Таблетка от всего - Патрик Лора - Страница 16

Джон расценивал свою сестру как гибрид между бубонной чумой и зубной болью. Она преследовала его со дня своего рождения. Все всегда гордились ею, поскольку она приносила из школы только хорошие отметки. Она была шумная, трусливая и рылась в его вещах. Отец считал, что он должен провожать ее домой из школы, а это было непростым делом. Два раза ему приходилось драться, оба раза со старшими парнями, сыновьями фермеров, которые получили ошибочное впечатление, что Джулия является легкой добычей. Он ненавидел драки. И надо же оказаться приклеенным к сестре, которая стала красоткой!

Джулия постоянно отравляла ему жизнь, но была одна хорошая вещь, которую он должен был сказать про сестру. Она умела молчать. Прижатая к стене, под угрозой быть стертой в порошок, она молчала. В тяжелые времена они держались вместе. Он брал на себя ее провинности, она — его. В отношениях с родителями эта система работала достаточно надежно.

Выглянув из кухонного окна, Джулия посмотрела вслед удаляющейся машине.

— Куда, мама сказала, она едет?

— За молоком.

Его сестра быстро пересекла кухню и открыла холодильник.

— Смотри.

Он посмотрел через ее плечо на четыре кварты молока, аккуратно размещенные на полке. Они обменялись взглядами.

— Это третий раз за неделю. Я не понимаю. Куда она ездит?

— Совершенно очевидно. За молоком, — ответил Джон сухо.

— Это я знаю. Господи, если она опять привезет молоко, мы сможем открыть молочную ферму. А ты видел, как она была одета? Белые шерстяные брюки и винно-красный свитер?

Джон тупо посмотрел на нее. Значение одежды явно было выше его понимания.

— Джон. Когда это мама так одевалась, чтобы на десять минут заехать в магазин? Совершенно ясно, она привозит молоко, чтобы скрыть следы.

Джон ухватил кварту молока, прежде чем она успела закрыть дверцу, сделав длинный глоток прямо из пакета.

— Она вернется домой наверняка к восьми, так как ни разу не уезжала больше, чем на час. Может быть, ей просто надо пройтись по магазинам.

— А кошки плавают.

Джулия упала в кресло, подперев руками подбородок?

— Сейчас семь часов вечера, а мы не знаем, где наша собственная мать, и я думаю, что ты должен что-нибудь сделать.

— Я? И что, по-твоему, я должен сделать?

— По крайней мере признать, что ты беспокоишься.

— О'кей, я это признаю. Она ведет себя странно. Но может быть, она делает что-то, о чем мы не должны знать.

— О боже, какой же ты осел, — устало проговорила Джулия. — Конечно же, она не хочет, чтобы мы об этом знали. Почему, как ты думаешь, я так беспокоюсь, тупица? Мама никогда не имела от нас секретов. Мы — вся ее жизнь.

Джон не отрицал этого, но предположил:

— Я думаю, это папа.

— Ты хочешь верить, что это папа. Я хочу верить, что это папа. А если нет? Если это какой-нибудь другой парень? Или что если у нее какие-то другие неприятности и мы ей и вправду нужны?

Джон глотнул еще молока. Оно встало у него в горле холодным комом. Сестра, как обычно, надоедала и все драматизировала. Но все же то, что она сказала, его встревожило.

— Может быть, ты и права, — сказал он медленно, — но я не хочу, чтобы мне опять влетело за то, что вмешиваюсь.

— Кто говорит о вмешательстве? Я говорю, что за ней нужно присматривать. Удостовериться, что с ней все о'кей. Помочь ей.

Джон никак не мог не согласиться с этим.

Неделей раньше Карен беспокоило, что алхимическая реакция между ней и Крэйгом выходит из-под контроля. Каждый раз, когда они оказывались вместе, желание вспыхивало, как электрический разряд. Взгляды, прикосновения, сам воздух между ними все больше насыщались ожиданием, предвкушением. Страсть была не новой. Но сами они были уже другими людьми. Тяга к Крэйгу затмила все, что Карен чувствовала прежде. И это вызывало страх. Возможно, что это было довольно глупо, но она боялась быстротечности сексуальной близости.

