Ниточка памяти - Лаумер Джон Кейт (Кит) - Страница 8

Я проснулся оттого, что мне приснился сон, в котором я разгадал тайну жизни. Я попытался ухватиться за пришедшую мне во сне мысль, но она ускользнула, как это всегда бывает.

Сквозь пыльные окна пробивался серый свет дня. Фостер спал, распластавшись на широкой продавленной кровати. Лампа под потолком, прикрытая поблекшим абажуром с бахромой, бросала на него болезненно-жёлтый свет, от которого вся картина становилась ещё более унылой. Я щёлкнул выключателем.

Фостер лежал на спине, широко раскинув руки и тяжело дыша. Может, все это было вызвано простым переутомлением, и доктор ему вовсе не нужен? Может, он скоро проснётся, преисполненный нетерпения вновь пуститься в путь?

Что же касалось меня, то я снова был голоден. Нужно было раздобыть доллар—два на сэндвичи. Я подошёл к кровати и окликнул Фостера. Он даже не пошевелился. Если он так крепко спит, то я вряд ли смогу его разбудить…

Я осторожно извлёк из кармана его пиджака бумажник, подошёл с ним к окну и проверил содержимое. Он был полон. Я вытащил десятку и положил бумажник на стол. Мне припомнилось, что Фостер говорил что-то о деньгах в машине. Ключи от неё лежали у меня в кармане. Я обулся и тихо вышел. Фостер так и не шелохнулся.

Оказавшись на улице, я подождал, пока пара местных охламонов, разглядывавших машину Фостера, не уберётся по своим делам, сел в неё, наклонился и поднял коврик пола. Сейф был установлен в жёлобе рамы. Я соскрёб с замка дорожную грязь, открыл его ключом из связки Фостера и вынул содержимое. Там был пакет документов на довольно жёсткой бумаге, паспорт, несколько карт с пометками и пачка денег, от которой у меня сразу пересохло в горле. Я пробежался пальцем по её срезу — пятьдесят тысяч, никак не меньше.

Я положил документы, деньги и паспорт назад в сейф, замкнул его и выбрался из машины на тротуар. Через несколько домов вниз по улице я увидел грязную витрину с надписью: “Закусочная Мэя”. Я зашёл туда, заказал гамбургеров с кофе и сел за стойку, положив перед собой ключи Фостера к не переставая думать о машине, на которой мы прибыли. Небольшая переделка фотографии на паспорте позволит мне уехать, куда заблагорассудится, а деньги обеспечат широкий выбор островов. Фостер хорошенько отоспится, сядет на поезд и вернётся домой. При его деньжатах он вряд ли заметит пропажу той суммы, которую я прихвачу.

Человек за стойкой положил передо мной бумажный пакет, я расплатился и вышел. Поигрывая ключами на ладони, я стоял у машины и размышлял. Через час я уже буду в Майами, а там я знаю, кого попросить поработать над паспортом. Фостер был отличным парнем, он мне нравился, но такой шанс никогда больше не подвернётся. Я уже протянул руку к дверце, как услышал голос: “Газету, мистер?” Я аж подпрыгнул от неожиданности и обернулся. На меня смотрел чумазый мальчонка.

— Конечно, — ответил я. Я дал ему доллар, взял газету и развернул её. Моё внимание привлёк раздел мейпортских новостей:

Я с шумом ворвался в затемнённую комнату и встал как вкопанный. В полумраке я увидел Фостера, который сидел на краю кровати и смотрел в мою сторону.

— Взгляните на это! — заорал я, тряся газетой у него перед носом. — Сейчас полиция поднимает против меня весь штат. Да ещё по обвинению в убийстве! Садитесь на телефон и исправляйте положение. Если сможете. Вы, с вашими маленькими зелёными человечками! Полицейские убеждены, что напали на арсенал Аль Капоне. Я посмотрю, как вы объясните это…

Фостер смотрел на меня с интересом. Он улыбался.

