Деревенская принцесса - Шильке Миран - Страница 16

— Держи карман шире! Из милосердия своего осталась. Только уже сто раз пожалела об этом. Не маленький, особых увечий нет, домой бы сам добрался. Я вот как-то добралась в своё время, и ничего. Жива, здорова, как видишь! Шок и стресс одна пережила, втихаря, без всяких психологов и рассказов направо и налево.

Я вскочила, сорвала с парня полотенце и стала его складывать.

— Ты что, тонула? — не поверил Истукан.

— Не твоё дело, — предотвратила все разговоры на эту тему я. — Рассказывать тебе всё равно ничего больше не собираюсь.

— А ты что злишься так? Влюбилась в него, да?

— Тебе какое вообще дело? Ты кто такой, чтобы я отчитывалась перед тобой?

Поражению наглости самовлюблённого болвана не было.

— Ой, можешь ничего не рассказывать, — вскочил Кикиморов и скрестил руки. — Сам всё знаю. Видел я это сердце на старом дубе. Забрёл однажды в лес, наткнулся на опушку, и больше не ходил туда после этого из принципа. Чтоб не видеть в лишний раз. Тоже мне… мог бы и получше вырезать, мастер-краснодеревщик. Я и покраше видал.

У меня от этой реплики дыханье спёрло.

— Чтоб ты знал, это сердце я вырезала собственными руками, — заорала я и Истукан отпрянул от этого крика. Он даже рот открыл, узнав про такую внезапно выплывшую деталь. — И это действительно Сердце Любви, а не уродство, которое сделал ты, вписав моё имя. За пять минут нацарапал что-то невразумительное и гордишься теперь, мол, подвиг сделал.

Я побросала с силой покрывало и полотенца в корзину, взяла её и направилась в сторону поля. Находиться больше в компании с таким недомерком я не могла.

— Говорить ещё про моё Сердце Любви смеешь, — бросила я напоследок. — Сравнивать его со своим криворуким посмешищем. А я вот, хоть и много лет прошло, нисколько не жалею, что его вырезала. Кровью и потом его выделывала целый месяц, несмотря на боль. Вот это — чувства. Настоящие! А твои чувства — пшик и не более. Что по словам, что по поступкам.

Я слова не подбирала. Всё равно было — обидно это, больно ли. Уж явно не больнее и не обиднее, чем фразочки Истукана. Ему для профилактики завышенной самооценки критику в свой адрес выслушать не помешает. Пусть даже и принудительно.

— Кира, подожди, ну извини, — попытался как-то без особого желания загладить вину Истукан. — Я же не знал…

— При себе свои извинения оставь, — не поворачиваясь, посоветовала я. — Сначала в душу наплюёт, а потом извиняется. Домой сам дойдёшь, я за ручку тебя вести не собираюсь. Не маленький уже. Я смотрю, в себя пришёл, язвишь, значит всё в порядке.

Я отодвинула ветви ивы и вышла из-под купола листьев.

Дождь к этому моменту уже стих, но вдали всё ещё изредка сверкала молния. Гроза пошла дальше…

Воздух был сырым и холодным, то и дело проносились порывы ветра.

Я так замёрзла, что чуть зубами не стучала, но сдерживалась.

Было очень темно — луна, как и звезды, скрывались за плотными тучами, освещения не было никакого. Но глаза уже привыкли к темноте, и я различала, куда именно нужно идти.

Вдруг через некоторое время стали происходить странные вещи. Я услышала сзади какое-то шуршание, будто бы кто-то пробирался среди початков.

— Кто здесь? — спросила я, остановившись и развернувшись.

Кто-то следит за мной? Но зачем? Хочет напугать? Тогда его задумка удалась, мне было страшновато. Ещё бы — одна в ночном поле и какие-то непонятные звуки.

Но, обернувшись, сзади я никого не увидела. И никакого ответа на мой вопрос не последовало. Лишь где-то вдали залаяла деревенская собака, нарушившая полную тишину. Решив, что это возможно какой-то зверь вышел на ночную охоту, я пошла дальше, даже не размышляя на эту тему. Никаких посторонних звуков больше не было. Однако хотелось добраться до дома как можно скорее, поэтому я увеличила скорость ходьбы. Всё-таки находиться одной ночью в поле — ощущение не из приятных.

