Сокровища Перу - Верисгофер Карл - Страница 40

Когда это было сделано, вождь размеренным, торжественным шагом направился к могиле сына со своим остро отточенным копьем в руке. Этим копьем он провел прямую линию от метки на дереве до середины могилы и затем изо всей силы вонзил его в этом месте в землю и стал вгонять копье все глубже и глубже, пока наконец оно не пронзило насквозь тело бедного ребенка. Затем несколькими ударами топорища копье вогнали так глубоко в землю, что теперь ни дикие звери, ни непогода не могли вырвать его или повалить.

Таких копий было здесь немало — и все это были могилы жертв злобной клеветы подлого и завистливого карлика.

Все стали расходиться, и наши друзья тоже, не спеша, с грустным чувством и смутным предчувствием какой-то неминуемой беды побрели из лесу.

— Заметили ли вы, друзья, что сегодня мы не получали нашей обычной порции еды?

— Да! Да! — вдруг спохватились все.

— Можно набрать орехов и каштанов и наловить рыбы, — сказал доктор спокойным тоном, — здесь трудно умереть с голоду.

Никто не ответил ему. Дело было, конечно, не в том, что можно или нельзя умереть с голоду, а в самом факте, в котором можно было усмотреть тревожный признак изменившихся отношений к ним туземцев. Подойдя к своей хижине, они увидели, что сам вождь и десяток воинов его племени вместе с колдуном расположились вблизи входа в их жилище. У всех были мрачные грозные лица, только лицо Гонн-Корра сияло торжествующей улыбкой.

Вождь поднялся и, подойдя к белым, своим обычным повелительным тоном сказал:

— Работать, в лес, орехи собирать сейчас!

Приказание это было отдано отчасти на ломаном испанском, отчасти на его родном наречии, но понять его было можно.

— Очевидно, от нас хотят избавиться. Смотрите, там в лесу на нас нападут, а мы безоружны.

— Погодите, я захвачу, по крайней мере, мой пистолет, — сказал Рамиро, — им можно хоть страх нагнать на этих дикарей! — С этими словами он вошел в хижину, где у него был спрятан пистолет. Спустя минуту, он вышел, бледный и расстроенный.

— Его нет! Кто-то лишил нас этой последней надежды! — сказал он. — И я уверен, что это дело рук этого подлого колдуна!

При слове «колдун» Гонн-Корр взглянул на белых. Он уже успел заучить это слово, а его проницательный ум подсказал ему остальное: он достал из-под своего кожаного плаща блестящее оружие и с торжествующим видом показал его всем, заявляя, что теперь этот пистолет его собственность и что он никому его не отдаст.

— Боже мой! Ведь он заряжен! В нем есть еще два патрона! — воскликнул Рамиро.

— Надо отнять пистолет у него силой! — закричали все белые, — ведь он не понимает, что может произойти.

— Нет, погодите, я попробую уговорить его, — остановил их Рамиро и, подойдя к колдуну, стал просить возвратить ему оружие, предлагая взамен свои карманные часы, но Гонн-Корр отрицательно покачал головой, не соглашаясь расстаться с пистолетом.

Тогда Рамиро одним прыжком накинулся на урода и хотел вырвать оружие из его рук, но в тот же момент несколько индейцев бросились между перуанцем и колдуном и кто-то занес уже над головой Рамиро тяжелый каменный топор.

— Прочь! В лес! Орехи собирать! — крикнул вождь.

— Пойдемте, друзья, — сказал доктор, — все равно участь наша решена, так не все ли равно, где покончат с нами, здесь или там!

Никто не ответил, но все в душе согласились с ним и готовы были последовать его совету, как вдруг неожиданное событие разом все изменило.

Торжествующий карлик играл пистолетом, точно мячом, поддразнивая своих врагов. Он то подкидывал его в воздух, то подносил к лицу, желая узнать, что таится в этих тоненьких полированных трубочках. Он приставлял их к глазам, дул в них, играл курками, но вот раздался выстрел — и Гонн-Корр с простреленной головой, обливаясь кровью, точно пораженный громом, повалился на землю.

Рамиро на лету выхватил у него пистолет и спрятал его у себя. Только после этого Рамиро очнулся и мог обдумать положение вещей.

