Не все дороги ведут в храм... (СИ) - Еналь Варвара Николаевна - Страница 2

   Когда мама Мабуса говорит - их дело слушать и не отвлекаться. И работу не забывать, а то можно схлопотать щелчок по голове. Дело всегда должно делаться - вот что еще любила говорить мама Мабуса.

   Глава 2

   У мамы Мабусы все было большим. Глаза, губы, грудь. Широкие плечи и крупные ладони. Она была крупной женщиной - мама Мабуса, и от звука ее низкого зычного голоса разбегались брехливые дворовые собаки и срывались ленивые голуби с крыши Корабельного двора (так еще называли Таверну "Корабль").

   Даже блестящие коралловые бусины в ожерелье отличались размером. Блеск этих кораллов казался Нок похожим на блеск опускающегося в воду солнца. Когда мама Мабуса говорила, Нок смотрела только на бусины. Выше поднять глаза не осмеливалась.

   - Поведешь новенькую девочку на Песчаную косу да искупаешь как следует. Волосы ей отмоешь, ноги, - наставляла мама Мабуса, пока Нок заканчивала уборку зала, - но сначала в храм Днагао. Прихвати с собой кружку пшеничных зерен. Козленка в жертву я сама принесу на полную Аниес. А ты возьми пшеничных зерен и еще венок сплети. Мальва, поди, уже вовсю цветет. Скажешь Дим-Хаару, что это наша новенькая Нок. Пусть он насыплет на алтарь зерен в честь нее и призовет духов. И пусть проведет белой глиной по ее лбу, чтобы запечатлеть, что это моя Нок. После уже на Песчаную косу.

   Нок кивнула. Сложила ладони вместе, наклонила голову. Сказала:

   - Хорошо, мама Мабуса. Все сделаю.

   - Вот и пошевеливайся. Только пусть сначала Еж натащит хвороста. Чтобы повар не ругался, как вчера, что печь ему топить нечем. Помогите Ежу обе, нечего тут глаза таращить.

   Нок кивнула и тут же кинулась за хворостом. Уже сбегая по выщербленным ступеням запасного выхода, ведущего в огороженный деревянным плетнем двор, услышала, как мама Мабуса строго велела новенькой:

   - Ступай следом. Поди, руки-ноги есть, хворост должна уметь таскать. Топай, топай. После старшая Нок даст тебе холодных лепешек и сухих вишен. Налопаешься еще, успеешь. Есть вы все горазды, и куда только лезет в вас...

   Большие вязанки хвороста вовсе не были тяжелыми. Неудобными - это да. Но таскать их - не работа. Так, беготня. Повар - лысый, щекастый Тинки-Мэ уже стоял на низеньком крыльце кухни, тоже выходившем во внутренний двор, и лениво почесывал большой живот.

   Круглая печь с черным зевом, обращенным к лазурному, яркому небу, жаждала начать новый день. Совсем скоро Тинки-Мэ хлопнет на ее внутренние бока круглые, ровные лепешки, и аромат свежего хлеба наполнит двор.

   Но они - Нок, Еж и новенькая девочка - подкрепятся холодными вчерашними лепешками. Некогда ждать, когда повар протопит печь и замесит тесто. Пока жара не накалила улицы города, пока песок на косе не стал обжигающе злым - надо торопиться. Чтобы успеть к полудню - в полдень общая молитва за процветание, и все домашние рабы просто обязаны быть на ней.

   Нок заскочила в круглую деревянную хижину с соломенной крышей, достала из-под застеленной цветастым покрывалом кровати сандалии с деревянной подошвой и нанизанными на кожаные ремешки деревянными крашенными бусинами.

   Травка, видимо, только что проснулась. Терла глаза и пыталась убрать со лба спутанные волосы. Ей едва сравнялось пять лет, но росточком она явно не задалась, и выглядела намного меньше.

   - Кто это? Еще одна Нок? - осторожно спросила за спиной новенькая.

   Голос у новенькой оказался звонким и нежным. Наверняка, умеет хорошо петь, мама Мабуса такие вещи сразу распознает. Девочка с хорошим голосом и слухом в Храме богини будет пользоваться особенным успехом. А потому и продать ее можно в Храм за большие деньги.

   - Нет, это Травка. Она все время молчит.

