Ночной орёл - Ломм Александр Иозефович - Страница 8

Утром сержант проснулся рано и чувствовал себя отлично. Лежал тихо, с любопытством рассматривал Ивету, которая спала в углу на сене как убитая, и пытался вспомнить, что с ним произошло и как он оказался на чердаке в обществе этой незнакомой девушки. За несколько суток бессменного дежурства Ивета осунулась и побледнела, словно сама была тяжело больна.

На сей раз врач застал бодрствующим своего лесного пациента, а не его сиделку.

Опустившись рядом с Кожиным на ворох сена, Коринта спросил:

— Ну, как мы себя чувствуем, прыгун? Температурить перестали?

— Да вроде перестал. Теперь дело пойдет. Спасибо вам, доктор!

— Спасибо говорить рано. Как голова, не болит?

— Не болит. Лежать мне долго придется?

— Да уж придется… Полтора-два месяца, а то и больше. Ногу надо срастить как следует. Ну, чего хмуритесь? Скучно лечиться?

— Не время мне…

— Об этом надо было думать, когда прыгали. Кстати, раз вы можете говорить, я попрошу вас ответить мне на кое-какие вопросы. Не сегодня, конечно. Вы еще слишком слабы. Завтра воскресенье, времени у нас будет больше, вот и поговорим.

— Хорошо, доктор. У меня к вам тоже есть вопросы…

— Потом, потом, пан Кожин! А сейчас я приготовлю завтрак и покормлю вас. Ивету будить не будем, пусть отдыхает.

Коринта измерил у больного температуру, послушал сердце, измерил давление и, вполне удовлетворенный результатами осмотра, отправился вниз готовить завтрак.

12

За последние дни доктор Коринта заметил в своей психике резкую перемену.

До встречи с Кожиным его душевное состояние всегда было подавленным, мрачным. Он скучал по своей восьмилетней дочке Индре, которую пришлось оставить в Праге у матери, тосковал по друзьям, по научной работе, был из-за этого замкнут, нелюдим. А теперь все вдруг переменилось.

Привыкший заниматься в одиночестве самоанализом, он не мог не признаться себе, что причиной его душевного возрождения оказался Кожин. Вернее, даже не сам Кожин, а тот факт, что из-за Кожина он перестал стоять в стороне от больших событий, включился в борьбу, которая — он и раньше это понимал — была делом не только его родного народа, но и всего человечества. Пусть его приобщение к борьбе оказалось случайным, но оно совершилось, и этого у него никто отнять не мог.

В его движениях появились уверенность и четкость, в голосе — властность, во взгляде — живая и напряженная работа мысли.

Возвращаясь из лесу с лукошком грибов, Коринта у самых ворот больницы столкнулся с обер-лейтенантом Крафтом.

Этот бывший студент медицинского факультета и раньше делал попытки снискать дружбу главврача больницы, но неизменно наталкивался у Коринты на глухую стену холодной официальности. И вдруг теперь самолюбивый чешский врач охотно остановился с ним поговорить и даже осведомился о его здоровье.

— Здоровье у меня отличное, господин доктор. Благодарю за внимание! — радостно улыбнулся обер-лейтенант Крафт, польщенный столь неожиданной приветливостью сурового главврача.

— Ну что ж, я очень рад. — сказал Коринта и тоже улыбнулся.

— Но я вас не из-за здоровья осмелился побеспокоить, господин доктор, а по иному поводу.

— Пожалуйста, обер-лейтенант, говорите.

— Не знаю, право, как и начать… Впрочем, раз уж вы столь добры. Знаете, господин доктор, мне очень хотелось бы провести с вами вечерок и поговорить по душам. Дело абсолютно пустяковое, но вас оно позабавит. Тем более, что это касается ваших ежедневных лесных прогулок… Кстати, куда вы деваете столько грибов?

— Грибы я сдаю в больничную кухню, — спокойно ответил доктор, хотя внутренне весь сжался и насторожился. — А насчет вашего желания поговорить со мной, то просто не знаю, что вам и ответить. Больница отнимает у меня все свободное время. А в лес по грибы ведь вы со мной не пойдете?… Впрочем, ладно. Вечер, к сожалению, я для вас выкроить не смогу, а вот сейчас у меня до обхода есть еще с полчаса. Вас устраивает беседа в больничной обстановке?

