Дочь снегов - Лондон Джек - Страница 47

— Но для всех настает время, когда приходится умереть, когда ничего другого не остается. И мы, может быть, переживаем этот момент сейчас.

Томми осторожно скользнул на сверкающий уступ и растянулся во весь рост.

— Все это очень хорошо, — ухмыльнулся он, — но не думаете ли вы, что у меня не хватит здравого смысла судить самому? Я хочу сам решать за себя.

— Но вы не умеете этого делать самостоятельно. Сильные всегда задавали тон таким, как вы. Они указывали им, как и где надо умирать, и бичами гнали их на смерть.

— Вы здорово говорите, — возразил Томми. — Мне даже жаловаться не пристало, так у вас все отлично получается.

— Вы правильно поступаете! — рассмеялся Корлисс когда Томми скрылся, расположившись в глубине ущелья. — Несговорчивая скотина! Он будет спорить даже в день страшного суда.

— Где вы научились грести? — спросила она. — Гимнастика… В колледже, — кратко ответил он. — Но разве это не прекрасно? Смотрите!

Тающий снег образовал пруд на дне ущелья. Наклонившись, Фрона коснулась прохладной воды пылающим ртом. Она легла ничком, показав подошвы разорванных мокасин или, вернее, подошвы ног (так как мокасины и чулки были изорваны в клочья). Они были очень белы и все изранены от хождения по льдинам. Местами на них выступила кровь, а из одного пальца даже текла струей.

— Такие крошечные, красивые, нежные! — язвил Томми. — Никто бы не подумал, что они способны повести сильного человека в ад.

— Судя по вашему ворчанию, вы быстро окажетесь там, — раздраженно ответил Корлисс,

— Сорок миль в час, — отпарировал Томми и отошел, радуясь, что за ним осталось последнее слово.

— Постойте минутку. У вас две рубашки. Дайте мне одну.

На лице шотландца отразилось любопытство. Наконец он сообразил, что от него требуется, покачал головой и пошел дальше. Фрона встала на ноги. — В чем дело? — Ничего. Сидите. — Но в чем же дело?

Корлисс положил ей руки на плечи и заставил ее сесть.

— Ваши ноги. Их нельзя оставить в таком виде. Они изранены. Посмотрите! — Он провел рукой по одной из подошв и показал ей окровавленную ладонь. — Отчего вы мне не сказали? — Они меня не очень беспокоили. — Дайте мне одну из ваших юбок, — попросил он. — У меня… — Она запнулась. — У меня всего одна. Он оглянулся вокруг. Томми исчез среди льдин. — Нам надо двигаться дальше, — сказала Фрона, пытаясь встать. Но он удержал ее.

— Ни шагу дальше, пока я не перевяжу вам ноги. Закройте глаза.

Она повиновалась, и когда открыла глаза, то он был обнажен до пояса и перевязывал ей ноги своей рубашкой, разорванной на полосы. — Вы сидели спиной, и я не знал… — Пожалуйста, не извиняйтесь, — перебила она его. — Я сама могла бы сказать вам.

— Я не извиняюсь. Наоборот, я упрекаю вас. Ну, теперь другую. Приподнимите ее.

Близость Фроны сводила Корлисса с ума, и он слегка коснулся губами того маленького пальца, из-за которого барону достался поцелуй.

Она не отшатнулась, но лицо ее вспыхнуло, и она затрепетала, как трепетала всего один раз в жизни.

— Вы пользуетесь вашей собственной добротой, — упрекнула она его.

— Ну, так я вознагражу себя вдвойне. — Не делайте этого, — попросила она. — Почему? На море существует обычай выпивать все вино, когда корабль идет ко дну. И так как мое положение безнадежно, то я имею право… — Но…

— Но что, госпожа Недотрога?

— О, вы ведь знаете, несмотря ни на что, я не заслуживаю этого прозвища! Если бы мне не о ком было вспоминать, то при сложившихся обстоятельствах…

Он затянул последний узел и опустил ее ногу. — Будь он проклят — Сент-Винсент! Идем! — Я на вашем месте поступила бы так же, — засмеялась она, поднимая свой конец лодки. — Но как вы изменились, Вэнс. Вы совсем не гот человек, которого я встретила по дороге от Дайи. Вы тогда, между прочим, не умели ругаться.

— Я не тот, что был. И за это я должен благодарить бога и вас. Но мне кажется, что я честнее вас. Я живу согласно своим убеждениям.

