Тень средневекового лекаря - Джонс Аллан Фруин - Страница 18

Джейн Хилиард сидела на резном дубовом сундуке, со страхом глядя на улицу сквозь окно. Ее одежда была проста, но хорошо скроена. Волосы черной волной сбегали по спине. Высокий, терзаемый грустными мыслями лоб был бледен.

Отец сидел за письменным столом. Нетерпеливо барабаня пальцами, он то и дело поглядывал на часы в деревянном корпусе в ожидании обещанного визита. Гость опаздывал уже на два часа. Возникали опасения, что он не придет вообще.

Мама и Молли сидели перед окном, где было светлее, и шили, чтобы хоть как-то подавить тревогу и дурные предчувствия. Николас — молодой мужчина, первенец в семье — неподвижно стоял спиной к камину, сцепив пальцы рук.

— Он не придет, — пробормотал Николас. — Сегодня не придет. Уже слишком поздно.

Молчание. Джейн глянула на него и закусила нижнюю губу.

— Он придет. — Голос отца прозвучал глухо, как далекий гром. — Раз сказал, что придет, — значит, придет.

Стены были украшены вышитыми картинами в рамках: двенадцать правил хорошего тона Карла I. Совсем недавно они были отреставрированы. Раскрытые парадные веера на панельной обшивке красного дерева напоминали огромных спящих бабочек. Молли, сидевшая в своем крутящемся кресле, переменила позу и подняла глаза от работы, чтобы посмотреть на пустынную улицу.

Он не придет.

Внизу зазвонил колокольчик. Папа вздохнул и уронил голову на руки.

Взгляды всех обратились к двери.

Горничная провела врача в дом. Следом за ним в комнату как будто влетел дух тревоги и спешки. Доктор снял плащ, широко взмахнув им. Поднявшись, отец пожал ему руку.

— Мне пришлось задержаться, — проговорил доктор после того, как горничная ушла.

Лицо доктора с резкими чертами было грубым, как валун на вересковой пустоши. Волосы подернулись сединой. Глаза темно-карие, почти черные.

— Вы пришли! — воскликнул отец. — Слава Господу!

— Слава Господу, в самом деле, — мрачно произнес доктор. — Такие времена, что дожить до конца дня в добром здравии причина вполне достаточная, чтобы благодарить Господа.

— Сколько умерло сегодня народу?

— Не могу сказать. Слишком много. И нет этому конца. Возле старой сыромятни роют большую яму. Боюсь, она заполнится слишком быстро.

— Доктор Бладворт! — Голос мамы дрожал. Она была на грани истерики. — У вас есть средство?

Доктор порывисто повернулся к ней.

— Есть, — сказал он и достал из саквояжа маленький глиняный сосуд, покрытый зеленой глазурью. Сосуд был закрыт пробкой. Доктор поднял его вверх, как чашу Грааля. — Выпейте все этой целебной воды, и болезнь минует вас. Меня она хорошо защищает. — Его взгляд вновь обратился к отцу семейства. — Деньги при вас?

— Да.

Отец выдвинул ящик стола и достал из него мешочек с монетами. После завершения сделки доктор вновь завернулся в свой плащ и поспешно вышел из комнаты, словно боясь слишком долго дышать одним воздухом с собравшимся семейством.

У двери он обернулся и окинул взглядом комнату.

— Выпейте! — воскликнул он. — Выпейте до конца и не падайте духом. Пусть это избавит вас от всех страхов. — По его лицу скользнула едва заметная кривая усмешка. — Выпейте побольше, друзья мои, и от чумы вы не умрете — в этом можете на меня положиться.

Дверь хлопнула, закрывшись, — доктор ушел.

Отец подошел к матери и дал ей сделать несколько глотков. Следующей снадобье выпила Молли. На ее лице появилась гримаса недовольства. Джейн вскрикнула от отвращения, когда жидкость коснулась ее языка. Николас сделал большой глоток и остался стоять с плотно сжатым ртом.

Последним папа поднес сосуд Уиллу, который тихонько сидел в углу:

— Выпей, мой мальчик.

Уилл покачал головой, не разжимая губ.

— Не будь глупым, выпей! Мы все должны выпить это!

Уилл набрал в рот хваленого средства от чумы. Жидкость была густая, кисловато-горькая. Он сделал вид, что проглотил. Пока папа пил из сосуда, Уилл тихонько вышел из комнаты и, никем не замеченный, все выплюнул.

