Первая любовь Ходжи Насреддина - Зульфикаров Тимур Касимович - Страница 7

.

..И не поддавайтесь своим страстям...

Ибо тогда кони пожрут своих седоков...

Кони-страсти пожрут своих седоков...

Пожрут!.. Пожрут?..

А за стенами крепости Офтоб-кала ночь поздняя сырая, осенняя...

...В такую ночь волки скользят, таятся, тянутся, неслышно впадают в спящие теплые пахучие отары...

Льнут к гиссарским послушным избыточным овечьим курдюкам... Льнут... Упиваются... Хмельные пьяные оглохшие волки!..

Их можно хватать за хвосты — они не слышат... Они чуют только кровь, баранью покорную тугую кровь... Слепые!..

А сказано у шейха Саади: Волк смерти по одному уносит нас из стада... А сказано...

...Две старухи с дамасскими полыхающими бритвами в руках бегут ко мне по моему родному мягкому рисовому изумрудному полю...

Бегут, бегут, вязнут в рыхлой солнечной воде...

В изумрудной комнате изумрудные травяные ковры паласы... изумрудные нежные багдадские светильники... изумрудные балхские атласные одеяла и подушки... изумрудная деревянная грушевая кровать под изумрудным балдахином...

Лежит женщина в изумрудных луговых одеялах... девушка, девочка, дитя...

И сон ее — неверный, хрупкий, ломкий, и она разметалась, раскидалась, распалась на одеялах, и голова ее с зелеными, крашенными индийской мятой волосами свешивается с кровати и почти касается пола...

Как голова у курицы, которую тащат с базара за связанные ноги...

А волнистая зелень одеял так похожа, так напоминает мне юную терпкую водяную зелень моих рисовых полей, полей, полей...

— Подними ее голову... Не буди ее. Уйди в нее... В спящую...

Как волк в ночное спящее стадо!..

Ее зовут Зумрад... Изумруд!.. Она похожа на майскую прозрачную мягкую приречную траву... Уйди в траву... Ложись на вешнюю ласковую траву... Насреддин!

Иди, волк! Иди — ягненок ждет тебя!.. Айе!.. Снимай фазаний халат! — шепчет, задыхаясь, Талгат-бек.

Он устал от вина, от бессонной ночи, от старости, от воспоминаний молодых...

От жизни устал...

Хрипит, задыхается, мается...

Но он хочет помочь мне...

— Иди, волк... Иди — ягненок ждет тебя!..

— Нет, муаллим, нет, учитель...

 Наслаждение, ко¬торое испытывает волк, поедая барана, ничто по сравнению с наслаждением, которое испытывает баран, поедая траву...

— Ты боишься, отрок? Иль тебе не нравится Зумрад?..

— Разве у вас в гареме всего две комнаты? — стараюсь я еще раз перехитрить его, но он уже понимает это.

- Айе!.. У меня есть еще Алмас в алмазной комнате!.. Заррина — в золотой!.. И много других, но ты хитришь, отрок в фазаньем халате...

Айе!.. Я понял!.. Ты же девственник!.. Ты боишься!.. Ха-ха!..

Я покажу тебе это!.. Сосунок, барашек, птенец!.. Ха-ха!.. Гляди!.. Айе!.. Я волк!..

Гляди — я снимаю унылый постылый чапан старости, я остаюсь в одной белой шелковой вольной гасанидской рубахе, я пью гранатовый шербет из кувшина...

Гляди, Насреддин!.. Учись, внимай, о отрок, пока полна соком твоя ветвь! И пока податлива твоя глина — принимай отпечаток мира!..

-  Но не отпечаток гаремных одеял, учитель!.. Да и любить в гареме — то же, что стрелять в кекликов-куропаток, запертых, томящихся в клетке. Невесело!.. Да и какая охота? — говорю я тихо, но он уже не слышит меня.

Он пьет гранатовый шербет.

Он старый...

У него борода снежная, жемчужная, как сасанидская рубаха...

...И кони страсти пожрут своих седоков...

 Пожрут!..

Махмуд Талгат-бек, зачем, зачем вы сняли тихий чапан старости?..

Зачем лицо ваше от прилива вялой, застойной крови сразу стало темным, а потом рубино¬вым, как в той, рубиновой комнате?.. И стало рубиновым лицо и тело ваше в изумрудной травяной луговой комнате...

Айе!.. Зачем?..

— Подождите, муаллим!.. Не надо!.. Зачем?..

...Дряхлый, слепой, с рыхлыми палыми сыпучими желтыми клыками бродит стылый волк средь ярых, молодых текучих отар, отар, отар... тычется глухой мор¬дой в сильные крутые блаженные нетронутые овечьи курдюки...

Айе!.. Зачем?..

Зачем гранатовый обильный шербет течет, струится, вьется, ползет, бежит по вашей вольной снежной сасанидской рубахе?.. По жемчужной, перламутровой бороде?..

Зачем кувшин-кумган неслышно падает из ваших рубиновых онемевших пустынных палых рук в изумрудные травяные луговые ковры, ковры, ковры...

Зачем кумган падает, а гранатовый шербет все течет и течет по рубахе, по бороде... Обильный, необъятный шербет...

Муаллим!.. Да это не шербет...

Это кровь. Изо рта. Из вашего, муаллим...

Тогда вы мокро хрипите...

Тогда вы хрипите...

— Сынок!.. Насреддин! Я покажу тебе это!.. Девственник!.. Ягненок! Птенец! Сосунок! Ха-ха! Я успею!..

— Нет. Не успеете... Зачем, муаллим?..

Айе!.. Зачем?..

Зачем вы падаете, не дойдя до изумрудной кровати?..

Падаете навек...

Рубаха сасанидская вольная, летучая, снежная, жемчужная стала рубиновой живой мокрой...

Текучая тяжкая рубаха...

Махмуд Талгат-бек, вы в текучей живой рубиновой гранатовой мокрой липкой рубахе.

Зачем, муаллим?..

Зачем вы сменили тихий темный халат старости на эту струящуюся последнюю посмертную рубаху?..

Зачем?..

...И кони-страсти пожрут своих всадников!..