Саблями крещенные - Сушинский Богдан Иванович - Страница 8

– Далековато. Поближе гавани они себе не подыскали? Ведь сейчас корабли рейдируют между Дюнкерком и Кале.

– Такие же эскадры корсарствуют теперь между Гавром и Шербуром, между Сен-Брие и Брестом, у берегов Бретани, – заметил д’Орден. – Однако вопрос стоит того, чтобы на него ответить: действительно, пытался ли капитан галиона «Сан-тандер» присмотреть себе какую-либо бухточку?

Шкипер поднялся, подошел к окну-иллюминатору и так, стоя вполоборота, чтобы держать в поле зрения и своих гостей, и часть залива, в котором, на песчаной отмели, догорали подожженные испанцами рыбацкие челны, произнес:

– В двух милях отсюда, в сторону Дюнкерка, есть удобная бухточка у поселка Анандэ.

– Где расположен мощный форт, который им не по зубам, – оживился полковник.

– Вот именно, мсье. Они трижды пытались высаживаться там, но орудия форта отпугивали корабли и топили шлюпки. Несколько раз посылали на берег лазутчиков, и создалось впечатление, что свой человек есть у них и в самом поселке. Вполне возможно, что это один из моряков, служивших ранее на испанском королевском флоте. Испанцы всегда нанимали матросов из местных молодых рыбаков, считая фламандцев прирожденными мореходами. И не ошибались, я так полагаю, на паруса глядя.

– В этом нет никакого сомнения, – недовольно проворчал д’Орден. Он был бретонцем, а в его благословенной Богом Бретани [6] всегда считали, что лучше бретонцев моряков не существует, поскольку таковых не может существовать в природе. Как, впрочем, и солдат.

– И вы даже знаете, кто именно этот бывший моряк, решивший и впредь служить королю Испании – что, по нынешним временам, значительно выгоднее, нежели королю Франции, – предположил Гяур.

Шкипер вернулся к столу, налил себе полкружки вина, опустошил ее и только тогда ответил:

– В общем-то, догадываюсь.

– Если это ваш знакомый, то сразу же должны предупредить, что не собираемся казнить его по законам военного времени.

– Это важно.

– Но потребуем от него помощи.

– Помочь Франции – истинно так, истинно, – добавил Сирко. До сих пор он пытался не вмешиваться в разговор, зная, что князю Гяуру общаться с французами значительно легче.

– Я постараюсь убедить его в этом, – натужно произнес Шкипер, сдавливая пальцами свою гортань. Даже вино причиняло ему боль.

– Послушайте, – вдруг холодно вскипел полковник д’Орден, обращаясь к Сирко и Гяуру. – Вы здесь рассуждаете так, словно уже выработали какой-то план, согласно которому способны противостоять испанским рейдерам. Но если действительно выработали, то, может быть, посвятите в него и нас с лейтенантом? А то мы начинаем чувствовать себя лишними.

– Справедливое требование, – взглянул Гяур на Сирко.

– Вот вы и посвятите полковника д’Ордена и этого лейтенанта в наш план, – молвил Сирко. – Мой французский совершенен, но не настолько…

Гяур улыбнулся. О том французском языке, на котором пытался общаться Сирко, среди казаков, как, впрочем, и среди близких к ним французов, уже начинали слагать легенды. В общем-то, он усвоил многие слова, фразы и довольно сносно мог изъясняться на любые темы. Однако часто забывал, что беседует с французами, и иногда ему казалось: достаточно к украинскому слову добавить предлог «ля», и язык, на котором он говорит, покажется всем французским. Поэтому «французский от Сирко» – под хохот казаков и в их легендах на франко-украинский лад – выглядел приблизительно так: «ля вино», «ля Сирко», «ля кобыла», «а ля ничего себе мадемуазель!..».

– Так вот, господа, – опустил два огромных кулака на стол князь Гяур. – Испанцы рейдируют вдоль побережья, терзая нашу оборону да изматывая солдат, которые вынуждены гоняться за ними, пытаясь успеть повсюду, где только идальго придет в голову высадить свой десант; а главное – отвлекая значительные силы французских войск и казаков от Дюнкерка.

– Я тоже так полагаю, на паруса глядя, – натужно просипел Шкипер, судорожно хватаясь за горло.

– Понятно, что дальше воевать таким образом невозможно. Поэтому мы решили напасть на эскадру и если не уничтожить ее, то, по крайней мере, на какое-то время вывести из строя.

