Ночь иллюзий - Лаумер Джон Кейт (Кит) - Страница 28

- Сними ее, - сказал я. Она сняла. - Давай ляжем в постель, - сказал я. Мы легли. - Ты ничего не хочешь сказать мне? - поинтересовался я.

- Что я должна сказать?

- Ну, хотя бы, как тебя зовут?

- Ты не дал мне имени.

- Тебя зовут Черити. Откуда ты родом?

- Ты не сказал.

- Ты родом из-под Дотана. Сколько тебе лет?

- Сорок одна минута.

- Ерунда! Тебе, по крайней мере... двадцать три года. У тебя было счастливое детство, чудесная юность, а теперь ты здесь, со мной, и это как раз то, о чем ты мечтала!

- Да.

- Ну, послушай: разве ты не счастлива? Или печальна? Неужели у тебя нет собственных мыслей?

- Конечно, есть. Меня зовут Черити, мне двадцать три года. я здесь, с тобой...

- А если я ударю тебя? Или подожгу дом?

- Как хочешь.

Я обхватил голову руками и подавил вопль ярости.

- Подожди минутку, Черити, - это все неправильно. Я ведь не хотел, чтобы ты была автоматом, исполняющим мои желания. Будь реальной земной женщиной!

Она подтянула одеяло до подбородка и завизжала.

Я сидел на кухне один, пил холодное молоко и вздыхал.

- Давай обдумаем все заново, - предложил я. - Ты можешь сделать это любым способом, каким пожелаешь. Но ты все пытаешься сделать слишком быстро. Весь фокус в том, чтобы действовать последовательно, отшлифовать детали, учесть нюансы.

Я построил маленький городок на Среднем Западе, с широкими мощеными улицами, с просторными старыми коттеджами, солидными и уютными, где вы могли бы покачаться в гамаке и побродить по траве, сорвать цветок, не чувствуя, что совершаете акт вандализма и разрушаете основы мироздания.

Я прогуливался по улицам, проникаясь их духом. Была осень, где-то жгли листья. Я взобрался на холм, вдыхая приятный аромат вечернего воздуха, ощущая себя живым. Мягкие звуки фортепиано плыли над газоном у большого кирпичного дома на вершине холма. Там жила Пьюрити Этуотер. Ей было всего семнадцать, и она считалась самой красивой девушкой в городе. Я подавил возникшее желание сразу же заглянуть к ней.

- Ты новый человек в городе, - произнес я. - Ты должен обосноваться, а не въехать сюда на белом коне. Ты должен познакомиться с ней принятым в обществе способом, произвести впечатление на ее родственников, угостить ее содовой, сводить в кино. Дай ей время. Пусть все будет реальным.

Номер в маленькой гостинице стоил всего пятьдесят центов. Я хорошо поспал. На следующее утро я обратился в поисках работы в три места и получил ее (оплата - два доллара в день) у Зигеля, владельца фирмы "Скобяные товары и фураж". На мистера Зигеля произвели благоприятное впечатление мое дружелюбное открытое лицо, вежливые манеры и деловая хватка.

Через три месяца мое жалование поднялось до 2,25 доллара в день, по совместительству я стал исполнять обязанности счетовода и снял комнату с канарейкой и шкафом, полным вдохновляющих книг. Я регулярно посещал духовные службы, внося по два цента в неделю. Я посещал вечерние бухгалтерские курсы, выписал учебник Чарлза Атласа и разрешал своим мускулам расти не больше, чем позволяло динамическое напряжение.

В декабре я встретил Пьюрити. Я попал на вечеринку, которую посетила и она. Ей понравился мой загар, мои волнистые волосы, обаятельная улыбка, неуклюжесть молодого моржа. Я пригласил ее в кино. Она согласилась. Во время третьего свидания я немного подержал ее за руку. На десятом поцеловал ее в щеку. Через восемнадцать месяцев, когда я все еще целовал ее в щечку, она сбежала из города с трубачом из джаза, посетившим наш городок.

Я предпринял вторую попытку. Хоуп Берман была второй красавицей города. Я провел ее по тому же маршруту, перешел к поцелуям в губы уже после двадцать первого свидания и был сразу же приглашен на беседу с мистером Берманом. Он интересовался моими намерениями. Намекнул на место в фирме "Берман и сыновья, готовая одежда". Хоуп хихикнула. Я сбежал.

