Странные приключения Ингви, короля-демона из Харькова - Исьемини Виктор - Страница 8

Канцлер смотрел с минуту им вслед, затем пожал плечами и позвал слуг паковать то, что предстояло отправить в Энмар — король велел готовить обоз не откладывая…

ГЛАВА 5

«…И они сошли в Мир, Гилфинг и его дети, и стали преображать его: Гилфинг вздымал горы и наполнял водой океаны, прорезал глубокие пропасти и расстилал широкие равнины; следом за ним шли его дети и творили — каждый в соответствии со своей природой. Гунгилла растила травы и деревья, населяла мир всевозможными зверями и птицами, там где проходила она все цвело — шумели леса, пышным ковром расстилались степи… Гангмар же, несший в душе отпечаток Вечного Ничто, творил Мир таким, что и сквозь мировой порядок под его рукой пробивались ростки хаоса. Он засыпал раскаленным песком зеленые степи — и пыльное марево закурилось над пустынями, он смешивал луга и озера в топкое месиво — и повис зловонный смрад над болотами, он крошил горы и сыпал их в море — на сотни километров протянулись стылые холодные отмели, заливаемые мутными волнами приливов, с иных гор он срывал вершины — и хаос расплавленной лавой тек по земле… И эти искаженные земли населял Гангмар жуткими тварями, отталкивающими и страшными. Особенно же любил он змей, ящериц и всевозможных гадов — летающих, ползающих, прыгающих, плавающих, в которых видел отражение своих дум и своего будущего облика… Так было!

Гунгилла часто жаловалась отцу, что Гангмар разрушает ее творения и губит созданных ею зверей и наконец Гилфинг сказал:

— Довольно, дети, Мир создан и поделен вами — хватит делить его и искажать то, что сделано. Пора испытать наше творение.

И Гилфинг, а за ним и его дети облеклись в плоть, приняв образы величественные и прекрасные и стали жить в мире, ими сотворенном… Так было!

Счастливы и беспечны были те первые дни юного мира! Среди зеленых рощиц, на берегах чистых прозрачных рек хрустальными колокольчиками звучал смех Гунгиллы, ослепительно прекрасной и всегда счастливой… С улыбкой глядел на нее Гилфинг и почувствовал вдруг то, чего не бывало с ним никогда прежде, да и не могло быть до создания Мира — в безвременьи и бестелесности, среди Вечного Ничто… В душу Гилфинга проникла любовь… Так было!

Подобный прекрасному юноше предстал Гилфинг перед Гунгиллой, прекрасной, вечно юной девой. И она взглянула на него с любовью, ибо такой была создана ее душа — ищущей любви и нежности и дарящей с радостью любовь и нежность… Казалось не будет предела их счастью — и плодом их любви стали эльфы — народ прекрасный и беззаботный, как Мир в первые дни творения, народ, всегда готовый петь и веселиться, живущий одним днем, но не знающий старости и смерти… Так было!

Долго длилась эта беспечная пора — долго, но не вечно… Все чаще Гилфинг становился задумчив и серьезен, все чаще уходил он поразмышлять о судьбах Мира в глубокие пещеры, у самых корней гор. Гунгилла тосковала по нему и как прежде Гилфинг являлся к ней в созданные ею леса, так теперь она приходила к нему в созданные им пещеры. Там находила она Гилфинга в ином облике — он представал перед ней зрелым мужчиной, его лоб прорезали морщины, а виски серебрились сединой, сама же Гунгилла не менялась — она была все той же вечно юной девой… И там, в безжизненных глубинах они породили народ гномов — детей все еще юного мира, но и предчувствий грядущих бед. И словно для того, чтобы выжить среди предстоящих испытаний, гномы пришли в Мир могучими и выносливыми, готовыми к тяжелому труду и лишениям… Так было!

