След памяти - Лаумер Джон Кейт (Кит) - Страница 9

Фостер сочувственно кивнул.

— Ну, зачем ты все это написал, а потом потратил столько времени и денег, чтобы расшифровать? Ты же сам сказал, что даже экспертам ничего не удалось понять. Хотя, — продолжал я. — Ты наверняка догадывался, что это твоих рук дело. Уж свой почерк ты должен знать. Но, с другой стороны, у тебя ведь была амнезия, и ты надеялся, что дневник тебе поможет.., — я вздохнул, откинулся на спинку и швырнул дневник ему на колени. — Почитай-ка сам, — предложил я. — А то я тут взялся спорить сам с собой, и мне трудно понять, кто над кем берет верх.

Фостер внимательно оглядел дневник.

— Странно, — сказал он.

— Что странно?

— Дневник сделан из каффа, это вечный материал. А я замечаю следы повреждений.

Затаившись, я ждал продолжения.

— Вот, на обложке, — показал Фостер, — потертый край. Раз это кафф, то повреждений на нем быть не может. Значит, это специально.

Я схватил дневник и посмотрел. На обложке действительно была слабо различимая отметина, словно кто-то резанул чем-то острым. Я припомнил, как пытался порвать книгу, да, отметина здесь никак не могла появиться случайно.

— Откуда ты знаешь, из чего он сделан? — спросил я. На лице Фостера отразилось удивление.

— Это естественно, я же знаю, что окно сделано из стекла, — сообщил он. — Просто знаю, и все.

— Кстати, о стекле, — заметил я. — Вот подожди, раздобуду микроскоп! Тогда, может, что-нибудь и разузнаем.

Глава четвертая

Стокилограммовая сеньорита с бородавкой на верхней губе небрежно грохнула на стол кофейник с черным кубинским кофе, а заодно и молочник рядом с двумя щербатыми кружками, осклабилась в улыбке, которую лет тридцать назад, вероятно, можно было назвать обольстительной, и .заковыляла обратно на кухню. Я наполнил кружку и вздрогнул от неожиданного звука гитары на улице, затренькавшей «Эсторглиту».

— О'кей, Фостер, — сказал я. — Мне удалось кое-что разузнать. Первая половина дневника вся в жутких закорючках, мне ее так и не удалось прочитать. А вот средняя часть в печатных буквах — это, по сути, закодированный английский, своего рода резюме того, что произошло.

Я подобрал несколько черновиков со своей дешифровкой. Мне удалось сделать ее благодаря ключу, скрытому в отметине на обложке. Я начал читать вслух:

— "Впервые меня охватывает страх. Моя попытка построить Коммуникатор призвала Охотников. Тогда из имеющихся материалов я сконструировал защиту и отыскал их гнездовище.

Я нашел его в месте, знакомом мне издавна. Это был не улей, а штольня — дело рук обитателей Двумирья. Я уже готов был спуститься вниз, но они сами поднялись навстречу. Многих мне удалось уничтожить, но в конце концов пришлось бежать. Я пришел к западному берегу, нанял гребцов и на каком-то протекающем судне отплыл в океан.

Через сорок девять дней мы достигли побережья в глуши. Здесь тоже были люди, и мне пришлось сражаться с ними. А когда они познали страх, я стал жить среди них в мире. И Охотники до сих пор так и не нашли меня. Вероятно, на этом моя сага и закончится, но я сделаю все, что в моих силах.

Скоро наступит время трансформации, и я должен кое-что приготовить для Чужака, который придет после меня. Все, что ему надо знать, находится на этих страницах, я только хочу сказать: наберись терпения, ибо время этой расы наступает. Не посещай восточного континента, а только жди, ибо северные мореходы должны явиться в эту глушь. Отыщи среди них самых искусных работников по металлу, сделай себе щит и только тогда вернись к гнездовищу Охотников. По моим подсчетам, оно расположено на равнине в пять тысячных ширины … к западу от Великого Мелового Лица и тысяча четыреста семьдесят частей на север от срединной линии. Камни обозначают это место знаком Двумирья."

