Летний зной - Исьемини Виктор - Страница 55

А далеко на западе вставало зарево - морские разбойники жгли город Нос. В полночь три десятка драккаров подошли к самым стенам, и северяне лихим приступом взяли не готовый к нападению город. Сейчас там шла резня, и огонь, охвативший замок Носского маркграфа, освещал страшные картины.

Толстяк Рогли, как обычно, искал добычи полегче, и повел свое судно в глубину залива, на свет факелов, зажженных на древних стенах слугами Эхерета. И удача снова улыбнулась жирному разбойнику, этой ночью он уничтожил цвет нелльской знати. Одних только золотых перстней и пряжек будет довольно, чтобы хвалиться перед другими конунгами, когда Хольн Плешивый соберет всех на пиру!

ГЛАВА 34 Сантлак, западное побережье

Из "Якоря "Томен отправился на поиски покупателей, он заявил, что говорить об орочьем железе сподручней ночью, так что покупателей он отыщет нынче же, невзирая на поздний час.

Когда Ингви с Ннаонной возвратились на "Одаду", монахи не спали. Тонвер расхаживал по палубе, а Дунт, более меланхоличный из этой парочки, сидел, нахохлившись, как ворона. Никто из команды не показывался - возможно, опасались напоследок прогневить странных нанимателей. Никлис показался в свете фонаря на крыше надстройки и помахал рукой, потом снова отступил в тень.

- Дельце сладилось! - объявил Ингви. - Поутру придет шлюпка, и мы распрощаемся.

Монахи переглянулись и промолчали. Они уже давно успели обдумать и обсудить различные варианты собственной судьбы, говорить теперь было не о чем. Ингви с вампирессой ушли в каюту, а святые отцы так и остались на палубе.

Шлюпка причалила с рассветом, контрабандисты не теряли времени. Ингви подозвал монахов и вручил им приятно тяжелый кошелек.

- Делите сейчас! - велела Ннаонна, это она потребовала, чтобы монахам выдали причитающуюся долю меннегернова золота на двоих, девушке охота была напоследок поразвлечься, поглядеть, как монахи станут ссориться при дележке.

Однако Тонвер с Дунтом будто утратили всякую охоту к развлечениям. Оба выглядели мрачными, даже Тонвер растерял обычную энергию. Он не стал возражать, когда Дунт сунул кошелек в складки просторного плаща - дескать, потом разделим, без суеты.

- Ах, ваше величество, - заявил толстячок, - высокая честь для нас, скромных служителей Светлого, - высочайшая честь! Сопровождать в этом походе столь значительную персону, как ваше величество...

- Было хорошо, - коротко подтвердил Дунт.

- Не знаю, сколько дней отпущено Гилфингом смиреннейшему из слуг, - как всегда многословно бубнил Тонвер, - однако я до последнего вздоха стану вспоминать наше плавание. Эх, какие приключения, какие славные дни...

- И ночи, - вставил Дунт.

- Жаль, что нельзя рассказывать об этих прекрасных деяниях. Увы.

Ингви с Ннаонной и Никлисом собрали нехитрые пожитки - багаж большей частью состоял из оружия и доспехов - прихватили кадку с вытянувшимся Древом, и снесли груз на шлюпку. Гребцы, невозмутимые загорелые бородачи, ждали, пока пассажиры устроятся. Лотрик с палубы молча следил за тем, как чужаки покидают борт его "Одады". Шкипер помалкивал - должно быть, боялся спугнуть удачу. Ничего ему не хотелось так же сильно, как избавиться от беспокойных пассажиров. Чтоб снова началась размеренная тусклая жизнь - переход, погрузка, разгрузка, дешевое пиво, немытые хари старых знакомых в портовых кабаках, все те же немудрящие байки, те же унылые берега плывут за бортом... Славная, Гангмар ее дери, жизнь!

Ингви окликнул Лотрика с борта шлюпки:

- Эй, мастер, держи!

Золотой с чеканным профилем Черного Ворона сверкнул в лучах рассветного солнца, шкипер запоздало выбросил руку, но не успел. Монета звякнула о грязные доски настила и дребезжа покатилась по палубе. Лотрик позабыв обо всем на свете, бросился ловить ускользающий кругляш. Настиг, подхватил дрожащими пальцами, выпрямился.