Как пришли в Мир люди — не знает никто…»

Демон не шутил, берясь за дело. С утра и до самого позднего вечера он не давал покоя ни себе, ни Сарнаку — фехтование, верховая езда, изучение языка. Доведя себя до полного изнеможения, король звал канцлера Мертенка и внимательно изучал законы королевства и империи, летописи и прочее, что нашлось в королевской библиотеке и архивах. Время от времени он бормотал что-то себе под нос, вероятно, заклинания. При этом слуги, оказавшиеся поблизости, шарахались от демона и шептали молитвы Гилфингу Светлому. Король не обращал внимания на их суету.

Насколько быстрота восприятия и сообразительность демона вызывали восторг канцлера, настолько Сарнака удивляли телесная слабость Ингви и его полная неопытность в обращении с холодным оружием. Правда, реакция у него была отличная, двигался он довольно легко, но для боя на мечах Ингви был слабоват…

Совместные физические упражнения сближают — невозможно постоянно бояться того, кого по нескольку часов в день учишь фехтовать и держаться в седле, поэтому, уже на второй день, когда демон предложил перейти на ты — когда никто не слышит — Сарнак согласился и вскоре они уже болтали на демонском языке как старые приятели. В конце утренней тренировки Сарнак, осмелев, спросил:

— Слушай, Ингви, я думал, что демоны гораздо сильнее людей и сражаться умеют…

— О-о, мы умеем сражаться, но только не так, как принято здесь, то есть… я хотел сказать, что мы, демоны, сражаемся не так, как люди… а, впрочем — держись! — демон, пробормотав себе под нос несколько слов, прыгнул вперед, одновременно нанося рубящий удар, один из тех несложных ударов, которые он уже успел освоить.

Сарнак привычным движением выбросил навстречу свое оружие, в полной уверенности, что легко парирует несложный выпад хилого противника, как вдруг… почувствовал, что летит наземь, не в силах сдержать неожиданно мощный удар.

Ингви, горделиво выпрямившись и положив меч на плечо, пояснил сидящему на земле противнику:

— Я, конечно, использовал магию и добавил силы своему удару, но ведь одной силы мало! Я прекрасно это понимаю и потому хочу научиться биться по-настоящему. Ладно, на сегодня хватит… Идем, перекусим, и займемся верховой ездой…

С верховой ездой у демона дела обстояли еще хуже, чем с фехтованием — он совершенно не знал как обращаться с лошадью. При этом он не мог скрыть смущения и все время неловко пытался шутить. Тем не менее, с присущей ему рассудительностью, проявлявшейся во всех его начинаниях, Ингви потребовал, чтобы Сарнак начал обучение с азов и показал, как ухаживать за животным. На королевской конюшне ему подобрали небольшого смирного конька вороной масти (на этом демон настаивал особо) — и учеба началась. В общем, все шло неплохо, король вполне держался в седле, пока его Уголек — так звали коня — шел шагом. Однако дальше, стоило перейти на рысь — Ингви неизменно летел на землю. Уголек тут же останавливался, фыркал, качал головой, как бы укоряя неумелого наездника, тот быстро вскакивал, сердито отряхивался, смущенно шутил — и все повторялось сначала. Пришлось применить стремена, хотя Сарнак говорил, что учиться нужно без стремян — сначала, дескать, нужно научиться держаться в седле без них, а уж потом… Но пришлось признать, что хорошим наездником демону, видимо, стать не удастся…

С гораздо меньшим воодушевлением, чем благородными науками, король занимался хозяйственными вопросами. Впрочем, особо заниматься было нечем — время сбора податей еще не подошло, а статья расходов была только одна — Альхелла, королевский дворец. Демон провел ревизию счетов, представляемых к оплате еженедельно и потребовал у канцлера сократить расходы.

— Но, ваше величество, у нас нет никаких лишних трат…

— Есть — у нас слишком много слуг, я не нуждаюсь в таком их количестве!

— Так что же, — канцлер уже знал, что спорить с новым королем можно смело — тот был способен воспринимать аргументы, — прикажете выгнать на улицу столько верных слуг, преданно служивших прежнему королю? Им податься некуда — разве что в разбойники, а этого у нас в городе и так с избытком.