Я взглянул на Фостера:

— Ну, а потом начинаются отдельные расчеты по сделкам с аборигенами. Он пытался цивилизовать их в сжатые сроки. Они вообразили его божеством, и он отрядил их строить дороги, резать камень, обучал их математике и так далее. Он стремился сделать все, чтобы чужаку, пришедшему за ним, было легче.

Фостер не сводил с меня глаз:

— А что это за трансформация, о которой он говорит?

— Да тут ни о чем таком не упоминается. Может, он говорил о смерти? — предположил я. — Хотя даже не представляю, откуда вдруг должен взяться этот чужак.

— Слушай, Легион, — неожиданно произнес Фостер, его глаза лихорадочно заблестели, — мне кажется, я знаю, что такое трансформация. Похоже, он догадывался, что забудет все…

— Ты, старина, сам страдаешь амнезией, — вставил я.

— … и этот чужак — он сам. Человек без памяти.

Я нахмурился:

— Ну, допустим, а дальше-то что?

— А дальше он говорит, что все необходимое сказано в дневнике.

— Ну, уж только не в расшифрованной части, — возразил я. — В ней он описывает, насколько успешно идет строительство дорог и где будет новая шахта. Но ни слова об Охотниках или о том, что происходило до встречи с ними.

— Это должно быть здесь, Легион, в первой части.

— Вполне вероятно, — согласился я. — Но тогда какого черта он не дал нам ключ к ней?

— Мне кажется, он надеялся, что чужак — он сам — будет помнить свой язык, — задумчиво произнес Фостер. — Ну как он мог предполагать, что забудет его вместе со всем остальным?

— Ну, что ж, твоя теория ничуть не хуже моей, — согласился я. — А может, и лучше. Уж тебе-то известно, что значит потерять память.

— К тому же мы узнали еще кое-что, — сказал Фостер. — Гнездовище Охотников и его координаты.

— Ну, если пять тысячных частей чего-то там к западу от Мелового Лица считать координатами, тогда да.

— Но нам известно еще кое-что, — напомнил Фостер. — Он упоминает равнину. И она должна находиться на континенте где-то к востоку…

— Ну, если считать, что он плыл из Европы в Америку, то континентом будет Европа. Но он мог отплыть и из Африки или…

— Не забывай упоминание о северных мореходах, это наверняка викинги…

— Похоже, ты неплохо разбираешься в истории, Фостер, — заметил я. — Странные факты сохранились в твоей памяти.

— Нам нужны карты, — сказал он. — Надо попробовать отыскать равнину близ моря…

— Не обязательно.

— … и естественное образование, напоминающее меловое лицо, к востоку от нее.

— А как насчет срединной линии? — поинтересовался я. — Как это понимать? А сколько-то частей чего-то?

— Не знаю. Но в любом случае нам нужны карты.

— Я уже их купил, — сказал я, — и даже приволок школьный глобус. Мне тоже показалось, что они нам пригодятся. Ну, что ж, тогда сейчас двинем в номер и разложим их по кроватям. Конечно, надежды мало, но… — я поднялся, бросил несколько монет на клеенку, и мы вышли из кафе.

До клоповника, который считался нашим пристанищем, было с полквартала. Мы старались показываться там как можно реже, проводя все наши конференции в кафе. Тараканы стаями разлетались из-под ног, пока мы поднимались по темной лестнице в наш ничуть не более светлый номер. Я прошел к замызганному секретеру и открыл ящик.

— Глобус, — задумчиво произнес Фостер, крутя его в руках. — Может, он говорил о части окружности Земли?

— Да что он мог знать?

— Ну, это не так уж удивительно, — возразил Фостер. — Автор дневника знал очень много. Давай отталкиваться от простой логики. Мы ищем равнину на западном побережье Европы… — он подтянул стул к изрезанному столу и заглянул в мои черновики, — … лежащую в пяти тысячных окружности Земли — что-то около ста двадцати пяти миль к западу от мелового образования и в три тысячи шестьсот семьдесят пять миль к северу от срединной линии…

— Может, — вставил я, — он говорит об экваторе?

— Ну, конечно, тогда это значит, что наша равнина лежит на линии, — он прищурился, разглядывая маленький глобус, — проходящей где-то через Варшаву, к югу от Амстердама.

— Ну, а как насчет мелового образования? — спросил я. — Откуда же нам знать, есть оно там или нет?