Золотой тюльпан - Лейкер Розалинда - Страница 78

— Как приятно увидеть знакомое лицо из родного дома! — воскликнула девушка. — Надеюсь, у вас все хорошо. Какие новости о моем отце и сестрах?

Отвечая на эти вопросы, Виллем постоянно посматривал на ее работу. Она выбрала моделью одну из младших дочерей Вермера — маленькую девочку по имени Беатрис, которую рисовала сидящей на полу в потоке льющегося через окно света и играющей с куклой. Картина была не только очаровательной, но и несла отпечаток влияния Вермера, проявляющийся в изображении единого схваченного момента. Можно было бы предположить какой-то намек на движение, когда играет живой ребенок, но наклоном юной головки и ручкой, повисшей над платьем куклы, Франческа убеждала зрителя, что в это краткое мгновение созерцания все оставалось в неподвижности. Каков учитель, таков и ученик. Франческа быстро схватывала уроки и вносила собственную интерпретацию на холст.

— То, что ты приехала в Делфт, пошло тебе на пользу, Франческа, — сказал Виллем с удовлетворением в голосе.

— Я благодарна за каждый день в этой мастерской, — восторженно ответила Франческа, — но мне хотелось бы сменить место, где я живу теперь, на какое-нибудь другое жилье. — Она коротко все объяснила, упомянув также, что ее заставили написать Питеру.

— Вы так хорошо знакомы с моим отцом, что я уверена — ваша поддержка в нужный момент, когда Алетта почувствует, что можно обратиться к нему с просьбой, — все изменит.

— Я — старомодный человек, — степенно ответил Виллем. — Полагаю, что молодых женщин надо сопровождать на каждом шагу. Именно так я охранял своих дочерей, и мне кажется, что в чужом городе для тебя так будет лучше. По правде говоря, я всегда считал, что тебе и твоим сестрам дома предоставляли слишком много свободы. Вы часто ездили то туда, то сюда, и повсюду без сопровождающих, как делают до сих пор Алетта с Сибиллой. Мария давно уже слишком стара, чтобы должным образом следить за тремя хорошенькими девушками. Я не могу сожалеть, что ты находишься под опекой регентши. Для меня это означает, что более полной защиты тебе не сыскать. Единственный раз в жизни твой отец, по-моему мнению, принял мудрое решение.

— А как же насчет ужасной угрозы фрау Вольф отправить меня в тюрьму, если я ослушаюсь ее?

— Если ты будешь послушной, тебе нечего бояться. Я воспринимаю это ее предупреждение, как способ сдержать твое своенравие, точно также, как вид розги в твердой руке учителя способен утихомирить шум в классе, даже если он и не воспользуется ею.

Франческа ужасно расстроилась, что не получила поддержки.

— Может быть, вы возьмете письмо от меня Питеру и передадите ему, когда вернетесь в Амстердам? Я написала ему уже давно и храню здесь, в мастерской, дожидаясь случая, когда смогу попросить кого-нибудь выполнить мою просьбу.

— Моя дорогая девочка, — мягко произнес Виллем, и в голосе его прозвучало сочувствие. — Я не могу идти против воли Хендрика. Если он изменит свое решение, то я доставлю этому молодому человеку любое количество писем от тебя, но пока что я вынужден отказаться.

Разочарование на лице Франчески и печально повисшие руки девушки повергли Виллема в отчаяние. Он отошел к окну, взволнованный болью, которую причинял, и вспоминая, какой тяжелой была жизнь Франчески в течение последних пяти лет после смерти матери. Ей пришлось взвалить на свои хрупкие плечи не только все возраставшие хлопоты по дому, но и справляться с совершенно ненадежным отцом, пристрастие которого к выпивке и азартным играм вынуждали ее бороться с долгами со всех сторон. Что же касается Питера ван Дорна, то вполне возможно, что нынешнее необъяснимое состояние подавленности и меланхолии Хендрика вызвали ничем не обоснованную антипатию к молодому человеку, чьи ухаживания он до этого поощрял. Как отличается эта жизнь от той, что вели его собственные дочери!

Виллем повернулся к Франческе.

— Не печалься, милое дитя. Не уверен, что поступаю правильно, но я возьму твое письмо Питеру. Так как пройдет какое-то время, прежде чем я вернусь в Амстердам, я отправлю его из следующего же города, в который еду сейчас. Но только одно это письмо — и больше никаких до тех пор, пока Хендрик не даст разрешения!

