Пепел наших костров - Антонов Антон Станиславович - Страница 49

– Так в древние времена уводили в плен рабынь, – сказал он, и Караваев ухватился за эту мысль.

Он придумал брать ограбленных в плен и, нагрузив их золотом, гнать под конвоем в Москву, а там отпускать.

Однако те, с кем он поделился этой идеей, усмотрели в ней ростки гнилого либерализма. И стали энергично развивать предложение.

Особенно старался Балуев, который имел не только опыт организации продовольственного снабжения. Опыт создания рабовладельческого строя на одной отдельно взятой плантации у него тоже был. И он уже без всякого Караваева вспомнил об этом опыте и купил у Клыка трех девиц. Коих, правда, использовал не для сельскохозяйственных работ, а по прямому назначению – то есть любил их сам и сдавал в почасовую аренду другим, пополняя свой собственный золотой запас.

Но теперь проблема высветилась с другой стороны. Зачем закупать продовольствие у дачников под Москвой и сплавлять его на плотах в Шамбалу, затрачивая на это золото и силы, если можно создать плантацию прямо в Шамбале. А работать на ней будут пленники.

Пантера был очень недоволен. Ему ужасно нравилось устраивать показательные казни, и его бесила идея, что жертв придется оставлять в живых.

Но Пантера стремительно терял влияние. Он был отличным бойцом, боевой машиной, терминатором, хищником, маньяком – кем угодно, но только не стратегом. Первую стратегическую ошибку он допустил, когда решил перетянуть на свою сторону разную бандитскую мелкоту и с этой целью вытащил из тюрьмы признанного авторитета Шамана. А дальше ошибки покатились, как лавина.

Расправы с непокорными, убийство молодых красивых девушек на глазах у изголодавшихся мужчин и прочие подобные эксцессы отвращали от Пантеры всех, кроме таких же маньяков, как он.

Но если бы Пантера выдержал эту линию до конца, как подобает настоящему самураю, то его уважали бы просто их страха. Однако он вздумал поиграть в стратега и совершил самую главную ошибку – согласился на союз с Клыком.

Ему было мало возглавлять маленький но грозный отряд безжалостных убийц. Он хотел единолично контролировать всю Шамбалу. И понимал, что ради этого надо идти на компромиссы, заключать союзы и умело обманывать союзников – чтобы в конце концов избавиться от них в самый подходящий момент.

Но Пантера не был стратегом, и как-то так незаметно получилось, что в результате союза с Клыком самым главным сделался Шаман, Клык благоразумно согласился на вторую позицию, а Пантеру задвинули в тень.

Все понимали, чем это чревато, но теперь от Пантеры уходили даже суперэлитные бойцы, и Шаман с Клыком имели надежную охрану.

Впрочем, Шаман мог бы обойтись и без нее. Правила самурайского кодекса в его мозгу действовали по-прежнему. Если человек однажды спас тебя от смерти или от чего-то худшего, чем смерть – ты не вправе убить его, даже если позже он тебя предал.

– Я буду убивать всех, кого встречу и кто не докажет мне, что он достоин жизни, – сказал, однако, Пантера бывшему чекисту по фамилии Кабанов, тому самому, который играл ключевую роль в истории с освобождением узников Лефортова и который был совсем не похож на кабана.

– Ты сумасшедший, – ответил на это Кабанов.

– Да, мне говорили, – не стал возражать Пантера.

После этого от него ушел даже Кабанов, и с Пантерой остались одни только прирожденные убийцы.

Но главные транспортные артерии уже не находились под их контролем, и караванщик Караваев мог не беспокоиться за свои грузы и свою жизнь.

Когда его караван с золотом выходил с базы Балуева к Москве, в нем было столько вооруженных людей, что банда прирожденных убийц Пантеры просто потерялась бы на этом фоне. И некоторые из этих людей были подготовлены ничуть не хуже тех бойцов, которые решили остаться с сумасшедшим терминатором до конца.

59

– Это твое последнее слово? – спросил Олег Воронин по прозвищу Варяг, когда президент Экумены Тимур Гарин прямым текстом отказался принять чистосердечное подношение в золоте, которое даже не было оговорено никакими условиями.