– Прекрасная мысль. Но в том-то и дело, что у нас нет кораблей, – устало развел руками д’Орден. – Я уже говорил об этом. Здесь, у берегов Фландрии, пока что господствуют испанцы, только испанцы. На море у нас нет сил, способных противостоять им.

– Очевидно, господа поляки решили атаковать рейдеры силами своих эскадронов, – попытался шутить командир форта, поддерживая локоть раненой руки. – Мы просто не поняли их замысла.

– На флоте, господа, принято выслушивать каждого, сколь бы странными ни казались его предложения, – проворчал Шкипер. – Последуем же и мы этой мудрой традиции. Я так полагаю, глядя на паруса.

– Известно, что на Черном море у казаков никогда и не было больших военных кораблей, – пришел на помощь князю Гяуру полковник Сирко. – Что, однако, не мешает нам совершать морские походы к берегам Крыма, Дуная и даже Турции. Чтобы побеждать турецкие эскадры, нам достаточно снарядить десяток-другой многовесельных лодок.

– Именно эту тактику я и имел в виду, господа, – добавил Гяур. – Мы будем воевать так, как умеют воевать только казаки.

– Кто бы мог подумать, что князь Гяур настолько быстро сумеет стать истинным казаком? – одобрительно, хотя и не без иронии, улыбнулся Сирко.

10

– Вы здесь, канцлер? Я знал, что, невзирая ни на какие спешные государственные дела, вы прибудете сюда.

– Для коронного канцлера не может быть более важных государственных побуждений, чем зов короля.

– Вот они, слова, достойные князя Оссолинского!

Ослепительно белый королевский шатер возвели на возвышенности, господствовавшей между северной стеной замка графа Оржевского и излучиной реки. По привычке, королевская челядь ставила его в таком месте, словно король должен был осматривать огромное поле битвы, имея в тылу своей полевой ставки укрепленный замок.

– Князь, – обратился Владислав IV к своему секретарю. – Принесите «привилегию».

Ротмистр подошел к карете, открыл кованый сундучок и извлек оттуда небольшой пергаментный свиток.

– Свободны, князь, – усталым жестом отослал его в сторону шатра король.

С этой минуты на холме они оставались вдвоем – король и коронный канцлер. Слуги, охрана, повара суетились за небольшой рощицей, где для них уже были поставлены три шатра – небольших, неприметно серых.

– Прежде чем я что-либо скажу вам, князь, ознакомьтесь с этим письмом, – передал Владислав IV список канцлеру.

К своему удивлению, Оссолинский обнаружил, что «Королевская привилегия» предназначалась для гетмана запорожских казаков. Причем имя гетмана не указывалось.

– Однако на Запорожье сейчас нет избранного гетмана; казаки пока что остаются, как они сами называют это состояние, «сиротами, да сиромахами-безбатченками», – не удержался он.

– Там все еще нет гетмана, признанного королем и сеймом Польши, – уточнил Владислав.

– Именно это я и хотел сказать, – дипломатично прокашлялся коронный канцлер, как делал всегда, когда следовало без лишних слов признавать свою оплошность.

– Что значительно хуже, чем если бы его не было вообще, – добавил король. – Впредь мы должны заботиться, чтобы Запорожье ни на один день не оставалось без гетмана, не имеющего хоругви и булавы, полученные из рук польского короля.

– Но если это произошло, вина в том не Его Королевского Величества, а канцлера, – спокойно, с чувством собственного достоинства признал Оссолинский. Он не раз поражал короля тем, что, в отличие от многих других подданных, умел вот так спокойно, с достоинством, не только признать свою вину, но и взять на себя ту часть ее, которая, несомненно, будет отнесена Богом на долю монарха.

На сей раз «Королевская привилегия» оказалась более чем щедрой. Численность реестрового казачества увеличивалась с шести до двенадцати тысяч, при этом возвращались или подтверждались все привилегии, которые ранее были дарованы казакам Владиславом IV или его предшественниками. Повышалось и денежное довольствие не только старшин, но и рядовых казаков. Королевская казна выделяла огромную сумму денег, вполне достаточную для того, чтобы казаки могли соорудить и вооружить не менее шестисот легких военных судов, так называемых чаек, экипажи которых не только могли бы сдерживать натиск турецкого флота в устье Днепра, но и совершать походы к анатолийским берегам.