Дорогой ценой - Рой Кристина - Страница 38

Вас ничего не волнует. Так посоветуйте же мне…

После краткого молчания провизор поднял голову, и их взгляды встретились.

— Пан Лермонтов, наш Господь и Учитель говорит: «Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам».

Дорогой пан, Николай Коримский нуждается в вас. Он теперь ещё слишком слаб, чтобы вынести боль, которую причинит ему разрушенная надежда. Вы обещали ему поселиться в этой долине, и это его радовало невыразимо. Конечно, обещание это было дано тогда, когда сердце было полно золотых надежд. Сегодня дела иначе обстоят. Пребывание здесь причиняет вам боль. Страх перед борьбой и страданием гонит вас отсюда. Но поверьте мне, если в вас есть страдание, то окружение и обстоятельства могут его смягчить, но оно будет с вами везде. Куда вы ни пойдёте

— его нужно нести и преодолевать. Лишь тот побеждает, кто до конца остаётся на поле боя и честно борется.

Он замолчал. Только вдали, внизу под замком, раздалась долгая тоскливая трель соловья.

— Нет, Урзин, вы не должны считать меня трусом, — возразил молодой россиянин.

— Я не хотел бы, чтобы вы меня неправильно поняли. Когда узнаете правду, вы сами рассудите, можно мне здесь оставаться или нет. Но так как я вам должен сообщить такое, чего я никогда не сказал бы чужому, и так как вы с Никушей в письмах перешли на «ты», то и мы перейдём на «ты». С другом легче поделиться. Ты согласен?

— Охотно, если ты считаешь меня достойным твоей дружбы и если тебе моё низкое положение не помеха.

— Не будем об этом говорить.

Молодые люди обнялись. Затем Лермонтов показал на Орлов и заговорил взволнованным голосом:

— Ты видишь это здание?

— Вижу.

— Тебе судьба семьи Орловских известна? Ты знаешь, сколько детей было у нынешнего хозяина Орлова?

— Да, трое: два сына и дочь.

— Значит, ты также знаешь, что пан Николай имел несчастье изгнать своего младшего сына из дому?

— Изгнать из дому? — Урзин отступил назад. — Этого я не слышал. Фердинанд Орловский будто добровольно ушёл и больше не вернулся.

— Добровольно? — Горькая насмешка послышалась в ночной тиши. Когда собственный отец укажет тебе на дверь, ты тоже «добровольно» уйдёшь. И если он тебе запретит когда-либо показываться ему на глаза, то ты «добровольно» не вернёшься к нему гнал сына своего на погибель? Однако ты должен также знать, почему он его изгнал, в чём состояло его великое преступление — именно за то, что он симпатизировал нам, русским, что у него был русский друг и что он женился на русской. Страшное преступление, не правда ли?

К тому добавилось ещё, что эта русская была евангелической веры и замуж за него вышла с тем условием, что и он станет таким. И он это сделал ради неё. Всё это горячая польско-католическая кровь отца не смогла вынести, и поэтому он его прогнал.

Но чтобы тебе было понятнее, — Лермонтов обеими руками пригладил свои тёмные волосы, опустился на скалу и обхватил руками колени, — фамилия друга Фердинанда Орловского была Лермонтов. Он принадлежал к богатой, уважаемой семье. Один из членов этой семьи был великим поэтом. Прадед Лермонтова долгое время был на службе у правящих князей в Германии и принял там евангелическую веру. Так как у его сына тоже был крёстный из князей в Германии, то правительство и церковь по его возвращении в Россию претензий к ним не имели. Таким образом семья эта стала евангелической веры и строго придерживалась её. Это были лютеране, каких я и в других местах много знал: у них было больше познания, больше свободы совести, чем у греко-католиков, но Иисуса Христа они не знали.