Бог ведает, как тайные любовники ухитряются скрывать свои романы. Крэйг и она сговаривались, как воры, чтобы украсть час времени и провести его вместе.

Уличные фонари танцевали под дождем, словно сверкающие призмы, кругом было темно, как в шахте, дождь стекал по ветровому стеклу машины холодными серебряными струйками.

— Ты уверена, что хочешь вести сама? — спросил Крэйг. — Погода все хуже и хуже.

— Все в порядке. И ехать нам недалеко.

— Ты так и не хочешь сказать мне наше таинственное место назначения?

Она взглянула на него с сочувственной усмешкой:

— Толпы там не будет. Это я тебе обещаю.

По правде сказать, ее немного смущал выбор места, куда она его везла, но при нужде и с дьяволом подружишься. Карен хотела, нуждалась в том, чтобы побыть с Крэйгом наедине. Ей необходимо было узнать свои и его чувства. Но для этого нужно было время. Однако она была осторожна и достаточно предусмотрительна, чтобы назначать свидания на нейтральной почве, в милых, безопасных, безобидных местах, где у желания не было шансов затмить здравый смысл. Вряд ли кто-нибудь из знакомых мог наткнуться на них в библиотеке, или в картинной галерее, или в маленькой кондитерской на боковой улочке.

Карен немного опустила окно. Дождь брызгал внутрь, но обогреватель стекол просто не справлялся с влажным туманом.

И все-таки как они ни старались, но полностью «безопасные» места найти было трудно. Даже если забыть о сексе. Весь секрет и комизм положения был в том, что нужно скрываться и прятаться от собственных детей. Джон Джэйкоб в любую минуту мог случайно заглянуть в кондитерскую или повести очередную девочку в галерею, чтобы свидание обошлось подешевле. А Джулия бывала в библиотеке по вечерам, правда, насколько помнила Карен, довольно редко.

Можно было отъехать подальше от города. Это гарантировало уединенное место, где можно было бы спокойно поговорить. Но ни у одного из них не было свободного времени на долгие поездки, поэтому невинное желание поговорить вдвоем превращалось в такую проблему.

Карен обожала детей. Крэйг тоже. Они оба были готовы ради детей на все. Но сегодня у Джона свидание и он взял отцовский «чероки», а Джулия ночевала у подруги. Шанс провести вместе несколько часов выпал неожиданно, и Карен решила непременно его использовать.

— Кажется, я помню этот поворот, — пробормотал Крэйг.

Еще бы, подумала она.

— А, солнышко? Ты не собираешься делать ничего неприличного?

— Мне тридцать шесть лет, я упорно пытаюсь быть образцовой матерью для наших детей и многие годы занимаю ответственную должность. Похоже это на женщину, которая могла бы даже подумать о чем-то неприличном?

Она взглянула вперед, потом в зеркало заднего вида. Ни одной машины не было видно. Она повернула руль и съехала с гладкой дороги на крупный щебень.

Одним из особых мест в Колорадо Спрингс был «Сад богов», парк в тысячу триста акров, который местные индейцы называли «Красными землями». Здесь прерия встречалась с горами, эрозия образовала фантастические скульптурные скалы, гранит был выветрен, миллионы раз замерзая и оттаивая в течение тысячелетий. Красные скалы вздымались вверх, напоминая готические шпили. Можжевельник изгибался в самых невероятных формах. Природа создала чудо, сюрприз ждал за каждым поворотом.

По ночам парк был закрыт. Но охранялся он несколько менее тщательно, чем Форт Нокс. Они с Крэйгом нашли сюда лазейку еще детьми. Вначале их влекло сюда потому, что это было запрещено и поэтому забавно, позже — это было особое место, где им было гарантировано уединение.

Карен заглушила двигатель и выключила фары. На мгновение в машине стало темно, как в колодце. Ее пассажир повернулся на сиденье, но не сказал ни слова. Во тьме слышался только звук дождя и неровное биение ее сердца.

— Я не могла придумать никакого другого места, — беспомощно проговорила она. — Ребята могут найти нас всюду, куда мы пытались пойти. Мы ныряем в задние двери, как преступники. А если не ребята, так кто-нибудь еще. Нас знает дьявольски много людей. А это единственное место, где нас никто не найдет.