Полукровка - Туров Тимур - Страница 17

– Я молод душой, магистр, – усмехнулся Степан.

– А я вовсе вне возраста, магистр, – в тон ему ответил Даргри.

– Таким галопом ты договоришься до того, что вечен.

– Вечно не живет никто, даже слаш умирают. – Даргри с тоской затушил сигариллу и залпом допил коньяк. – Пора бы об этом знать.

На другой день Володя проснулся счастливым. Нет, не то чтобы в жизни появилось что-то новое и он обрел великое счастье. Вовсе нет. Просто исчезла неопределенность. Ушли тоска и обида, сгинуло ощущение брошенности. И потеря всего этого показалась несказанным счастьем.

Володя улыбался родителям, в университете со всем возможным вниманием конспектировал лекции и на работу направился в приподнятом настроении.

В первый раз за последние без малого две недели она пошла споро и с удовольствием. Володя принимал заказы, смотрел на клиентов и вспоминал о том, что перед ним живые люди и он живой человек, а не бездушный конвейер с функцией приема и выдачи.

Клиенты и вправду были живыми. За внешними масками, личинами, напяленными людьми для окружающих, просматривалось нечто совсем иное. Эта истинная суть виделась Володе в фотографиях, которые тащили ему на печать.

Вот солидный господин в деловом костюме. Очень успешный. Очень респектабельный. На лице написано, что он имеет неограниченное количество денег, за которые покупаются лучшие женщины. Володя воткнул флешку господина в компьютер и пробежал взглядом по фотографиям. Девяносто процентов снимков можно было окрестить ярлычком «Я и моя собака».

«Успешный, всемогущий, а кроме собаки-то у тебя в жизни никого и нет», – подумал Володя.

А может, и есть, но чувствует богатый мужик в этом лохматом хвостатом четвероногом самое близкое существо. Может, и так, почему нет? Женщины продаются, друзья предают, компаньоны – отдельная статья. Жена думает о шубах и брюликах, дети о «сникерсах» и дорогих игрушках. А единственное родное существо – собака.

Следом за угрюмым мужиком, который улыбался только на фотках с его терьером, явилась пачка клиентов с фотографиями из Турции и Египта. Пленки, флешки, диски... Люди на фотографиях были разными, а виды грошовых курортов одни и те же. Да и фотографирующиеся не отличались оригинальностью: на пляже, в отеле, в накатывающейся волне. Кто-то подставлял ладошку под заходящее солнце, кто-то пытался сжать между пальцами стоявшую далеко на заднем плане пирамиду. И каждый думал, что неповторим в своей придумке.

Володя усмехнулся. Знали бы все эти люди, насколько они банальны. Только один из туристов-фотографов заинтересовал Володю. На трех пленках по тридцать шесть кадров каждая не было ни одного человека, кроме мельком попавших в кадр местных жителей. Никто не позировал. Клиент снимал не себя и свое семейство на фоне достопримечательностей. Он вывез из страны ее маленький кусочек. Не только памятники, но улочки, быт и самобытность. Володя с удовольствием просмотрел все снимки, прежде чем упаковать их в конверт.

А вот на творчество следующего клиента даже смотреть не хотелось, хоть богемный дядька и позиционировал себя как фотохудожника, работающего в стиле ню. Никакой художественности на его фотографиях не было. Малоэстетичные кадры какой-то бабы с пошло раздвинутыми ляжками могли привлечь разве что подростков. И совсем не с позиции искусства.

– О, порнуха, – оценил напарник, заглядывая через плечо.

– А такой интеллигентный дядечка принес, – поделился Володя.

– Скажи мне, что ты фотографируешь, и я скажу, кто ты, – изрек напарник.

Володя припомнил облик богемного дядечки, притащившего это «домашнее порно», никогда бы не подумал, что он способен на такое. Дядечка был чем-то похож на Ника. А от отца он ждал чего угодно, только не порнофоток.

Тренькнул телефон. Володя кивнул напарнику:

– Саныч, наверное.

Тот скорчил страшную рожу, но трубку взял. Впрочем, тут же пихнул ее Володе, добавив с удивлением:

– Это тебя.

Володя взял трубку. И это оказался вовсе не Владлен Александрович.