Сестра Лермонтова всей душой была привязана к своей церкви. Она была нежна, добра, красива; но любила мир, общество, танцы, музыку, театр и прочее. Как-то на балу Фердинанд Орловский влюбился в неё так, что ради неё согласен был принять и лютеранскую веру, иначе она не хотела выйти за него замуж. Ему же это ничего не стоило. Фёдор Лермонтов уже раньше начал и продолжал потом, когда Орловский стал его зятем, с энтузиазмом работать над расширением русскопольских действий. Теперь они вместе стали соратниками в деле, начатого уже несколько раз и каждый раз не удавшегося соединения враждующих славянских племён. С этой целью Фердинанд Орловский после женитьбы был послан на четверть года в Польшу. Оттуда он отправился на родину, чтобы по возможности приобщить отца к этому делу и сообщить ему о своей женитьбе. Что с ним случилось потом, ты знаешь. В Польше он находился около шести недель; а одиннадцать недель он не виделся с любимой супругой. То, что вернулся он не особенно счастливым, можно себе представить, однако он надеялся забыться в своём семейном счастье. Между тем в его доме произошло ужасное изменение…

Я думаю, что ты слышал о штундистах. Маленькая община приверженцев этой «секты», как её в мире называют и которую у нас ужасно преследуют, давно уже существовала в местечке, где находилось семейное имение Лермонтовых.

Фенечка Лермонтова презирала их так же, как все остальные.

Но вот случилось, что на первой неделе после отъезда Фердинанда умер один из штундистов, оставив цветущую молодую жену. Возвращаясь с прогулки, Фенечка стала свидетельницей захватывающих похорон. Смирение перед волей Божией, уверенность в вечной жизни, о которой говорило каждое слово простого старика, проповедовавшего у могилы, с такой силой захватили её, что ею овладело сильное желание ближе узнать этих презираемых людей. Следующий день был воскресеньем. Вечером она пошла на собрание штундистов. Однако, я закончу её собственными словами: «Они научили меня познать и полюбить Иисуса Христа. Они привели меня к сознанию, что я на неверном пути.

Я покаялась, приняла Христа и обратилась всем сердцем к Богу.

Всё это совершилось в течение трёх дней. Ибо как только я познала Истину, я тотчас приняла Христа, и Он даровал мне такую большую любовь к Нему, что я могла оставить всё, кроме Него».

Вскоре после этого её свидетельства покаялся и Фёдор Лермонтов. И когда вернулся Фердинанд, они оба уже были на другом берегу. Так как он не желал перейти Иордан, он вдруг оказался один. Фенечка больше не хотела иметь ничего общего с миром и отказалась от всего. Ни просьбы, ни угрозы мужа и всех остальных родственников не только не могли заставить её пойти в общество или в театр, но и не могли удержать её от чтения Слова Божия, от посещения штундистских собраний и распространения христианской литературы среди народа. Брат ей старательно помогал в этом.

После того, как взгляды Фёдора Лермонтова полностью изменились, он попытался принести что-то из них в тайный русскопольский союз, но в результате его исключили из союза.

Можно легко себе представить, как теперь чувствовал себя Фердинанд. Он видел, что несмотря на то, что Фенечка приняла новую веру, её любовь к нему усилилась и окрепла. Но так как он знал, что они его считают погибшим, пока он не покается, в нём появилась какая-то ненависть к ним. Кто его осудит? Я этого не могу. Он любил мир и хотел жить в мире — они же отказались от мира и жили для Христа. Между ними образовался непреодолимый разрыв, который не исчез и после рождения их первенца.

Дело дошло до того, что они начали думать о разводе. Сначала ушёл Фёдор, считая, что если сестра с мужем останутся одни, они скорее примирятся. Но ничего из этого не вышло. Однажды утром Фенечка нашла письмо, полное ужасных укоров, в котором оскорблённый супруг прощался с ней. Он сообщал, что уезжает в Польшу, чтобы продолжать работу в организации. Ах, это было очень печальное письмо!

Вскоре после этого началось преследование штундистов.

Маленькую общину разогнали; некоторые попали в тюрьму, другие — в Сибирь или на Кавказ. Обвинили также жену Фердинанда, которая попыталась спасти одного из старших братьев общины.

И так как никто из всей родни не заступился за неё, она оказалась под следствием. Волей Господа она, правда, была освобождена, но за распространение противоправославных трактатов её выслали из родных мест. Брат приехал за ней и продал имение за полцены, имущество же её судом было конфисковано. Брат взял её с собой в Вену, где она прожила недолго, скончавшись от простуды, полученной в тюрьме.