— Что тут смешного, Фостер? — рассвирепел я. — Вы с вашими деньгами откупитесь, а что будет со мной?

— Извините за любопытство, — сказал он вежливо. — Но кто вы?

Временами я туго соображаю. Но это был не тот случай. Последствия того, что сказал Фостер, дошли до меня с такой ясностью, что я почувствовал слабость в коленях.

— Только не это, мистер Фостер, — пролепетал я. — Вы не должны снова потерять память. Только не Сейчас. Ведь меня ищет вся полиция. Вы — моё алиби. Вы — единственный, кто может объяснить всю эту заваруху с пулемётами и объявлением в газете. Я ведь просто приехал разузнать о работе, помните?

В моем голосе стали появляться истеричные нотки. Фостер продолжал сидеть и смотреть на меня. Лицо его выражало нечто среднее между неприветливостью и улыбкой, как у менеджера по кредитам, отклоняющего просьбу клиента.

Он слегка покачал головой:

— Меня зовут не Фостер.

— Послушайте, — выпалил я. — Ещё вчера вас звали Фостер, и это всё, что имеет для меня значение. Вы тот, кому принадлежит дом, который так переполошил полицейских. Вы тот, кого я, по их предположению, превратил в труп. Вы должны пойти со мной в полицию, сейчас же, и сказать им, что я простой свидетель, не имеющий ко всему этому никакого отношения.

Я подошёл к окну, поднял жалюзи, чтобы в комнате стало светлее, и повернулся к Фостеру:

— Я объясню им, что вы опасались преследования этих человечков…

Я смолк и вытаращил глаза на Фостера. На какое-то мгновение мне пришла в голову дикая мысль, что я ошибся: ввалился не в ту дверь. Я уже хорошо знал лицо Фостера, и в комнате было достаточно светло, чтобы отчётливо разглядеть, что человеку, к которому я обращался, — не более двадцати лет от роду.

Я подошёл поближе, не сводя глаз с его лица. У него были те же холодные голубые лаза, но морщины вокруг них исчезли. Чёрные волосы сделались гуще и, насколько я помнил, стали больше прикрывать его лоб. Кожа стала гладкой.

Выдохнув “Mamma mia”, я плюхнулся на кровать.

— Que es la dificultad?[1] — спросил Фостер.

— Заткнитесь, — простонал я. — Я уже и в одном языке путаюсь.

Я попытался обмозговать ситуацию, но никак не мог уловить, с чего начать. Всего несколько минут назад я держал фортуну за хвост, но она развернулась и цапнула меня. Мой лоб покрылся холодной испариной, когда я вспомнил, как близок был к тому, чтобы угнать машину Фостера. Сейчас, наверное, за ней охотится каждый полицейский штата. И если бы меня обнаружили в ней за рулём, то присяжным заседателям и десяти минут бы не понадобилось, чтобы признать меня виновным.

И тут мне в голову внезапно пришла ещё одна мысль, из тех, от которых внутри все цепенеет, зубы стискиваются, а сердце начинает бешено колотиться: здешним захолустным полицейским понадобится не много времени, чтобы найти у входа в гостиницу машину, которую они ищут. Они придут сюда. Я заявлю, что она принадлежит Фостеру. А они посмотрят на него и скажут: “Чушь! Парню, которого мы ищем, пятьдесят лет. Куда ты дел тело?”

Я вскочил и стал кружить по комнате. Фостер уже говорил мне, что не оставит ничего, что могло бы подтвердить его связь с домом в Мейпорте. Его соседи достаточно хорошо знали его в лицо, чтобы, по меньшей мере, подтвердить, что он был пожилым человеком. Мне пришлось бы из кожи лезть вон, уверяя, что этот двадцатилетний сопляк и есть Фостер, но мне всё равно никто бы не поверил. Я ничем не могу подтвердить свой рассказ. Полиция посчитает, что Фостер мёртв и что убил его я. И тот, кто верит, что для доказательства убийства нужен труп, пусть перечитает Перри Мейсона.