До Адама - Лондон Джек - Страница 15

Она была сиротой. Мы никогда не видели ее ни с кем и понятия не имели сколько она прожила в одиночестве.

Она, должно быть, рано, еще в беспомощном детстве, узнала, что ее спасение в бегстве среди деревьев. Она была очень мудра и очень осторожна. Поиски ее жилища стали своего рода игрой для меня и Вислоухого. Ясно, что у нее было убежище на дереве, причем не очень далеко, но сколько мы не пытались выследить ее, найти его так и не смогли. Она была согласна присоединиться к нам в играх днем, но тайну своего жилища она охраняла ревниво.

ГЛАВА ХI

Не надо забывать, что мое описание Быстроногой не то, что сделал бы Большой Зуб, мое второе «я» из моих видений, мой доисторический предок. Именно при помощи моих снов я, современный человек, могу видеть, используя глаза Большого Зуба. Точно также обстоят дела и со многими другими описанными мною событиями того отдаленного прошлого. Есть некая двойственность в моих впечатлениях, которая может сильно озадачить моих читателей. Я буду просто время от времени прерывать свой рассказ, чтобы указать на эту двойственность, на это сбивающее с толку смешение двух личностей. Именно я, современный, вглядываясь назад через века, оцениваю и анализирую чувства и побуждения Большого Зуба, моего второго «я». А его не заботили сопоставления и анализ. Он был сама простота. Он всего лишь жил без раздумий над тем, почему он живет именно так, а не иначе.

С годами я, мое реальное «я», все больше проникал в суть своих снов. Можно уснуть, и даже посреди сна знать, что спишь, и если сон был плохим, успокаивать себя мыслью, что это — только сон. Такое случалось с каждым из нас. В то время как я, современный, погружаясь в свои сны, в результате удивительного раздвоения личности, был одновременно и актером и зрителем. И очень часто я, современный, был встревожен и рассержен глупостью, нелогичностью, тупостью, и в особенности изумительной глупостью самого себя

— первобытного.

И еще одно, прежде, чем я закончу это отступление. Снилось когда-нибудь вам, что вы спите? Собаки видят сны, лошади, все животные видят сны. Во времена Большого Зуба, когда полулюди спали, и сны были плохие, они выли во сне. Теперь я, современный, ложусь рядом с Большим Зубом и вижу его сны.

Это почти за пределами разумного, я понимаю, но я действительно уверен, что делаю это. И позвольте мне сообщить вам, что сны Большого Зуба о полетах и ползании по земле, о пресмыкающихся и птицах… были столь же яркими и живыми для него, как падение во сне для вас. У Большого Зуба тоже было второе «я», и, когда он спал, эта «другая личность» возвращалась во сне в прошлое, к крылатым рептилиями и битвам драконов, а оттуда в жизнь снующих грызуноподобных крошечных млекопитающих, или в гораздо более отдаленные времена — к слизи на берегу девственного моря. Я не могу, не осмеливаюсь сказать больше. Это все слишком неопределенно, сложно и ужасно. Я могу только намекнуть на те огромные и потрясающие перспективы, через которые я словно в тумане наблюдал за развитием жизни, не вверх от обезьяны до человека, но вверх от червя.

Но вернемся к моему рассказу. Я, Большой Зуб, знал Быстроногую не как существо с более изящной лицевой и телесной симметрией, с глазами окруженными длинными ресницами, с переносицей и опущенными вниз ноздрями, которые делали ее почти красивой. Я знал ее просто как молодую женщину с кроткими глазами, издающую нежные звуки и не дерущуюся. Я не знал почему, но любил играть с ней, искать еду в ее компании, и воровать птичьи гнезда. И я должен признать, что она научила меня кое-чему из жизни на деревьях. Она была очень умной, очень сильной, и никакие цепляющиеся юбки не стесняли ее движений.

Приблизительно в это время Вислоухий был замечен в некотором отступничестве. У него вошло в привычку бродить неподалеку от дерева, где жила моя мать. У него появилась привязанность к моей злобной сестре, а Болтун терпел его. Кроме того, там была еще молодежь, отпрыски других пар, живших по соседству, и Вислоухий играл с ними.

Я никогда не мог заставить Быстроногую присоединиться к ним. Всякий раз, когда я подходил к ним, она бросалась прочь и исчезала. Помню, однажды, я приложил особенные усилия, чтобы убедить ее. Но она метнулась назад, бросая обеспокоенные взгляды, а затем удалилась, подзывая меня с дерева. Вот почему я редко сопровождал Вислоухого, когда он шел навестить своих новых друзей. Быстроногая и я были хорошими товарищами, но как я ни пытался, так и не смог найти ее убежище. Нет никакого сомнения, что если бы ничего не случилось, мы бы скоро стали семейной парой, поскольку наша симпатия была взаимной.

Однако, случилось.

Однажды утром, когда Быстроногая не пришла, Вислоухий и я спустились к устью топи поиграть на бревнах. Едва войдя в воду, мы вздрогнули от злобного рева. Это был Красноглазый. Он стоял у горы из древесных стволов и изливал на нас свою ненависть. Мы были ужасно испуганы, ведь здесь не было пещеры с узким входом, где можно было укрыться. Но лежавшие между нами двадцать футов воды на какое-то время могли нас защитить и дать нам временную безопасность, и мы ощутили прилив мужества.

Красноглазый выпрямился и начал бить кулаком в свою волосатую грудь. Два наших бревна были рядом, мы сели на них и рассмеялись над ним. Сначала наш смех был нерешительный, с оттенком опасения, но как только мы убедились в его бессилии, мы вошли в раж. Он бушевал и бесился глядя на нас, скрипя зубами от неутоленной ярости. Вообразив, что нам ничто не грозит, мы дразнили его изо всех сил. Мы всегда были недальновидными, как и все наше племя.

Красноглазый вдруг перестал бить себя в грудь и скрипеть зубами, и бросился через завал к берегу. И наше веселье сразу сменилось испугом. Не в повадках Красноглазого было легко отказываться от мести. Дрожа от страха мы ждали, что будет дальше. Нам и в голову не пришло отгрести подальше. Он возвратился назад большими прыжками через завал, и одна огромная ладонь у него была полна круглой, обкатанной водой галькой. Наше счастье, что он не смог найти метательных снарядов побольше, я имею в виду камни весом в два-три фунта, поскольку мы были на расстоянии нескольких шагов, и он, конечно, убил бы нас.

Так что опасность была велика. Ж-жж-и! Крошечная галька просвистела мимо со скоростью пули. Вислоухий и я начали отчаянно грести. Виз-жжи-бум! Вислоухий закричал от внезапной боли. Галька ударила его между плеч. Следующая оказалась моей и завопил уже я. Нас спасло только то, что у Красноглазого иссякли боеприпасы. Он помчался назад к россыпи гальки, чтобы пополнить их, в то время как Вислоухий и я гребли прочь, пытаясь отплыть подальше.

Постепенно мы вышли за пределы его досягаемости, хотя Красноглазый продолжал пополнять свой боезапас и галька по-прежнему свистела рядом с нами. В центре болота было небольшое течение, и в нашем возбужденном состоянии мы проглядели, как оно вынесло нас в реку. Мы гребли, а Красноглазый не отставал, следуя за нами по берегу. Потом он нашел камни побольше. Такие боеприпасы увеличили его дальнобойность. Один кусок, не меньше пяти фунтов весом, ударился в бревно рядом со мной, и сила его удара была такова, что он разлетелся на осколки, которые раскаленными иглами вонзились мне в ногу. Если бы его бросок достиг цели, он сразил бы меня наповал. А потом речное течение подхватило нас. Мы гребли так самозабвенно, что Красноглазый первым заметил это, и предупреждением нам стал его ликующий вопль победителя. Там, где край течения касался стоячей воды, была цепь маленьких водоворотов. Наши неуклюжие бревна попали в них, и они завертели, закружили нас. Мы отчаянно гребли, пытаясь уйти оттуда, и изо всех сил стараясь удержать бревна рядом. В это время Красноглазый продолжал бомбардировать нас. Куски камня, падали вокруг, поднимая фонтаны воды и угрожая нашей жизни. В то же самое время он злорадствовал над нами, дико вопя…

Случилось так, что на реке оказался крутой поворот в том месте, где болото граничило с рекой, и основная масса речной воды отклонялась к другому берегу. И к этому берегу, северному берегу, мы быстро дрейфовали, одновременно спускаясь вниз по течению. Это быстро вывело нас из зоны досягаемости Красноглазого, и последний раз мы видели его вдали на берегу, скачущего вверх и вниз и распевающего победную песнь.