Они снова шли по Пятницкой к Кремлю. Только теперь быстрее, чем несколько дней назад. Погода была уже не для неспешных прогулок. Да и сбегая с работы, Володя клятвенно обещал напарнику вернуться до шести вечера.

– Куда мы идем? – спросил на ходу, когда топать молча надоело. Отец за все время бросил лишь пару дежурных фраз, да и накануне не отличался словоохотливостью.

– Пить кофе, мой мальчик.

Володя не нашел, что ответить, и еще десятка три шагов шел молча.

– Ты так и не ответил, почему пропал на полторы недели.

– Были трудности, – все так же лаконично отозвался Ник.

– Расскажешь?

– Не сейчас.

Они миновали Чугунный мост, вышли к «Балчугу». Николай перешел на правую сторону улицы и толкнул дверь кофейни.

– Проходи, – распорядился он по-хозяйски. – Садись.

Пока отец заказывал кофе, Володя устроился на диванчике в углу возле окна. Ему было до ужаса интересно. Ощущение было необычным и не сказать, что неприятным. Он чувствовал себя героем детской сказки, который оказался на пороге пещеры с сокровищами. Позади обыденная жизнь, впереди гора сокровищ и неизвестность, а внутри пьянящее чувство азарта.

Ник хлопнул перед ним картонный стаканчик с кофе. Уселся на стул, неуловимым движением скинул плащ на спинку.

– Что ты знаешь о мире? – спросил он резко, грея ладони о стакан с кофе.

Володя, успевший потянуть кофейный напиток, поперхнулся.

– Что он не стоит на трех китах, – брякнул первое, что пришло в голову.

– Уже неплохо. Ты можешь представить, что чувствовал человек, который считал, что мир держится на трех китах и имеет форму диска, и которому вдруг рассказали, что все совсем не так? Что Земля близка по форме к сплюснутому эллипсоиду. Что Солнце не садится и не встает, а просто планета поворачивается к нему другим боком.

Володя попытался представить себе средневекового европейца, грязного и неграмотного, околпаченного попами до полной невменяемости, и пожал плечами:

– Я думаю, он не поверил бы.

– Не наш вариант, – покачал головой Ник. – А если бы ему представили неопровержимые доказательства, объяснили бы на пальцах, продемонстрировали бы наглядно?

Перед глазами снова встал тот несчастный замурзанный средневековый дядька. Володя представил, как на того обрушивается эдакое знание. У мужика в видении безумно заблестели глаза.

Володя тряхнул головой.

– Наверное, он спятил бы.

– Не наш вариант, – отрезал Ник.

– Я не понимаю, – рассердился Володя. – Ты хочешь мне наглядно доказать, что Земля плоская и стоит на черепахах и китах?

Ник посмотрел на него изучающе, отставил стаканчик с кофе и подался вперед.

– Нет, но я не хочу, чтобы ты спятил, когда увидишь мир таким, какой он есть. И я хочу быть уверенным, что ты готов его увидеть.

Володя кивнул.

– Я готов.

Взгляды их сцепились. Ник долго всматривался в глаза сына, наконец протянул руку.

– Правую руку вперед. Держи ее ладонью вниз, над моей ладонью.

Володя вытянул кисть и задержал ее над столешницей и ладонью Николая. Он не касался отца, но чувствовал тепло. И какую-то неведомую щекочущую силу. Ощущение было похоже на то, какое возникает, когда друг к другу подносят два магнита. Причем удерживают их на месте. В зависимости от того, какой стороной повернуть магниты, они взаимно притягиваются или отталкиваются. И не давая магнитам сдвинуться с места, сдерживая эту силу, невольно ощущаешь ее присутствие.

– Что чувствуешь?

– Тепло, – сказал Володя и тут же понял, что этого слова недостаточно.

Но объяснить в двух словах чувство магнетической силы он бы не смог.

Ник, однако, все понял без лишних слов. Он едва заметно шевельнул пальцами, пуская волну. Володя почувствовал ее намного ярче, чем прикосновение, невольно вздрогнул, когда закололо под ложечкой.

– Эта сила есть в тебе. Просто она спит. Она закрыта твоим незнанием, как реальность скрыта от тебя Пеленой, – голос отца зазвучал глухо, словно через слой ваты. – Дай этому выход.