– Подарки дарите женщинам, они это оценят, – посоветовал Гарин. – А мне не надо. Мне хватает.

– Скоро не будет хватать, – зловеще произнес Варяг, и было непонятно, то ли он угрожает, то ли пророчит.

– Значит, такая судьба, – пожал плечами Гарин.

Он мог говорить с позиции силы и не бояться последствий. Теперь уже мог, потому что с востока к Москве откатывались бесчисленные группы дезертиров, вытесненные из Шамбалы и с большой дороги между Клондайком и Москвой грозным триумвиратом Шамана, Клыка и Пантеры. И те из дезертиров, которые не были так уж сильно заражены криминальным духом, а просто сбились с пути в угаре золотой лихорадки, шли на службу не к Варягу, а к Гарину.

При этом Варяг прекрасно понимал, что простым устранением Гарина он ничего не добьется. Его ближайшие соратники – точно такие же. И Шорохов, «маршал Табора», и его жена, начальница валькирий, и Тамара Крецу, и Арсений, епископ Таборский и Залесский, которого не признает Московская патриархия, но зато признают все дачники и половина москвичей.

Епископа в Белый Табор привел иеромонах Серафим. Сначала он хотел, чтобы церковь, построенную в Таборе, освятил епископ из господствующей церкви, но в патриархии задумали поставить настоятелем своего священника, а Серафима обвинили в грехе гордыни. Он и вправду имел обыкновение сравнивать себя с подвижниками древности, которые несли свет истинной веры язычникам и заблудшим овцам, и в общении с патриархией (которая осталась без патриарха, поскольку того в ночь катастрофы не было в Москве) не проявил должного смирения.

Хуже того – он стал почитывать сочинения раскольников 16-го века во главе с протопопом Аввакумом, и очень скоро в одной из проповедей назвал московскую церковь «испроказившеюся».

А тут в Москве случилась еще одна странность. Староверы, никогда не проявлявшие вкуса к миссионерству, вдруг перешли в наступление и стали вербовать себе новых приверженцев. Может, на них так подействовал тот факт, что патриарха всея Руси Бог прибрал вместе со всем, что было за пределами Москвы, а староверческий Московский архиепископ оказался в эту ночь в городе, а потом еще и вылечился «белой землей» от многочисленных старческих хворей, которые должны были вот-вот свести его в могилу.

Этот архиерей и рукоположил епископа для Белого Табора. Серафим не мог претендовать на этот пост, поскольку еще неокончательно перешел в старообрядчество, но епископ Арсений приложил все силы, чтобы это произошло как можно скорее.

И этот самый Арсений неожиданно для многих стал самым верным соратником Тимура Гарина, хотя президент Экумены не скрывал своих атеистических убеждений и не давал православию никакого преимущества перед другими конфессиями. Он вообще обращал мало внимания на религиозную жизнь, считая, что это личное дело каждого верующего и неверующего.

Но самое главное – епископа любили все дачники и табориты чуть ли не поголовно.

Верующие и неверующие, православные и иноверцы, те, кто видел его лично, и те, кто только слышал о нем от других.

Появление Арсения в Белом Таборе очень усилило позиции Гарина. И Варяг, окончательно поняв, что купить президента Экумены не удастся, стал лихорадочно думать, нельзя ли устранить его так, чтобы соратники Гарина во главе с Шороховым и Арсением не сплотили свои ряды еще крепче, а наоборот, стали сговорчивее и приняли условия, которые он, Варяг, им предложит.

Например, похитить Гарина и шантажировать остальных, угрожая убить их любимого вождя в случае неповиновения.

Интересно, однако, кто может организовать такую акцию, если у Гарина в охране – элитные бойцы, а у Варяга нет даже порядочного киллера. И это при том, что киллеру проще – подобрался метров на пятьсот, один меткий выстрел из винтовки с оптическим прицелом, и дело сделано.

А чтобы похитить президента Экумены, надо не только подобраться к нему вплотную, но еще и уйти от погони, а потом поддерживать связь с соратниками похищенного, ежечасно доказывать, что он жив и передавать свои требования, рискуя, что противник может засечь переговоры, и в один прекрасный момент прямо на голову похитителей свалится десант.