Письмо не по адресу - Ульрих Гортензия - Страница 13

Знакомство с Хеберлайном прошло на удивление тепло. Вспоминаю всё это сейчас и не могу понять: ну почему мне сразу не показалось, что тут какая-то подлянка? Хотя, наверно, я не мог предвидеть то, что случилось потом…

— Итак, вы старший инженер? — спрашивает он. — Однако Мне кажется, что вы немного молоды для такой должности…

— Верно. Я вообще-то не совсем старший инженер, — отвечаю я. — Исполняю его обязанности. Так сказать, младший инженер на замещении.

— Состояние каких коммуникаций вас интересует?

— Водопровод. — Ничего лучшего в голову мне не пришло. Ну и вообще, в фильмах сантехниками часто переодеваются те герои, которым нужно выяснить важную информацию.

«Должно сработать», — подумалось мне.

— Водопровод? Прекрасно. И что именно вы будете проверять?

— Ну как же. Например, хорошо ли фланцуют фланцы. В каком состоянии зажимательная функция зажимов. И так далее.

Согласен, мне следовало бы подготовиться получше, но свободного времени не было ни секунды. К тому же этот милашка Хеберлайн, казалось, полностью уверился в моей компетентности.

— Прекрасно. И в каких участках трубопровода будет проводиться проверка?

— Повсюду. Да, повсюду, — говорю я, не желая навлекать на себя подозрения.

— Хорошо. А фотоаппарат нам зачем?

Хотя дружелюбная улыбка не покидала его лица, должен признаться, что парень начал действовать мне на нервы.

— Фотофиксация. Если в ходе проверки будет обнаружено неисправное оборудование, я обязан его сфотографировать.

— Вот как. Тогда прошу следовать за мной.

«Ну наконец-то! Пока всё идёт по плану», — думаю я.

И вот мы уже идём по коридорам, заходя во все помещения, которые попадаются на пути. Я честно простукиваю все трубы и прикладываю ухо к стенам, якобы прислушиваясь. Вроде пока срабатывает. Кажется, я полностью соответствую образу инженера-сантехника. Одно смущает меня: ни в одном из помещений крыс нет! Ни накрашенных, ни не накрашенных. Мимоходом я замечаю ещё одну дверь, но мой провожатый уверенно ведёт меня мимо неё и войти не предлагает. Проходит ещё несколько секунд, и он скороговоркой произносит:

— Вот, собственно, и всё. Мы прошли по всем помещениям.

Знаешь, если бы, говоря это, Хеберлайн не загораживал проход в тайную комнату, я бы, пожалуй, о ней и не вспомнил. Но напряжённый голос и неестественное поведение выдали его.

— Скажите, а что находится в этой комнате? — спрашиваю я, указывая на дверь.

Увы, в этот момент я напрочь забыл, что в руке у меня тяжеленный ящик с инструментами, не удержался на ногах и плюхнулся лицом вперёд, как полено. Хеберлайн отскочил в сторону, а мой подбородок пошёл на сближение с дверной ручкой… дверь открылась внутрь, и вместе с ящиком мы влетели в комнату, в которую Хеберлайн не хотел меня впускать. Больно было ужасно! Честное слово! Я, словно раненый альбатрос, отвёл глаза от пола и прямо над собой увидел… Никогда не угадаешь что. Электрическую розетку, висящую в воздухе.

— Хрю! — приветствует меня розетка, и я уже было решил, что от падения у меня пострадали не только рёбра, но и органы чувств. К счастью, боль вскоре поутихла, и нормальное зрение (за рассудок не поручусь) вернулось ко мне.

— Это же… Это же свиной пятак! — вскрикиваю я и вскакиваю на ноги.

— Верно, — сухо подтверждает свидетель моего падения. — А теперь идёмте.

— Но я не проверил, всё ли в порядке в этой комнате!

— Ну хорошо, — вздыхает Хеберлайн. — Однако постарайтесь сделать это побыстрее.

— А для чего предназначена эта комната? — спрашиваю я.

— Это лаборатория исследования свиней.

— Свиней? Не крыс? — слышу я свой голос.

— Нет, нет. Госпожа профессор Марципан не интересуется изучением фитнес-показателей крыс.

