Ядовитая кровь - Туров Тимур - Страница 7

Темнота на мгновение расступилась.

Глаза, светящиеся красным, тонкие пальцы, бледные, похожие на лапки паука. И, прежде чем темнота окончательно захлестнула Влада, он увидел длинные тонкие зубы, выглядывающие из приоткрытого рта.

Глава 2

Многие полагают, что в Харькове хорошая осень. И они, наверное, правы, если судить об осени по сентябрю и первой половине октября. Дни почти всегда солнечные, листья – золотые, ночи – прохладные, но необыкновенно уютные. Иногда идут дожди, но без надрыва и назойливости.

Это – до середины октября. Потом харьковскую осень может любить только уж очень большой оптимист и романтик. Ну, или как выразился столичный гость, только самозабвенный поклонник подгнившей готики.

Хозяин квартиры возражать не стал. Хозяин квартиры вообще старался гостю не возражать, ибо, хоть оба были не в мундирах, разница в количестве звезд на погонах имела место быть и к отстаиванию своих взглядов не располагала.

Собственно, хозяином квартиры подполковник Осокин был чисто номинальным. Квартира называлась явочной, использовалась для встреч с осведомителями, причем не самого высокого уровня. Однокомнатная квартира в хрущебе на третьем этаже, со старой пошарпанной мебелью если и имела достоинства, то только в месторасположении.

Улица Есенина отчего-то считалась чуть ли не центром Павлова Поля, а Павлово Поле имело статус чуть ли не элитного района города. Те, кто жил на Павловом Поле, ни под каким видом переезжать оттуда не хотели, а квартиры тамошние, при прочих равных, всегда были минимум на треть дороже аналогичных в любом другом районе города.

Но выбрали эту квартиру, естественно, не за элитность расположения. На это областному управлению было наплевать. Но вот удобство транспортных развязок, отсутствие отгороженных дворов, возможность маневра при выборе маршрута следования, даже находящийся почти под боком парк культуры и отдыха имени, естественно, Горького, причем самая запущенная его часть – все это делало квартиру действительно полезным приобретением.

Это подполковник Осокин успел объяснить киевскому гостю подробно. Гостя звали Андреем Ивановичем Петренко, был он полковником милиции и числился при министерстве внутренних дел. Чем именно он там занимался – Осокин не знал, виделся он с Петренко первый раз, но слышал о нем много разного.

В том числе и хорошего.

Но трудно было ожидать чего-либо хорошего от министерского полковника, прибывшего в город чуть не инкогнито, не явившегося в областное управление, а потребовавшего встречи в как можно более укромном месте.

И приказавшим вызвать на встречу, помимо подполковника Осокина, еще и одного из оперов областного управления. И если бы кого приличного. А то Владислава Гетьмана собственной персоной.

Правда, с Осокиным встреча была назначена на полдень, а Гетьмана повелели вызвать к восемнадцати ноль-ноль.

С двенадцати до шестнадцати Осокин отвечал на вопросы о Гетьмане, а два оставшихся часа заваривал чай, бегал за хлебом и колбасой в соседний магазин и слушал рассуждения полковника о преимуществах и недостатках харьковской погоды.

– Да... – протянул Петренко и отставил в сторону пустую чашку. – А ведь я раньше в Харькове частенько бывал. Своего первого я здесь и принял, между прочим. Еще в восемьдесят втором. Как раз в день смерти Леонида Ильича незабвенного.

– Интересно, – поддержал разговор Осокин. – А ведь мы могли и встречаться в то время...

– Не могли. Я тут был, так сказать, неофициально. Брали мужичка тихо, без шума. Привезли отсюда даже не в Киев, высадили по дороге, в Лубнах. И что потом с ним стало – до сих пор не знаю. Но мужик знатный был, одному нашему из группы руку сломал, второму щеку распанахал от глаза до подбородка... Да. Веселое было время.

У Осокина опять-таки было свое мнение по поводу веселья в восемьдесят втором, особенно после того, как пришедший на смену маразматику Брежневу гражданин Андропов принялся закручивать гайки не только у простых советских товарищей, но и у работников милиции. Аж резьба пищала.

В дверь квартиры постучали.