Позже в своей комнате я сурово раскритиковал себя. Моя репутация в Потсвилле была разрушена, по городу разнеслась молва, что я ветреник. Получив свою зарплату за минусом небольших вычетов и обиженную речь мистера Зигеля, я поездом перебрался в Сан-Луи. Здесь я сразу же начал ухаживать за Фейт, веселой девушкой, которая работала секретарем не очень удачливого юриста. Мы ходили в кино, совершали длительные поездки по улицам на трамвае, посещали музеи, выезжали на пикники. Я заметил, что она умеренно потеет в теплую погоду, мало в чем разбирается и очень посредственна в постели.

Омаха была более приятным городом. Я на неделю забрался в нору привокзальной гостиницы и все еще раз подверг анализу. Было очевидно, что мои действия продолжали носить поспешный характер. Я поменял одиночество Бога на одиночество Человека, одиночество Хотя и менее значительное, но не менее мучительное. Проблема была в том, чтобы сочетать лучшие стороны каждого состояния, то есть оставаться человеком, но слегка подправлять жизнь, когда потребуется.

Вдохновленный, я сразу же отправился в родильную палату ближайшей больницы и родился в 3.27 утра в пятницу. Здорового мальчика семи фунтов родители назвали Мелвин. Со временем он научился говорить "бай-бай", ходить и сдергивать скатерть со стола, чтобы насладиться звуком бьющейся посуды. Он овладел завязыванием шнурков, застегиванием штанов и позже катанием на роликовых коньках и падениями с велосипеда. В начальной школе он тратил свои обеденные 20 центов на сэндвич с майонезом, баночку кока-колы, половину которой проливал на своих товарищей и книгу О`Генри. Он прочитал много скучных книг. Наконец выбрал Пейшенс Фрумвол в качестве суженой.

Она была очаровательной рыженькой девушкой с веснушками. Я ходил с ней гулять, катал на своей первой машине, одной из самых ранних моделей Форда, с деревянным кузовом.

Окончив колледж по специальности "управление и маркетинг", я получил должность в энергетической компании, женился на Пейшенс и стал отцом двух мальчуганов. Они росли, во многом следуя по моему пути. Пейшенс все меньше и меньше соответствовала своему имени, набирала вес, приобрела интерес к благотворительности и глубокую антипатию ко всем, кто, кроме нее, занимался благотворительностью.

Я усердно трудился, не поддаваясь искушению воспользоваться своими возможностями и улучшить свой жребий, превратив Пейшенс в кинозвезду или наш скромный шестикомнатный особняк в королевское поместье в Девоне. Тяжелее всего мне давалась необходимость потеть все шестьдесят секунд субъективного времени каждую минуту каждого часа...

Пятьдесят лет добросовестных усилий завершились инфарктом.

В местном баре я выпил четыре виски и вновь стал размышлять. После пятого меня охватила меланхолия. После шестого я почувствовал желание бросить вызов. После седьмого я рассердился. В этот момент хозяин предположил, будто я уже достаточно выпил. Возмущенный, я покинул бар, задержавшись ровно настолько, чтобы бросить зажигательную бомбу в витрину. Вспышка была великолепна. Я пошел вдоль по улице, швыряя зажигательные бомбы в косметический салон, Христианскую научную библиотеку, кабинет оптометриста, аптеку, магазин автозапчастей, налоговую службу.

- Вы все подделки, - вопил я. - Все лжецы, обманщики, фальшивки?

Собравшаяся толпа потрудилась и привела полицейского, который застрелил меня и трех ни в чем не повинных зевак. Это раздосадовало меня, даже несмотря на приподнятое настроение. Я облил смолой и обвалял в перьях полицейского, затем взорвал суд, банк, супермаркет, автомобильное агентство. Горели они великолепно.

Наслаждаясь видом дымящихся фальшивых замков, я какое-то время раздумывал, не утвердить ли мне собственную религию, но запутался в вопросах догм, чудес, кампаний по привлечению новых членов, церковных облачений, свободной от налогов недвижимости, женских монастырей, инквизиции и оставил эту затею.

К тому моменту полыхала вся Омаха, и я перешел к другим городам, уничтожая мусор, который мешал нам жить. Задержавшись, чтобы поболтать с несколькими уцелевшими, в надежде услышать от них выражение радости и облегчения после избавления от бремени цивилизации и хвалу вновь обретенной свободе, я был обескуражен тем, что они больше озабочены своими ранами и соревнованием по добыванию среди развалин добычи, нежели философией.