Выстрел напугал дикарей, их обуял какой-то суеверный страх. Вместе с тем этот самый выстрел избавил друзей от их заклятого врага.

Все смотрели на владельца цирка и на его огненное колдовство, убившее самого колдуна. Рамиро же стоял с гордым, вызывающим видом, держа руку в кармане, в котором лежал пистолет.

— Я бы желал, чтобы теперь представился случай для второго выстрела, — сказал он, — тогда наша репутация среди этих дикарей упрочилась бы еще более!

— Подстрелите вот этого злющего серого дога, — предложил Халлинг, — он как только увидит кого-нибудь из нас, так сейчас скалит зубы!

Действительно, эта собака, рыча, подкрадывалась теперь к владельцу цирка, которого она почему-то особенно недолюбливала и собиралась схватить его за колено, но тот отбросил ее сильным пинком ноги на несколько шагов от себя и затем, проворно выхватив из кармана пистолет, выстрелил. Когда дым немного рассеялся, оказалось, что серый дог катается в предсмертных судорогах в луже крови и не в состоянии подняться и вцепиться в горло своему врагу, а спустя несколько секунд злое животное вытянулось и подохло.

Индейцы — эти рослые, сильные мужчины — дрожали от страха. «Ала! Ала!» — молили («будет! будет!») и с этим криком разбежались в разные стороны и попрятались кто куда.

— Ну, что нам теперь делать? — спросил Рамиро, видя, что они остались одни.

— Прежде всего следует убрать убитых! — сказал Халлинг.

Двое схватили карлика и утащили его подальше в лес, другие убрали собаку, а кровь на земле засыпали песком. Покончив с этим, друзья заметили, что из-за кустов на них смотрят там и сям блестящие черные глаза туземцев, как бы подстерегая их. И действительно, когда двое из них пошли за водой, то остальные, видя, что они очень долго не возвращаются, встревожились.

Рамиро вызвался сходить за ними с пистолетом в руке и нашел на полпути к хижине обоих своих товарищей убитыми отравленными стрелами. Кувшины с водой лежали тут же.

Рамиро, вернувшись, принес воду и печальную весть об их смерти.

Между тем те туземцы, которые не присутствовали при смерти колдуна, но только слышали гул и раскат выстрелов, которые они приняли за гром, обступили вождя и засыпали его расспросами.

Вождь объяснил все, как было, после чего состоялось нечто вроде экстренного совещания, на котором, очевидно, было принято какое-то решение по отношению к белым.

Тем временем Рамиро, не выпуская пистолета из рук, отправился на деревенскую площадь, взял из стоявших там больших корзин необходимое ему количество орехов и каштанов, зарезал козу и нарвал яблок, не встретив ни в чем ни малейшего сопротивления.

— Но что мы будем делать, когда эти туземцы узнают, что мой пистолет потерял свою чудодейственную силу? — со вздохом сказал Рамиро, обращаясь к своим товарищам, собравшимся в хижине, при входе в которую пылал яркий костер.

— Надо нам поскорее убираться отсюда, — сказали некоторые, — не то эти черномазые негодяи по одиночке отправят всех нас на тот свет!

— Да, но как уйти без оружия, без припасов, без надежного проводника? Мы легко можем, проплутав некоторое время, вернуться сюда же!

Все молчали. Никто не находил способа ускользнуть из рук этих озлобленных дикарей. У всех было тяжело и невесело на душе, но ни один из присутствующих не страдал так, как сеньор Рамиро. Лицо его склонялось все ниже и ниже, а в чертах его красивого, энергичного лица отражалась нестерпимая душевная мука. Он думал о том, что будет с его близкими, если он погибнет здесь, среди этой дикой пустыни, если он пропадет без вести, если семья его навсегда лишится своего кормильца. Он представлял себе, как покинутые им, мучаясь от холода и голода, они будут думать, что он, овладев несметным богатством, забыл о них и наслаждается жизнью. — «Боже! За что такая страшная кара!» — мысленно воскликнул он, и вдруг припомнил тот грех, который после стольких лет все еще тяготел над ним, все напоминал о себе и не давал ему покоя.