МАКС, честное кондитерское, если бы я своими глазами не увидел того, что происходит в этой комнате, я бы тоже ни за что не поверил, что такое бывает. В этой, так сказать, лаборатории стоят две беговые дорожки (ну ты знаешь, такие сейчас есть в любом фитнес-клубе), а по ним трусцой бегут две свиньи! Бедные скотинки опутаны электропроводами. Разряд! Разряд! И они начинают бежать ещё быстрее. Потом снова разряд, и они бегут из последних сил, задыхаясь и чуть не падая в обморок.

— И для чего же вам исследовать свиней?

— Ну нас интересуют различные показатели: липидный состав крови, частота сердечных сокращений, давление крови, стабильность кровообращения и так далее.

— И для чего вам всё это? — спрашиваю я. — Эти свиньи — будущие участники Олимпийских игр? Или эскалопы и жаркое из мяса фитнес-свиней имеют неземной вкус?

Шутка кажется мне на редкость удачной, но этот Хебершвайн и бровью не поводит.

— Нет, нет, что вы, — мотает он головой. — Это представляет интерес с научной точки зрения. Только с научной.

— И что толку с этого интереса? — не отстаю я. — Может быть, вы планируете по воскресеньям совершать совместные пробежки в парке?

(Тогда бы уж я посоветовал им запатентовать новый вид бега — бег ХРЮсцой, не путать с бегом трусцой.)

— Нет-нет, — отвечает Хеберхрюндель (видимо, «нет-нет» — его любимый ответ). — Просто интересно.

— А ещё вы им, наверно, делаете макияж? Гм, на один свиной пятачок у вас, должно быть, уходит полтюбика помады!

МАКС, поверь, по сравнению с историей про накрашенных крыс (которая сама по себе возмутительна) то, что происходит в «свиной лаборатории», — это полнейший беспредел. Бедные свиньи! Ты даже не представляешь, какой у них замученный и загнанный вид! Бежать, бесконечно бежать, чтобы упасть без сил и стать колбасой. Но не просто какой-нибудь колбасой, нет: самой спортивной колбасой в истории свиноедения!

— Прошу прощения, если я ошибаюсь, но, по-моему, вы пришли сюда, чтобы инспектировать водопровод, — прерывает меня Хеберлайн.

— Что, простите? Ах да, конечно!

Движением заправского сантехника я подхватываю свой ящик с инструментами и снова начинаю прощупывать стены. Ещё одна труба, ура! Делаю сосредоточенное лицо, вынимаю какую-то металлическую штуковину из ящика и начинаю аккуратно хлопать ею по трубе.

— Да, да, всё хорошо. Фланцует замечательно. Только звук немного странный, как будто труба пустая, — бормочу я всякую чепуху, опершись одной рукой о стену и другой простукивая трубу.

— Прошу прощения, если я ошибаюсь, но по-моему, вы проверяли водопроводные трубы? — спрашивает этот коварный тип.

— Что? А, ну конечно же, по крайней мере… То есть я хочу сказать…

— Тогда ответьте мне, для чего вы простукиваете электропроводку?

— Электропроводку? — недоумеваю я. — Не кажется ли вам, что эта труба великовата для проводки?

— Провода высокого напряжения. Для работы в лаборатории нужны сильные токи.

— Вот как! Но мне кажется, воду тоже можно пустить через эти трубы. Они широкие, места хватит. Да и стенки труб вроде достаточно прочные…

Мне самому понравилось, как я всё это сказал. Однако Хеберлайн не повёлся.

— Всё, с меня хватит, — резко прерывает Жаберлайн мой словесный поток. — Ваше представление окончено. Настало время для серьёзного разговора.

Я подскакиваю как ошпаренный. Чей-то кулак нависает над моим лицом… Шмяк! Больно! Искры из глаз. Когда боль немного проходит и зрение возвращается ко мне, я вижу перед собой двух типов в униформах. Нет, не полиция, это точно. Видимо, охрана. Тебе ли не знать, как выглядят такие типы: тело без единого грамма жира, голова без единого грамма мозгов; сплошные мышцы, серьга в ухе, бритая голова.

— Где подозреваемый? — спрашивает горилла человеческим голосом.

Признаюсь, меня удивило, что он способен говорить, да ещё и такими словами. Подозреваемый!

— Кого конкретно вы имеете в виду? — спрашиваю я, прекрасно понимая, что он вряд ли говорит о несчастных свиньях-стайерах.

— Пройдёмте с нами, — обращается ко мне горилла номер один.

— Чёрта с два! Я ничего не сделал! И к тому же я здесь по поручению этой дамы, Хар… Ну, поэтессы. Матильды Харденберг, вот!