Ему не нравился доктор. Причин для этого не было, но Уилл Хилиард ненавидел этого человека всем сердцем. Ненавидел его грубое лицо, его быстрые, злые черные глаза.

Папа собрал прислугу и позволил каждому сделать по глотку.

В ту же ночь Молли проснулась в лихорадке.

В доме царило смятение. Заболела мама.

Рано утром пришла проверяющая. Она поставила диагноз — чума.

Следующим слег Николас.

Дом был заперт, и у дверей поставлен сторож. Он дежурил круглые сутки. Пищу и лекарства приносить в дом разрешалось. Вскоре начали заболевать слуги.

Отец не проявлял признаков болезни. Лишь на третий день он упал, как большой срубленный дуб, и умер через несколько часов. Его лицо и руки стали багрово-фиолетовыми.

Мама умерла на следующий день.

Джейн сражалась с болезнью, как дикая кошка. Но все равно болезнь победила и ее.

Один за другим начали умирать слуги.

Уилл забился в какой-то угол, глодая черствые корки и запивая их затхлой водой.

Последние звуки мучительного кашля прекратились в полночь на пятый день. В доме стало тихо.

Когда стражники пришли, чтобы забрать тела и отвезти их в большую яму возле сыромятни, Уилл, съежившись, сидел в своем тайнике. Если они его найдут, то наверняка отправят в чумной дом, и он умрет там.

В холодный предрассветный час в покинутый всеми дом Хилиардов явился доктор Бладворт. Он был один. Доктор переходил из комнаты в комнату, обшаривая дом в поисках ценностей. Уилл тайно и бесшумно следил за ним. В тот момент, когда Бладворт смахнул мамины драгоценности в свой бездонный мешок, Уилл готов был броситься на него и расцарапать мерзкое лицо ногтями.

Снадобье Бладворта было отравой. Доктор убил всю семью Уилла и теперь после своего ужасного преступления прибирал к рукам добычу. В конце концов, кто спросит с него за какие-то девять смертей, если умирает весь город?

Уилл незаметно выскользнул из дома и забарабанил в дверь соседей.

Они выслушали его, пришли в дом Хилиардов и обнаружили доктора Бладворта в кабинете отца. У его ног лежал мешок с награбленным, а сам он попивал лучший отцовский бренди.

Правосудие и месть — быстрая и суровая — не замедлили свершиться над убийцей. Судебного разбирательства не было. Уилл отыскал сосуд с ядом и принес его соседям. Там еще оставалось несколько капель. Бладворта заставили выпить их, после чего заперли в доме смерти и стали ждать.

Пять дней спустя его изуродованное тело вынесли из дома и бросили в чумную яму возле сыромятни. Потом могильщики божились, что, когда они начали забрасывать землей переполненную до краев яму, глаза доктора вдруг открылись. Они говорили, что он был похоронен заживо.

Уилл надеялся, что так оно и было.

— Ох, ну и дела!

Прошло минут пять, прежде чем Риган пришла в себя. До этого она молча сидела на краю кровати Тома, вперив взгляд в его лицо.

В течение всего невероятного повествования глаза его были закрыты. Голос по ходу рассказа становился все тише и тише, пока не перешел в еле слышное бормотание.

Теперь было слышно лишь дыхание, ровное и глубокое.

Том спал.

Риган осторожно высвободила свою руку из его горячей и потной ладони и вытерла ее о джинсы.

В комнату неслышно вошли Джек и Фрэнки.

Риган вскинула на них глаза. Судя по выражению на их лицах, они все слышали. Риган поняла, что вид у нее такой же ошарашенный, как и у двух ее друзей.

Джек быстро дотронулся до руки Тома, после чего жестом показал девочкам, что пора уходить.

В коридоре царила обычная больничная суета, туда-сюда сновали люди, кого-то везли на каталке, пожилая женщина ковыляла с помощью костылей.

— Ну, что вы на все это скажете? — Риган только что начала приходить в себя после рассказа Тома.

— Здесь нельзя разговаривать, — предупредил Джек.

Они прошли к лифту. В этот момент его металлические двери раздвинулись.

— Реа! — удивленно воскликнула Фрэнки.

Молодая женщина шагнула из лифта. В руках у нее были цветы, глаза прятались за темными очками.