— О, конечно, господин доктор! Ведь медицина — мое призвание!

Коринта провел гостя в свой кабинет и усадил в кресло. В голове у него вихрем проносилось множество тревожных догадок и предположений, но он старался казаться беспечным и даже веселым. Решив играть роль радушного хозяина до конца, он смущенно развел руками и сказал:

— Беда, угостить мне вас нечем, обер-лейтенант! Разве что чистого спирту. Угодно?

— О, спиритус вини! Что может быть приятнее для настоящего эскулапа!.. С удовольствием, господин доктор!

Коринта плеснул в стакан спирту, в другой налил воды и поставил угощение перед офицером. Крафт выпил спирт залпом, поспешно хлебнул воды и, крякнув, попросил разрешения закурить. Лицо его расплылось в блаженной улыбке, глаза заблестели.

Попыхивая сигаретой, он заговорил:

— Несколько дней назад, господин доктор, произошла странная и непонятная история. За подлинность ее не ручаюсь, но к сведению принять советую. Вы, наверное, слышали о высадке советского десанта в горах близ Б.?

— Нет, не слышал, — искренне ответил доктор, но при этом почувствовал, как по спине у него пробежал неприятный холодок.

— Ну как же! Ведь об этом воробьи трещат на крышах! Я просто поражен вашей неосведомленностью! Из-за больницы и грибов, дорогой доктор, вы полностью утратили связь с реальной действительностью!

Коринта сокрушенно вздохнул и погладил усы.

— Да, обер-лейтенант, вы правы. Отстал я от жизни, совсем отстал. Но что поделать. Врачей мало, а больных не убывает!..

— Хорошо, хорошо, я вас понимаю. Я все понимаю, дорогой доктор, и глубоко вам сочувствую. И занятость вашу понимаю, и ваше душевное состояние. Семейная драма — не шуточное дело. Впрочем, пардон, не касаюсь, ибо не мое дело… А вот про десант и про все, что с ним связано, я вам расскажу.

И обер-лейтенант Крафт, нисколько не заботясь о том, что выбалтывает военную тайну (впрочем, он ни минуты не сомневался, что новое секретное оружие русских — очередной бред генерала Петерса), рассказал доктору Коринте про высадку советского воздушного десанта, про неудачную операцию против него и, наконец, про загадочный бесшумный снаряд, упавший в к-овском лесу.

Коринта слушал рассказ немецкого офицера с вежливым вниманием, но при этом не забывал об обязанностях гостеприимного хозяина. Он дважды еще подливал спирту в стакан Крафта, отчего тот становился еще более говорливым и откровенным.

В заключение Крафт сказал:

— Я, собственно, почему утомляю вас, дорогой доктор, всей этой чепухой? Не подумайте, что просто ради развлечения и поддержания светской беседы. Нет, нет!

Я, правда, сам не верю в реальность какого-то там бесшумного снаряда, однако осторожность никогда не помешает. Вот вы, например, каждый день ходите в лес. В наше время всякое может быть. Вдруг эта штука существует? Наткнетесь вы на нее и, не зная, что это такое, толкнете как-нибудь нечаянно. Тут же взрыв, огонь, грохот, и от вас ничего не останется. И тогда ни больных, ни забот, ни грибов…

Коринта передернул плечами.

— Да-а, не хотелось бы так глупо уходить из этого мира.

— Вот именно, дорогой доктор. Потому я вас и побеспокоил. Будьте осторожны во время своих лесных прогулок, внимательно смотрите под ноги. Если этот идиотский снаряд в самом деле упал в лесу, он мог зарыться в мох, валежник. Кстати, вам не попадалось на глаза что-нибудь подозрительное?

— Нет, не попадалось. Но я очень благодарен вам, обер-лейтенант, за дружеское предупреждение. Если что-нибудь замечу, немедленно вам сообщу. Еще стаканчик?

— Благодарю вас, достаточно. Спирт отличный, но сами понимаете — служба!

Гость поднялся и, натягивая перчатку на левую руку, как бы между прочим, небрежно спросил:

— Вы не знаете, господин доктор, куда уехала фрейлейн Ивета Сатранова? Она у вас медсестрой работает. Недавно взяла отпуск и куда-то исчезла.

— Что Сатранова отпуск брала, я помню. Сам подписывал. А вот куда она уехала, понятия не имею. То ли к тетке, то ли еще куда.