Шлюпка уже отвалила - скользила по светлой, пронизанной розовым солнечным светом воде, гребцы привычно и легко работали веслами, а Ингви уже не глядел на "Одаду", склонился к Ннаонне и что-то сказал на ухо. Девушка рассмеялась - звонко, как серебряный колокольчик. Им не было никакого дела до старины Лотрика Кореля, и почему-то такое обстоятельство показалось шкиперу обидным. Он ненадолго соприкоснулся с тайнами Мира, с "величествами", "светлостями", Гунгиллиным Древом и золотом Меннерегна из Семи Башен - а теперь все позади, и ждет Лотрика привычная жизнь: переход, погрузка, разгрузка, дешевое пиво, немытые хари старых знакомых в портовых кабаках, все те же немудрящие байки, те же унылые берега плывут за бортом... И тут с моряком случилось странное. Вдруг защипало в носу, на глаза навернулись нежданные слезы. Что ж за судьба у него такая! Жизнь, настоящая жизнь ступила на подгнившую палубу "Одады", и вот - уже покинула барку. Настоящая жизнь промчалась поперек судьбы моряка, а он - что? Он остался на обочине и глотает пыль. Пожалуй, впервые Лотрик задумался: а хороша ли такая жизнь? А правильно ли так вот - служить фоном картины, начертанной Светлым между голубым небом и синим морем? Эх...

После прощания Тонвер и вовсе загрустил. Жизнерадостный толстяк сделался задумчивым и молчаливым, Дунт и вовсе не отличался разговорчивостью, так что парочка удалилась с "Одады" в молчании. Приятели, не сговариваясь, направились в кабак, влекомые чутьем. Куда бы ни попали разбитные монахи, в какой бы город ни завела их судьба, ноги сами несли к ближайшему кабаку.

Ближайшим, разумеется, оказался "Якорь". Темнота помещения Тонвера с Дунтом не смущала, скорей наоборот - показалась уместной. Монахи заказали вина и мяса, а когда прислуга удалилась, Дунт отсчитал приятелю его долю золота и тихо передал под столом. Тонвер только вздохнул, принимая монеты.

- Не пересчитаешь? - удивился Дунт. - Раньше ты не настолько доверял!

- Сам себе дивлюсь, брат, - пожаловался толстяк, - что-то сделалось мне томно.

- Попросить еще свечей? - долговязого монаха растрогало необычное настроение Тонвера.

- Не в свечах дело. Глаза мои не взыскуют света большего, чем дарит нам Мир, а вот душа...

- Что с душой?

- Душе света мало. Что-то сотворили со мной эти чародеи, не иначе! Томно мне, томно и беспокойно.

Тут появился подавальщик, принес кувшин вина, миски со снедью.

- Давай выпьем, добрый брат, - предложил Дунт. - Испытанное средство! И веселит тело, и дух просветляет.

- Тоже верно, - кисло протянул Тонвер.

Просветляли дух приятели обстоятельно, слуге пришлось доставить еще один кувшин. Затем, основательно просветленные, монахи вышли на улицу. Солнце успело подняться над крышами домов, и день был в разгаре. Горожане сновали туда и сюда по собственным заботам, но большинство двигалось от порта в направлении центра города.

- Куда спешат эти добрые люди, как ты думаешь? - осведомился Тонвер.

Тощий клирик пожал плечами.

- Я думаю, - продолжал толстяк, - нам надлежит двигаться в ту же сторону. И так слишком долго пренебрегали мы, недостойные, наложенными на нас обязанностями, так поспешим же за паствой! Что бы ни влекло добрых граждан Велинка, мы должны быть с ними в сей час. Я вижу, их лица исполнены печали!

В самом деле, вид у горожан был не очень-то веселый, они шагали мимо подвыпивших монахов с кислыми лицами.

Дунту было все равно, куда шагать - он был свободен, избавился от опасной компании, в кармане звенело золото. С паствой, так с паствой!

Монахи побрели в потоке хмурых велинкцев. Чем ближе к центру, тем больше народу становилось на улице и тем целеустремленней движение. Течение толпы вынесло добрых братьев на площадь. Долговязый Дунт первым разглядел эшафот в центр. Сбитый из толстых досок помост с установленным в центре столбом, вокруг - солдаты городской стражи, судейские в черных мантиях. Дунт сообщил о своем открытии приятелю, тот несколько оживился, стал приподниматься на цыпочки, чтоб получше разглядеть: