Ген бесстрашия - Антонов Антон Станиславович - Страница 54

Свое копье принцесса где-то потеряла, хотя она, вроде бы, не участвовала в бою, а терять оружие просто так — для воина поступок недостойный и предосудительный.

Теперь же она бросила наземь и щит, чтобы высвободить руки для объятий.

Обниматься, сидя верхом на двух лошадях лицом друг к другу оказалось затруднительно — особенно если учесть, что один конь был молодым и горячим жеребцом, а вторая лошадь — кобылой в охоте.

Жеребец первым сбросил с себя наездницу, но она увлекла за собой Неустроева, кобыла которого была самой спокойной во всем войске. Узнав, что Евгений боится лошадей, для него специально подыскали животное, ездить на котором было безопаснее, чем на мотоцикле с коляской.

Мягко приземлившись прямо на ее высочество, Неустроев, тем не менее, произнес недовольно:

— Я знал, что когда-нибудь это обязательно случится.

Принцесса Эдда, которая в порядке активного отдыха развлекалась участием в рыцарских турнирах, падала с коня уже не в первый раз, так что она, не обращая внимания на боль в спине, поспешила вернуться к прерванной беседе.

— Я никому не скажу, что ты живородящий, если ты прогонишь от себя эту желтушную.

Поняв, что речь идет о Ли Май Лим, Неустроев куснул роксаленку за ухо и шепнул:

— Даже и думать забудь.

— А тогда я выдам тебя прямо сейчас! — заявила принцесса.

— Неужели тебе так хочется испробовать на себе волшебный меч небесных людей? — спросил Неустроев, положив руку на рукоять парализатора.

— Мне не хочется, чтобы тебя убили, — вдруг серьезно сказала Эдда и высвободилась из объятий землянина.

Раскинувшись в позе отдыхающей русалки, она мечтательно добавила:

— Ты знаешь, что все наши женщины спят и видят, как бы отдаться живородящим мужикам. Говорят, их мужская сила способна затмить самые смелые мечты. И кажется, в этом есть доля правды.

— Уж не по этой ли причине благородные дамы так хотели отправиться в священный поход? — с ехидцей спросил Неустроев.

Принцесса ничего на это не ответила, но по тому, как она смутилась и покраснела, землянин понял, что в его предположении тоже есть доля истины.

Что касается мужской силы, то он давно заметил, что млечные слезы яйцекладущих женщин оказывают на него совершенно фантастическое действие. Причем сладкий сок роксаленских дам гораздо сильнее миламанского аналога. Недаром Евгений Оскарович однажды назвал этот сок «виагрой естественного происхождения».

«Очень может быть, что он влияет точно так же на всех живородящих», — подумал Неустроев теперь и решил на досуге написать про это в дневнике, который он стал вести вскоре после отлета с Земли в надежде на будущую Нобелевскую премию.

— Ты любишь желтушницу? — вновь вернулась на круги своя принцесса Эдда.

— Я никого не люблю, — ответил Неустроев.

— Тогда я убью ее!

— Тогда я убью тебя.

— Тебе за это отрубят голову.

— Хорошо. Попробуй тронуть миламанку хоть пальцем — и моей мужской силы тебе не видать, как своих ушей без зеркала.

Это сразило принцессу наповал. Устранение соперницы бессмысленно, если это не даст возможности владеть предметом любви безраздельно. И к тому же, ревность придумали варвары живородящие, и благочестивой высокородной принцессе не пристало морочить себе голову подобной ерундой.

— Я хочу увидеть твою мужскую силу прямо сейчас, — прошептала Эдда, раскинувшись на алом плаще.

Поскольку боль в спине от падения с лошади давала о себе знать довольно ощутимо, все дальнейшее для принцессы носило оттенок мазохизма. Может быть, именно поэтому она забилась в конвульсиях раньше, чем обычно, и испытала такое наслаждение, какого не испытывала прежде никогда — даже с живородящим небесным рыцарем, не говоря уже о мужчинах своего королевства.

— Сделай мне больно! — кричала она, решив, что естественной боли уже недостаточно, но Неустроев, не соображая толком, чего она хочет и как это делается, ответил, не отвлекаясь от основного процесса:

— Как-нибудь в другой раз.

И хотя под конец соития принцесса почти потеряла сознание, об этих словах она не забыла.

— В другой раз — обязательно! — сказала она, не успев отдышаться и прийти в себя.

Тут в отдалении загудели рога и послышался характерный лязг металла о металл. Рыцари в полном боевом облачении садились на коней, и, бросив последний взгляд на обнаженную принцессу, небесный рыцарь Евгений произнес:

— Вашему высочеству стоило бы одеться. Кажется, мы выступаем.

63

В тот день, когда с последнего крейсера сопровождения на борт бывшего флагмана союзнических войск сообщили об аварии в системах жизнеобеспечения, полковник Забазар окончательно понял, что ему фатально не везет.

— Что у вас там?! — взревел полковник в микрофон дальней связи, маскируя досаду гневом.

— Разгерметизация внешних отсеков и отказ регенераторов воздуха, — нервно ответил капитан крейсера. — Восстановить подачу воздуха не удается. Похоже, это компьютерный сбой, и мы не можем его ликвидировать.

— Запустите регенераторы вручную.

— Мы пытаемся, но ничего не выходит. Работает только аварийный регенератор, но он не справляется из-за утечки воздуха в космос. Через несколько часов на борту будет нечем дышать. Просим разрешения покинуть корабль.

— Черта с два! Я запрещаю покидать корабль. Понятно?! Запрещаю категорически! Приказываю надеть скафандры и продолжать полет. Ближайшая к вам звезда имеет планетную систему. Возможно, удастся добыть кислород из планетных атмосфер.

«А возможно, и не удастся», — подумал капитан крейсера, но возражать не стал и приказал подчиненным принести скафандры на мостик.

Встроенные регенераторы скафандров работали нормально, но только до тех пор, пока было что регенерировать. Если бы скафандров хватало на всех, а воздух не утекал за борт, то экипаж мог бы продержаться сколь угодно долго.

Однако скафандров не хватало, а воздух утекал. Удалось намертво задраить только главную надстройку, и те, кто не мог или не успел туда отступить, были обречены на гибель.

Когда крейсер вышел в досвет на границе планетной системы, воздуха не хватало уже и тем, кто засел в надстройке. Сюда откачали весь воздух из других отсеков — даже из тех, где еще оставались живые, но из-за разгерметизации его все равно было слишком мало.

И тут вахтенный сигнальщик, который уже готовился умереть со словами: «Я гибну за тебя, Всеобщий Побеждатель», — заморгал глазами, глядя на экран, где только что высветились параметры планет, обращающихся вокруг желтой звезды спектрального класса G2.

— Есть! — хрипло прошептал сигнальщик. — Планета с кислородной атмосферой! Третья планета от звезды.

И через минуту наблюдатели уже докладывали наперебой:

— Воздух пригоден для дыхания. Планета вероятно обитаема. Подлетное время в досвете — 13 часов.

— Тринадцать часов мы не выдержим, — сказал капитану вахтенный пилот. — Прошу разрешения на импульсный рывок.

— Ты уверен, что корабль не развалится?

— Лучше погибнуть мгновенно, чем умирать от удушья рядом с океаном кислорода.

И он, не дожидаясь ответа капитана, запустил программу экстренного ускорения.

Все, кто был еще жив, напряглись, ожидая самой легкой на свете смерти — мгновенного распада на элементарные частицы, но ничего подобного не произошло.

А несколько минут спустя крейсер был уже рядом с обитаемой планетой.

Голубая атмосфера сливалась с голубым океаном, и не было цвета приятнее для глаз.

Капитан не стал спрашивать у флагмана разрешения на вход в атмосферу. Иного спасения не было все равно.

В плотных слоях атмосферы горели разгерметизированные отсеки и тела мотогалов, погибших от удушья, тоже пылали в этом погребальном костре. Но в разреженном холодном воздухе стратосферы пламя погасло само собой, и забортный воздух потек в шлюзы. Компрессоры сжимали его, делая пригодным для дыхания, и закачивали в надстройку, где последние живые члены экипажа уже начинали терять сознание. Едва отдышавшись и дождавшись восстановления связи с флагманом, капитан крейсера поспешил доложить Забазару: