От магов древности до иллюзионистов наших дней - Вадимов-Маркелов Александр Алексеевич "АЛЛИ-ВАД" - Страница 51

В 1794 году Гамулецкий приезжает в Россию. Он служит в Риге, затем в Петербурге и в 1808 году оставляет государственную службу в чине коллежского регистратора.

Здесь, в доме Керстена на Почтамтской улице, «постоянными трудами, в продолжение нескольких лет… он успел собрать весьма много вещей, достойных внимания, и устроил кабинет с разными механическими и физическими явлениями… Каждому посетителю… он позволял осматривать свой кабинет, который по справедливости можно назвать превосходящим»[40]. Таким образом, перед нами пока иллюзионист-любитель, бесплатно показывающий свои изобретения на дому. При этом, в отличие от Калиостро, «Гамулецкий ничего не скрывал от посещавших его знакомых, секретов у него не было. Охотно пояснял он, что все чудеса и кажущиеся сверхъестественные явления есть усиленный, иногда многолетний труд оптических, механических и физических знаний», — пишет о нем современник.

Между тем Гамулецкий продолжал трудиться над новыми изобретениями и совершенствованием своих автоматов. В 1826 году, на семьдесят четвертом году жизни, он счел наконец свою работу завершенной и открыл для платного публичного обозрения «механический кабинет» на Большой Мещанской улице в доме Королева.

«Кабинет» представлял собой весьма скромную по размерам комнату, всего около тринадцати квадратных метров, куда впускали одновременно по «четыре персоны за 25 рублей». Но вошедшему казалось, что он попал в бесконечную анфиладу огромных залов: стены были сплошь зеркальными, создавая впечатление безграничного пространства, где выставленные сто двадцать шесть бронзовых и тридцать восемь фарфоровых кубков и ваз, отраженных зеркалами, создавали иллюзию бесконечных рядов, уходящих вдаль. Посетитель садился на диван, отчего внутри автоматически включался «музыкальный ящик», начинала звучать приятная, тихая музыка.

Посетитель брал «волшебную» палочку и, «взмахивая ею, сам совершал чудеса: по его желанию все часы, расставленные по столам, останавливались и снова приходили в движение; маленькая колесница разъезжала по полу во всех направлениях по желанию гостя; две вырезанные из бумаги фигуры танцевали под музыку на зеркальном столе; названные посетителем карты сами выскакивали ему навстречу из сосудов…»[41].

Успех «механического кабинета» превзошел все ожидания. Любопытные часами ждали своей очереди, чтобы посмотреть на небывалые диковинки. И уже через год Гамулецкий оборудует под свой кабинет новое, более просторное помещение на Невском проспекте, «у Казанского мосту в доме г-жи Енгельгардт». Это зрелищное предприятие называется уже «Храм очарований или механический, физический и оптический кабинет г. Гамулецкого де Колла». Оно просуществовало до 1842 года. «Надо отдать справедливость устроителю сего кабинета, — пишет корреспондент „Отечественных записок“, — обозрение может доставить удовольствие не одним детям, а блеск и великолепие поразительны для самых привычных глаз».

Посетителей, поднимавшихся по лестнице, устланной бархатом, с золотыми украшениями, при входе в кабинет встречало первое чудо: на верхней площадке лестницы золоченая фигура ангела в натуральный человеческий рост в горизонтальном положении парила над головами входящих. Каждый мог убедиться в том, что фигура не была ни подвешена сверху, ни подперта снизу или с боков. Достаточно было ступить на площадку, чтобы ангел поднял руку, в которой он держал валторну, приложил инструмент ко рту и играл на ней, шевеля пальцами самым естественным образом, так что каждого посетителя встречала торжественная музыка.

«Десять лет, — пояснял Гамулецкий, — я трудился, чтобы найти точку и вес магнита и железа, дабы удержать ангела в воздухе. Помимо трудов немало и средств употребил я на это чудо».

По обеим сторонам входной двери стояли две фигуры величиной в человеческий рост. При входе посетителя они приветствовали его, склоняя головы.

