к нам, прикрикнула: – Что встали? Уши пылью заросли? На платформу!

Поезд, который вел «безопасным путем» старый железнодорожник, был совсем маленьким. Паровоз с тендером да один вагон – наполовину почтовый, наполовину пассажирский. Правда, пассажиров не было. Ну и платформа охраны, конечно.

– Можете в вагоне ехать, – сказала нам Эйжел. Но мы не сговариваясь пошли с наемниками на платформу, установленную перед паровозом. Как обычно, она была прикрыта легкими броневыми щитами, но, судя по мусору внутри, ей давно никто не пользовался, и паровоз толкал ее только ради устрашения случайных врагов.

– Это что, и впрямь безопасный маршрут? – спросил я.

– Совершенно, – кивнула Эйжел. – Кочевники те места не любят. И вообще там делать нечего. Вот, гляди…

Она достала из планшетки и развернула потертую карту из толстой прочной бумаги. Карта была подробная и показывала только Клондал, часть Краймара и часть Сургана. Марине была в самом углу.

Я поглядел на карту с некоторой завистью. Она была не то чтобы точнее наших, пограничных. Просто другая. Некоторые вещи тут были показаны лучше, нагляднее.

– Вот, смотрите, – Эйжел повела пальцем по бумаге. – Все едут так… Сюда… сюда… большая петля, потом Гранц, потом вдоль гор, вдоль границы Сургана… Путь хороший, но долгий. А мы поедем вот так.

Она резко повела от Антарии вверх, до Пустошей, и по границе с ними – до Краймара, и там уже вниз, к Марине.

Линия железной дороги там и впрямь была обозначена. Но странная. Пунктирная.

– Я и не знал, что тут есть действующая железка, – сказал я.

– Она… условно действующая, – уклончиво сказала Эйжел. – Держитесь, отправляемся!

Паровоз дал гудок, второй. Платформа вздрогнула, и мы стали медленно отъезжать от вокзала. Скрипач с Хмелем явно повеселели – хоть Эйжел и переодела нас в форму наемников, но наблюдательных людей на вокзале хватает.

– Дорога здесь была раньше, – сказала Эйжел. – А лет пятьдесят назад по ней ездить почти перестали.

– Почему? – все никак не мог понять я.

Хмель похлопал меня по плечу. Свел вместе ладони – и начал медленно разводить.

– Разлом… – вспомнил я слова Эйжел. – А! Я слышал! Там какой-то каньон, верно?

– Не каньон, а Разлом, – торжественно сказала девушка. – Это, Ударник, совсем другое дело!

– Разлом очень большой, – подтвердил Ашот. – Я знаю. Меня однажды выкинуло в Разломе.

– В Разломе? – восхитилась Эйжел. – Даже я не была внизу!

– И не надо, – мрачно сказал Ашот. Судя по его лицу, он вовсе не шутил и не валял дурака. – Не место это для людей. Я назад прыгнул, как только смог.

Эйжел кивнула – и вообще, во взгляде ее появилось такое уважение, будто случайное попадание в Разлом делало из Ашота легендарного героя.

– Долго ехать-то? – спросил я, изнывая от любопытства.

– К завтрашнему утру приедем, – сказала Эйжел. – Дорога здесь старая, но поезд ходит каждые два дня, так что неожиданностей быть не должно.

– А почему один поезд? Почему пустой?

– Так Разлом же! Зачем туда ехать?

– А поезд зачем едет? – чувствуя себя то ли дураком, то ли жертвой розыгрыша, спросил я.

– Так почта же! Быстрее всего почту отправить на восток – через Разлом.

– Значит, почту можно? – уточнил я. Эйжел кивнула. – А людей и грузы – нельзя?

– Верно.

– А мы как же? Нам не в Разлом, нам в Марине надо!

– Мы поедем с почтой, – невозмутимо сказала Эйжел.

Конечно, можно было потребовать объяснений. Но я только махнул рукой и замолчал. Хотят напустить тумана? Пожалуйста. Приедем, сам все увижу.

Так что я двинулся в начало платформы, уселся у одной из амбразур рядом с наемниками и стал смотреть на пригород Антарии, который мы проезжали. Поезд, набирая ход, мчался на север, к Пустошам.