Благодарность и признательность переполняли Франческу. Правда, она по-прежнему оставалась под надзором Гетруд Вольф, но девушка утешала себя мыслью, что это, возможно, окажется не таким уж сильным препятствием, и к тому времени, когда Клара пришла сопровождать ее назад на Кромстрат, обрела былую уверенность и веселость.

Утром того дня, когда Беатрис Вермер исполнилось пять лет, Франческа работала одна в своей мастерской. Она пришла пораньше и подарила девочке маленькую деревянную куклу в зеленом платье, от которой ребенок пришел в восторг. Был почти полдень, когда Трид и Рина ворвались в студию вместе с именинницей, возбужденно прыгающей вокруг них.

— На сегодня с работой все, юффрау Франческа! — радостно выкрикнули дети. — Как только закончится обед, все начнут готовиться к празднику!

Франческа захватила с собой выходное платье, как делала всегда, когда Вермеры приглашали ее на свои торжества. Дважды супруги Диссиус, имевшие завидную коллекцию картин Яна, включали ее в число приглашенных на музыкальные вечера вместе с ее учителем и Катариной. Девушку с радостью встречали и в доме рядом с таверной Мехелина, где жил главный пекарь гер ван Байтен с женой и семьей. Среди полотен Вермера, висевших на стенах их комнат, была очаровательная картина с Катариной в желтом платье, играющей на клавикорде; рядом были изображены джентльмен с гитарой и поющая женщина. Именно так и проходили музыкальные вечера в доме Вермеров, где собирались их друзья.

Франческа переоделась в спальне наверху, взглянула в зеркало проверить, как она выглядит в платье из темно-зеленого шелка с кружевными оборками вокруг глубокого круглого декольте. Затем вдела в уши золотые серьги, принадлежавшие ее матери, и мысли тут же вернулись к тем временам, когда она наряжалась к вечеринкам дома. С острой тоской и болью Франческа вспомнила вечер, когда Питер принес гиацинт. Страстное желание снова увидеть его превратилось в постоянную боль, которую она могла приглушить, только уйдя с головой в работу.

Спустившись вниз, Франческа увидела, что гости уже прибывают. Появилось множество маленьких детей. Взрослые, следуя старому обычаю, несли пирожные и другие сладости, чтобы добавить их к праздничному пиршеству детей. Все эти деликатесы ставили на длинный, покрытый узорчатой полотняной скатертью стол. Катарина с сияющим от радости лицом встречала гостей поцелуем и находила особые слова для каждого ребенка. Она выглядела прекрасной и элегантной в платье из тяжелого кремового атласа и коротком, отделанном мехом горностая желтом шелковом жакете, в котором позировала для «Любовного письма» и в котором Ян несколько раз рисовал ее до этого. Приехала мать Катарины, фрау Тин, тоже нарядная и счастливая, и с нежной улыбкой наблюдала, как играют ее внуки.

В разгар веселья Яна вызвали к неожиданному посетителю. Когда он вскоре вернулся, то тут же подошел к Франческе и тихо шепнул ей на ухо:

— Элизабет провела посетителя ко мне в галерею, решив, что это — очередной покупатель, но дело совсем не в этом. Он ждет сейчас в более уютной приемной и хотел бы поговорить с тобой.

Глаза девушки расширились, но Ян отвернулся, не дав никакого намека на личность ожидавшего. И все-таки она знала — и не осмеливалась поверить! Франческа поспешно вышла из комнаты, а когда приблизилась к галерее, не выдержав, бросилась бегом. Рывком распахнув дверь в приемную, она увидела Питера. Радость и паника одновременно захлестнули ее.

— Питер! — выдохнула Франческа.

Он рванулся к ней навстречу, и Франческа, ни о чем больше не думая, скользнула в его объятия. Поцелуй унес все ее слова, дыхание и даже волю. Только сейчас она полностью осознала, как ей не хватало Питера, и эта мысль заставила ее раствориться в его поцелуе. Франческа обхватила Питера за шею, в то время как он неистово прижал ее к себе. Казалось, будто они не в состоянии оторваться друг от друга, но в конце концов благоразумие вернулось к ним, и Франческа высвободилась из объятий. Она дрожала, словно в лихорадке, и оперлась рукой о вырезанную голову льва на спинке стула. Голос ее прозвучал хрипло и тихо, почти как шепот.