Осокин, вставая с расшатанного табурета, мельком глянул на часы – восемнадцать ноль одна. Небось стоял Гетьман возле подъезда, чтобы начальство точностью поразить. Хотя представить Гетьмана, старающегося поразить начальство подполковник Осокин не мог. Скорее наоборот.

Уже посмотрев в глазок и отпирая дверь, Осокин вспомнил, что забыл предупредить полковника о странностях капитана.

«Ну и черт с ним», – подумал Осокин, имея в виду полковника из министерства.

Сам выбрал кандидата, сам пусть и расхлебывает. Не шептать же сейчас, на пороге, Гетьману просьбы быть помягче с начальством. И не бежать же вперед, на кухню явочной квартиры, с торопливым предупреждением, что Гетьман, значит, при встрече руку никому не подает, даже при награждении в прошлом году поставил генерала с протянутой для поздравления рукой. Чуть было из органов не вылетел, чудом остался, но из приказа на поощрение исчез бесследно.

– Вечер добрый, – сказал Гетьман. – Прибыл...

– Привет-привет, – махнул рукой подполковник, закрывая за капитаном дверь. – Следуй на кухню.

Гетьман удивляться не стал и, не снимая мокрую от дождя куртку, направился куда велели. Осокин заметил, что, прежде чем пройти мимо двери в комнату, Гетьман притормозил на секунду, окинул быстрым взглядом помещение, и только тогда пошел дальше.

Осокин вошел на кухню как раз в тот момент, когда полковник Петренко протянул капитану Гетьману руку со словами:

– Будем знакомы.

– Будем знакомы, – не без сомнения в голосе согласился Гетьман, держа руки в карманах куртки. – Влад Гетьман.

Петренко глянул на Осокина, Осокин пожал плечами.

– Значит, такой вы... – протянул Петренко, опуская руку. – Я думал, преувеличивают. Присаживайтесь, у нас разговор будет долгий и, боюсь, трудный.

Гетьман посмотрел на предложенный табурет, перевел взгляд на окно, не прикрытое шторами. Аккуратно взял табурет и переставил в сторону, так, чтобы сидеть в пол-оборота к двери и не маячить в окне.

Осокин тяжело вздохнул, но Петренко смотрел на все эти манипуляции с видимым одобрением.

– Вы бы, подполковник, распорядились обеспечить квартирку шторами поплотнее, – сказал он. – Дом напротив в пятидесяти метрах. Нехорошо может получиться.

– Будет сделано, – кивнул Осокин. – Мне присутствовать или...

– А вы, извините, не могли бы достать пивка? – спросил с улыбкой Петренко. – А если с рыбцом – то бутылочки четыре. Я все равно останусь тут ночевать, могу себе позволить. Ну, и вы мне компанию составите.

«Если он сейчас еще и Гетьмана предложит в собутыльники, плюну на все и пошлю его в задницу. Вслух. И черт с ней, с карьерой, – решил Осокин и напрягся. – Подполковник я или нет?»

Но дальнейших унижений не последовало.

Выходя из квартиры, Осокин услышал, как Петренко сказал:

– Я с большим интересом прочитал ваше личное дело...

Входная дверь хлопнула.

– Да, дело интересное, но какое-то двойственное, что ли, – Петренко выбрал самую доверительную из своих интонаций, больше отец солдату, чем слуга царю.

Но на Гетьмана эта проверенная годами тактика особого впечатления не произвела. Он сидел неподвижно, прислонившись спиной к стене, выкрашенной ядовито-зеленой масляной краской, руки держал в карманах, лишь один раз вытер левой рукой капли воды с лица, оставшиеся после дождя.

И лицо у него было... нет, не спокойное, а просто неподвижное. Ровный взгляд, сжатые губы. Даже желваки не гуляли на скулах.

– До вашей командировки в Косово – просто загляденье. Приказы о поощрениях, досрочное присвоение, премии в размере заработной платы. Даже сама командировка в Косово – это не просто так. Мы ведь знаем, что туда попасть сложно. И деньги, и карьера... – Петренко ослабил узел галстука, обозначая, что беседу ведет неофициально и приглашая собеседника к откровенности. – Слышал, даже взятки некоторые предлагают. Или там через родственников. Но у вас ведь нет родственников.