— Сознайтесь, что вы несправедливы. Вы хотите слишком многого в этих условиях… — Только крошечный пальчик.

— Или же вы любите меня только как старший брат? В таком случае вы можете, если действительно желаете…

— Замолчите! — грубо прервал он ее. — Или я сделаю глупость.

— И перецелую все ваши пальцы, — докончила она. Он что-то буркнул, но не удостоил ее ответом. Крутой подъем не давал им возможности разговаривать, пока они не спустились с последнего уступа к реке, где их ждал Макферсон. — Дэл ненавидит Сент-Винсента, — смело сказала Фрона. — За что?

— Да, по-видимому. — Он испытующе посмотрел на нее. — И куда бы Дэл ни отправился, он повсюду таскает с собой старую книгу на русском языке, которую не может прочесть, но почему-то считает, что в ней заключено возмездие Сент-Винсента. И знаете, Фрона, он так твердо верит в это, что почти заражает меня своей верой. Не знаю, вы ли придете ко мне, или я к вам, но…

Она опустила свой конец лодки и рассмеялась. Это задело его, и он сильно покраснел от обиды. — Если я… — начал он.

— Вздор! — сказала она. — Не глупите! И, главное, не напускайте на себя важности — это вам сейчас не к лицу. Волосы у вас всклокочены, сбоку торчит смертоносный нож, сами вы обнажены до пояса, точно пират, готовый к бою. Приходите в ярость, хмурьте брови, ругайтесь, все что угодно, только, пожалуйста, не напускайте на себя важности. Я жалею, что у меня нет с собой фотографического аппарата. Много лет спустя я могла бы сказать: «Это, друзья мои, Корлисс, знаменитый исследователь Севера. Так он выглядел по окончании своего прославленного путешествия по неизведанным местам Аляски».

Он укоризненно ткнул в нее пальцем и строго спросил: — Где ваша юбка?

Она невольно посмотрела вниз. Вид висевших на ней лохмотьев успокоил ее, но все-таки она зарделась. — Как вам не стыдно!

— Пожалуйста, не напускайте на себя важности! — засмеялся он. — По правде говоря, это вам сейчас не к лицу. Если бы у меня был фотографический аппарат…

— Замолчите! Пойдем дальше, — сказала она. — Томми ждет. Я надеюсь, что солнце сдерет с вас всю кожу, — злорадно шепнула она, когда они, спустив лодку с последнего уступа, сталкивали ее в воду.

Десять минут спустя они взбирались по ледяному откосу, где впервые был замечен сигнал бедствия. Они увидели человека, распростертого на земле. Он лежал так спокойно, что они испугались, не пришла ли помощь слишком поздно. Вдруг он слегка шевельнул головой и застонал. Его грубая одежда была изорвана в клочья, и смуглые израненные ноги торчали из рваных мокасин. В его исхудалом теле не было ни жира, ни мускулов, а кости, казалось, сейчас прорвут туго натянутую кожу. Когда Корлисс пощупал его пульс, он открыл глаза и уставился на него стеклянным взором. Фрона содрогнулась.

— Здорово жутко, — пробормотал Макферсон, поглаживая иссохшую руку больного.

— Идите к лодке, Фрона, — сказал Корлисс. — Мы с Томми понесем его.

Но она сжала губы и заставила их принять ее помощь, чтобы облегчить спуск. И все-таки по дороге к лодке больного так растрясло, что у него появились проблески сознания. Он открыл глаза и хрипло прошептал:

— Джекоб Уэлз… депеша… из большого мира… — Он слабо рванул расстегнутую рубашку, и они увидели, что его исхудалую грудь перерезал ремень, к которому была привязана почтовая сумка.

На обоих концах лодки было много свободного места, но Корлиссу приходилось грести, поддерживая коленями больного. «Вижу» весело отчалила от берега. Теперь они плыли вниз по течению и могли не напрягаться.

Вдруг Фрона заметила, что руки, плечи и спина Вэнса стали ярко-пунцовыми.

— Мое желание исполнилось, — ликовала она и, протянув руку, мягко погладила его обнаженное предплечье. — Придется смазать вашу кожу кольдкремом, когда мы вернемся.

— Продолжайте! — поощрял он ее. — Это страшно приятно.

Она обрызгала его пылающую спину ледяной водой из реки. У него захватило дыхание, и он вздрогнул, Томми оглянулся на них.

— Мы сегодня неплохо потрудились, — благодушно заметил он. — Помочь погибающему — богоугодное дело.