Само помещение было оборудовано зеркалами так же, как на Мещанской, только анфилада залов казалась еще более бесконечной. Когда посетитель садился на уже знакомый нам самоигральный музыкальный диван, раскрывалась боковая дверь и входил «араб, чистой крови африканец: курчавые волосы, толстые губы, белые зубы, блестящие глаза. Он нес поднос с напитками прямо к столу… Хозяин берет поднос, ставит его на стол и бранит араба, почему он сам не поставил поднос… Араб стоит неподвижно. Хозяин берет пистолет и стреляет в араба в упор в грудь. Гость вскрикивает, чуть не лишается чувств. Пуля пробила грудь навылет, а человек даже не пошевелился. Хозяин поворачивает слугу за плечо, ударяет по затылку, и тот идет послушно туда, откуда пришел…»[42].

Гамулецкий демонстрировал множество подобных автоматов. Купидон оттачивал стрелу. Из бронзовой вазы появлялся амур, играющий на арфе. Петух вскакивал на перекладину и, хлопая крыльями, кричал «ку-ка-ре-ку». Из угла лаяла собака. Черная кошка выгибала спину и мяукала. По полу, шипя, ползала змея.

Здесь часы не только останавливались и шли по желанию, но и били «по приказанию и назначению зрителей», а маятник «отгадывал число очков избранной посетителем карточки» количеством качаний. Из сосудов выходили ответы на заданные вопросы…

Наибольшее удивление вызывала огромная голова чародея, отделанная под бронзу и стоящая на зеркальном столе, которая явственно отвечала на вопросы, причем на том самом языке, на каком был задан вопрос. Не могло быть и речи о том, что под столом был скрыт человек: голову каждый мог брать в руки и переставлять куда угодно — она все так же отвечала на вопросы.

Петербургская публика долго увлекалась кабинетом Гамулецкого. «Сей кабинет удостоен был посещения разных иностранных принцев и знаменитых особ, в то время когда оный еще не был доведен до настоящего совершенства, и все они были, можно сказать, совершенно очарованы»[43].

Значение этого кабинета далеко выходит за рамки модного развлечения. Гамулецкий был отнюдь не единственным в мире конструктором автоматов. Но обо всех «чудесах» его предшественников Гамулецкий мог знать только понаслышке, кроме «маленького турка», которого Пинетти показывал в Петербурге в 1800 году. Во время пребывания Гамулецкого в Париже в 1785 году знаменитые автоматы там не демонстрировались. В Россию «утка» и другие движущиеся фигуры Вокансона, Жаке-Дрозов и Майарде были привезены с «кабинетом чудес и искусств» профессора Бейрейса почти через полвека после смерти Гамулецкого и впервые показаны на Нижегородской всероссийской выставке в 1896 году. Чугмалл, строитель автоматов Дёблера, привез их в Россию через десять лет после открытия кабинета Гамулецкого. Автоматы Робер-Удена были также сконструированы позднее, чем открылся кабинет русского изобретателя.

Тем не менее фигуры, сделанные Гамулецким, были совершеннее созданий его западных коллег. Его ангел не только играл на валторне, но и парил в воздухе; голову, говорящую на нескольких языках, можно было переносить с места на место, а слуга-араб ходил между посетителями с такой естественностью, что его принимали за живого. После Гамулецкого никто не смог повторить эти достижения. И ему по справедливости принадлежит первое место в мире среди конструкторов автоматов.

Вольтер не посвящал ему стихов, газеты не превращали его кабинет в сенсацию дня, ученые не выпускали полемических брошюр, пытаясь разгадать его секреты. В России русский изобретатель или иллюзионист, какими бы выдающимися ни оказались его достижения, был обречен на пренебрежение и безвестность. Громкую популярность могли приобрести в те времена только иностранцы. К тому же и сам Гамулецкий был человеком на редкость скромным и не гнался за шумной рекламой. Его самолюбие было вполне удовлетворено тем, что кабинет на Невском единогласно считался одной из достопримечательностей Петербурга. Однако то обстоятельство, что изобретения Гамулецкого не имели в то трудное время международного резонанса, не должно умалять объективного значения его достижений.

Если даже в наши дни в высокоразвитых зарубежных странах пользуются вниманием зрителей радиоэлектронные «оркестры роботов», приводимые в действие средствами самой современной техники, то нельзя не признать выдающимися изобретениями механические фигуры Гамулецкого, более ста лет назад добившегося не менее сложных зрительных эффектов довольно примитивными способами. Следует учесть при этом, что в России первой половины прошлого века театры автоматов и «механические искусники» всякого рода, заезжие и отечественные, были в большой моде. Влияние, оказанное на многих из них изобретениями Гамулецкого, неоспоримо.