Но не успела я сделать несколько шагов, как меня в спину что-то ударило. Не очень большое и тяжёлое, а даже мягкое. Я даже дёрнулась от неожиданности и страха и громко вскрикнула. Резко развернулась, но никого не было. Тропа была пуста.

Лишь на земле валялся наполовину размотанный рулон туалетной бумаги.

Я пнула его ногой и пошла дальше.

Послышалось чьё-то приглушённое хихиканье и шёпот.

Через несколько шагов история повторилась — в меня опять полетел ещё один рулон. А другой, перелетев через голову и размотавшись, упал прямо перед ногами. Длинная бумажная лента повисла у меня на плече.

— Что, выйти в открытую слабо? — развернулась и заорала я в пустоту.

Я уже поняла, что это чьи-то шутки, но мне весело не было.

В ответ послышалось какое-то шуршание и хихиканье. Я увидела, где колыхнулись початки и мигом метнулась туда.

Но те, кто кидал рулоны, всё поняли и принялись бежать. Слышался хруст стволов, шуршание листьев и какие-то голоса. Их было несколько. То ли два, то ли три. И не мужские, а женские.

Я бежала за ними, что было сил, улавливая удаляющиеся звуки. Но корзина в руках мне сильно мешала и осложняла путь. Сердце учащённо билось, дышать стало очень тяжело. Наконец я остановилась, больше не в силах догонять хулиганов и тут заметила мелькнувшую среди стволов заколку. Очень необычную, но которую я уже видела. Она была в форме подсолнуха.

Я тут же поняла, кто это.

— Что, струсила, да? — крикнула я удаляющейся воздыхательнице Истукана вслед. — Боишься, что я отпор дам?

Никакого ответа не последовало, лишь затихающий шум в поле и качающиеся верхушки початков.

Я, немного постояв и успокоившись, что теперь одна, развернулась и стала идти в направлении тропы по поломанным кукурузным зарослям обратно. На сегодня с меня приключений хватит!

Глава 13

Прогулка на закате

На следующий день я не вышла на завтрак в положенное время. Встречаться с Эриком не хотелось, но и делать вид, что ничего не происходит, тоже не могла.

Я сто раз уже пожалела, что осталась с Истуканом. Да и почему Эрик сказал, что тот не тонул? Может, и правда такое было? Но тогда зачем стоило так рисковать своей жизнью и тонуть? Ради чего и кого? Чтобы я испытала жалость к Истукану?

Вопросам не было конца и края. Один цеплялся за другой и они росли, как цепочка, со всё новыми и новыми звеньями.

Больше всего меня мучила фраза Эрика про то, что Кикиморов мне важнее, чем он. Она меня просто врасплох застала… И да, я сказала, что это не так, но похоже, Эрик не придал моим словам значения. А ведь в них так много смысла!

Ну не могу я сказать, что он мне безразличен. Он мне нужен. Теперь уже было понятно, что и я ему тоже важна. Но где слова, где поступки, намекающие на это? Ведь не могу же я как-то давить на парня, чтобы он признался в своих чувствах!

А если терпеть… То сколько? И когда я пойму, что настал тот самый ответственный момент?

Бабушке я ничего рассказывать не стала. Но вечером спросила у нее, где Эрик и, узнав, что он в конюшне, сразу же направилась туда.

Мой дедушка очень любил лошадей. Он меня катал ещё когда они были пони, и я хорошо помнила те счастливые моменты. Но со временем пони превратились в красивых, высоких и прекрасных лошадей с густыми гривами и длинными хвостами.

Две белоснежные и темпераментные, Зорька и Снежинка, когда-то слушались только дедушку. Но теперь, спустя время, как рассказывала бабушка, они так же слушались Эрика. Поначалу, конечно, показывали свой норов, но потом перестали. Видимо, приняли его.

В конюшне было светло и пыльно. Лучи солнца ярко пробивались через щели в деревянных стенах и накладывались друг на друга, образовывая затейливый рисунок.

Пахло сеном.

Эрик стоял и расчёсывал гриву Зорьки, меня он не видел. Но точно мог услышать, только всё равно не поворачивался, предпочитая не обращать внимания.

Зорька, в отличие от Снежинки, имела на лбу тёмное пятнышко. Словно звёздочка.