Изумрудная рыбка: палатные рассказы - Назаркин Николай Николаевич - Страница 1

Изумрудная рыбка: палатные рассказы

Предисловие

Вот что я хочу сказать читателям…

Многие любят, чтобы в книжках или в кино были всякие увлекательные приключения, волшебные превращения, драконы и маги, принцессы и чудеса…

А в нашей обыкновенной жизни нет никаких чудес и приключений. У родителей — работа, у детей — школа, вот и все события.

Хорошо это или не очень?

Сами подумайте. Если приключение — значит, надо кого-то спасать. Значит — страдает кто-то: плохо ему, больно или обидно.

А если никто в спасении не нуждается — значит, все в порядке.

Это с одной стороны.

А с другой — иногда нам очень, очень нужны чудеса.

Потому что часто с человеком происходят разные неприятности: то он заболеет, то с другом поссорится, то в девчонку влюбится — а ребята дразнятся, и родители туда же: рано еще — говорят.

И ничего не поделаешь: приходится решать свои проблемы без магического оружия, без колдовства и без волшебного эликсира…

Из-за этого слабый человек не любит обыкновенную жизнь и даже боится ее. Случится что-нибудь — он опускает руки и страдает: ах, какой я несчастный! И ему тоскливо, и другим тоже.

А бывает ли по-другому?

В этой книжке говорится о ребятах, которые тяжело больны. Можно сказать — неизлечимо.

И жить им трудно. Гораздо труднее, чем многим из нас.

Вместо увлекательных приключений у них больничный режим, уколы, капельницы и прочие, сами понимаете, «удовольствия». Вместо дракона — болезнь. И никакое волшебство им не поможет, потому что не в сказке живем, не в кино.

А в остальном они такие же, как мы. Играют, выдумывают что-нибудь, влюбляются, спорят, читают и фантазируют. Только не дома, а в больнице.

Если дома болеть, то это еще ничего! Тут родители все-таки, и друзья могут зайти, и книжек много, и других развлечений. А в больничной палате — там совсем особая жизнь…

Но вы не бойтесь, что сейчас начнете читать про больницу — и все будет грустно. Наоборот: иногда будет весело и даже смешно. А иногда… в общем, сами увидите.

Читайте, пожалуйста.

Про рыбалку

Однажды в пятницу мы с Серым решили пойти на рыбалку. Ну, то есть решили мы еще в среду, но до пятницы все откладывали. В пятницу отделение сам Андрей Юрьич обходит, а Серый Андрей Юрьича опасается. Он никого не боится, но Андрей Юрьича опасается.

А в пятницу мы уж твердо решили, что завтра с утра — все. Тем более что Юрка из восьмой палаты сказал, что здесь до прудов — раз плюнуть. И на костылях можно, если захотеть. А мы без костылей были, мы были выздоравливающие.

К тому же, в пятницу вечером был родительский день. И хоть все гостинцы сразу сдавали в холодильник, чтобы старшая сестра не ругалась, но немного конфет вполне можно было припрятать и обойтись без хлеба с яйцом на завтрак.

Какао и кашу ела только малышня всякая.

— А давай Пашку возьмем! — сказал Серый в пятницу вечером.

— Ну, ты придумал! — сказал я. — Завтра утром не мог еще придумать? Чего ж нам, все планы менять?

— Не будем менять, — сказал Серый. — Пашка — понимающий человек!

— Понимающий-то он, конечно, понимающий, — уже не так уверенно сказал я. Мне стало стыдно, что я против Пашки, хотя он и правда был понимающим человеком. И не жмотился книжками, как некоторые. — Но он же на коляске. Куда он на коляске?

— Ерунда, — сказал Серый. — Юрка сказал, что на костылях можно, а на коляске быстрее, чем на костылях!

— А дырка? — сказал я.

Серый задумался.

Дырка была самым главным местом нашего плана. Она была в заборе. Потому что никто из ворот нас не выпустит, будь мы хоть сто тыщ раз выздоравливающие. А потом Розалия Михайловна на занятиях восстановительной гимнастикой рассказывает нам о пользе свежего воздуха. Ха!