   Утренние лучи проникли через дверной проем в сумрачную хижину и упали на лицо пятилетнего ребенка. Суровое, неприятное лицо. Почти черные глаза, твердо сжатые тонкие губы и нервный небольшой нос с узкими ноздрями. В ноздре блеснуло медное колечко - знак принадлежности к Храму Днагао.

   Травка принадлежала храму. Всегда. Была рождена там, посвящена с младенчества. Но растить ее выпало Нок. Так легли пророческие кости в руках Главного жреца храма. И вот уже два года Травка жила в маленькой хижине. Была она молчаливой, медлительной и странной. Странной до противного, леденящего душу ужаса. Когда начинала хрипло кричать ночами и биться об пол, или когда смотрела вот так, серьезно и пронзительно, будто не глаза у нее, а черный камень, из которого сделан жертвенник в храме Днагао. Холодный, непроницаемый камень.

   Травка не говорила. Вообще. Ни одного слова. Кричать - да, кричала. Когда хватала ее падучая. Билась головой об пол, и помогало тогда одно - прижать ее изо всех сил к полу, руки прижать, ноги. И шептать на ухо древнее заклинание, которому научила Нок ведунья Хамуса.

   Мама Мабуса ругала Травку и называла проклятой девкой.

   - Чего это жрецы удумали? И что за напасть такая? А если она больна и передаст нам заразу? - ворчала она. Но выгнать Травку не решалась. Кто же осмелиться не слушать жрецов? Воля жрецов - это воля духов Днагао, никто не может ее ослушаться.

   Нок сунула Травке в руки кусок лепешки и кинула на колени деревянные бусы. Это займет ее надолго. Травка любит гладкие бусины, перебирает их и перебирает. В сумраке хижины. И медленно поедает кусок лепешки. Ест она совсем мало, потому ручки и ножки у нее тонкие, точно палочки. Зато глазищи на пол лица. Глянет - и душа застынет.

   - Вот теперь пойдем, - сказала Нок и перевязала концы своих кос тонким зеленым шнурком с бусинами на конце.

   Браслеты на ее руках при этом тихонько звенели.

   - Зачем тебе столько браслетов? - спросила новенькая девочка, когда они бодро шагали по тенистой улице, по гладким темными камням мостовой, поднимаясь на городской холм.

   - Ты ничего не знаешь о браслетах? - удивился Еж. - Ты же из Верхнего Королевства. Там тоже стоят храмы Духов Днагао. А в Храмах должны святить браслеты-обереги, от злых духов. Чтобы духи Днагао не убили тебя, и чтобы злые люди не сглазили. Браслеты у всех есть, и у меня тоже, - Еж вытянул руку и показал на кожаные ремешки, украшенные медными позеленевшими бляхами.

   - У меня был амулет, - тихо ответила новенькая.

   Провела рукой по груди, точно надеясь убедиться, что амулет все еще там и добавила:

   - Рыцари ордена сняли его у меня. Сказали, что все мы мерзкие идолопоклонники. Сестра моя осталась у них и два брата.

   - Сколько дождей сестре было? - спросила Нок.

   - Восемь. Она младше меня. Нас у отца десятеро. Шестеро девочек и четыре мальчика. Отец задолжал магу нашего удела, вот и продал нас рыцарям. Меня, сестру и двух братьев. У него еще остались старшие мальчики, которые обрабатывают поле и охотятся.

   - Так всегда делают. Хвала духам, что тебя не оставили у рыцарей. Иначе подстригли бы тебя, выбрили все волосы, одели в длинную темную юбку и заставили всю жизнь работать на рыцарей. И ты бы никогда не узнала, что значит отдавать свою любовь мужчинам. Потому что для рыцарей это страшная мерзость, как и наши Храмы.

   - Говорят, что у них в Храмах Всех Знающих холодно и страшно, - осторожно заметил Еж.

   - У них не страшно, - ответила новенькая, - но у них холодно. И много работы. Я видела, как люди трудятся на полях.

   - Ну, много работы и тут. Вот попала бы ты к торговцу рыбой, так узнала бы, что по чем. Целый день чистить рыбу - это тебе не хворост повару таскать, - пояснила Нок.

   - А куда мы сейчас идем?

   - В Храм Днагао, как мама Мабуса велела.

   - Вы хорошо знаете дорогу туда?

   - Тут все дороги ведут в Храм, так говорит жрец Дим-Хаар. Все дороги ведут в храм, потому ты никогда не заблудишься. Просто поднимайся наверх по любой улице, и непременно придешь.