Но была дырка. На стыке бетонных заборных плит. Юрка сказал, что когда он лежал в марте, сюда врезался грузовик МАЗ. Мы не очень верили Юрке про МАЗ, потому что он никак не мог запомнить отличие «ястребка» от «чайки». Вот уж элементарное дело! У «ястребка» нос курносый, а у…

— Может, пролезет? — сказал Серый.

— Ну, может… — я засомневался.

Я помнил, что дырка узкая. Мы пролезали свободно, но коляска — это коляска. Однако мне подумалось, что если повернуть коляску как-нибудь углом, то, может, и пролезет.

— Точно пролезет! — убежденно сказал Серый.

Ему очень хотелось, чтоб Пашкина коляска пролезла.

— Померить нужно, — сказал я.

Мы задумались. Было уже полдесятого, в десять — отбой. А сегодня Лина Петровна дежурит, она вредная, вечно норовить проверить. «Ты из какой палаты, мальчик?» — таким сладким голосом спрашивает, как будто не знает, что я из второй. Как будто она мне не делала полтора месяца уколы трижды в сутки. И что сюда, в девятую, я прихожу дружить, а не нарушать их дурацкие распорядки.

Если мы хотим проверить, то надо торопиться.

И тут зазвонил телефон. Баба Настя — она бабушка Шурика из четвертой палаты и лежит тут с ним, потому что Шурик еще совсем маленький, а еще она помогает нянечкам мыть полы и окна и ворчать на нас, если мы немножко забываем, что мы в больнице и поэтому должны вести себя тихо и скучно, — взяла трубку и потом позвала Серого.

Это звонила его мама.

И они разговаривали целых полчаса, потому что даже если отвечать просто «да», «хорошо» и «нет, не болит», то все равно разговор с мамой никак не заканчивается. Мамы вечно хотят знать много всяких дурацких неважных вещей: что мы ели на завтрак и не испачкал ли я ту клетчатую рубашку — «…а если испачкаешь, то возьми ту синенькую, помнишь? Она в тумбочке на второй полке. А грязную положи в пакет. Только пакет бери не из-под персиков! А то я тебя знаю, ты ведь…» — и так дальше.

Так что до отбоя мы не успели.

А потом, когда я лежал в темноте и думал про рыбалку, дырку и коляску, я понял, что никак не усну, если не узнаю точно. И я встал, и надел свои «тренировочные» штаны, и пошел в коридор. Лина Петровна сидела сейчас наверняка в «сестринской» и смотрела кино после программы «Время». Так что я не очень осторожничал.

И в коридоре я увидел Серого. Он стоял с веревкой и мерил коляску.

— Здорово! — тихим ночным голосом сказал Серый. — Выходит вот столько, я тут узел завязал.

— А дырка? — спросил я.

— Не знаю, — сказал Серый. — Вроде, больше…

— Надо идти проверять, — сказал я.

— Надо, — сказал Серый.

И мы еще немного постояли в коридоре, потому что коридор после отбоя — это совсем не то, что до. Это понимать надо.

А потом мы пошли. Из корпуса мы выбрались легко — мы знали, что на первом этаже дверь черного хода закрыта так, «от честных людей», как говорит баба Настя. На улице было совсем светло, потому что лето почти.

Но свет был не такой, как днем. Наверное, из-за него мы и заблудились. Дошли до забора, а куда дальше — не знаем.

— Налево! — говорит Серый.

— Куда же налево! — говорю я. — Там же ящики еще лежали. Где ты видишь ящики?

— А направо где? — говорит Серый.

И точно. Направо ящиков тоже нет. Но идти же куда-то надо!

И мы пошли налево. Наверное, потому, что Серый более решительно сказал. И точно, дырку мы нашли. И веревка, которая коляска, в нее изумительно прошла! Правда, не совсем ровно, но мы решили, что можно чуть-чуть настоящую коляску развернуть — и готово.